30 мая на белорусско-польском погранпереходе в Тересполе произошло ЧП. Границу с польской стороны на высокой скорости, тараня шлагбаумы, пересекла темная BMW. Из нее выбрались женщина и трое детей, которые вскоре оказались в окружении подоспевших белорусских пограничников.
Выяснилось, что уроженка Чечни Зулихан Лулаева вместе с семьей таким способом пыталась вернуться на родину. Девять лет назад она, ее муж и их дети уехали в Швецию, надеясь обрести там новую жизнь. Однако жизнь эта оказалась не похожа на сказки Астрид Линдгрен. Закончилось все тем, что детей изъяли у семьи и отдали на воспитание приемной семье. Пройдя через несколько кругов юридического ада, супруги Лулаевы решили, что пора на родину.
Проблема в том, что Швеция, которая когда-то была пионером открытой миграционной политики, больше не справляется с наплывом мигрантов. А политика мультикультурализма потерпела там такой ослепительный крах, что вынудила идти на попятный даже упрямые шведские власти.
Швеция — страна криминала
В 2021 году шведский Совет по предупреждению преступности выпустил шокирующее для граждан страны расследование. Оказалось, что Швеция — единственная страна Европы, где наблюдается рост числа преступлений с применением огнестрельного оружия. В 2021 году их количество увеличилось на 10% по сравнению с предыдущим годом, до 366 инцидентов, или по одному случаю в день. В перестрелках 47 человек погибли и еще 117 были ранены. Только в Стокгольме в 2020 году огнестрельное оружие применяли на 79% больше по сравнению с 2019 годом.
Больше стало поджогов, угонов машин, вооруженных ограблений. Растет количество насилия по отношению к женщинам. В городах больше стало банд, растет наркорынок. Весной 2023 года шведское издание SVT писало, что кокаин теперь настолько распространен, что его можно приобрести в любом баре. Наконец, наравне с Францией, Германией и Великобританией рост убийств в Швеции продолжается несколько лет подряд.
Что же объединяет эти страны? Авторы шведского исследования о преступности указывают — криминализация напрямую связана с миграцией. Если мигранты в первом поколении совершали в 2,5 раза больше преступлений, то мигранты во втором поколении уже чувствуют себя в этом плане гораздо свободнее — идут на преступление в 5 раз чаще коренных шведов.
Каков был ответ государства на это исследование? Против ученых завели уголовное дело на предмет того, имели ли они «этическую лицензию» на обработку «конфиденциальных данных». И это типичный ответ шведских властей на наболевшую миграционную проблему. Вместо адекватной реакции там долгое время предпочитали закрывать на происходящее глаза.
Как Швеция стала страной для мигрантов?
Активной миграционной политикой Швеция занялась не сейчас.
«Когда я впервые приехал в Швецию, еще будучи студентом в 80-х гг., уже тогда эта страна отличалась от типичных представлений о себе как о стране, где живут светловолосые потомки викингов, — рассказывает aif.ru директор по научной работе Международного дискуссионного клуба “Валдай” Федор Лукьянов. — Активная миграция в Швецию началась в 60-е гг. ХХ в. Первоначально это были больше выходцы из восточной и южной Европы, латиноамериканцы. А уже в 80-90-е подключились Ближний Восток и Африка».
В соответствии с законом от 1984 года, скандинавская страна почти всегда выдавала разрешения на постоянное проживание беженцам и лицам, ищущим убежища. Им предлагали щедрые социальные льготы: предоставляли жилье, пособие, на которое можно было жить, не работая, льготы инвалидам, бесплатное обучение несовершеннолетним и пр. Неудивительно, что только с 2015 по 2020 год Швеция приняла 160 тыс. мигрантов — самый высокий показатель в Европе на душу населения. Это при том, что в стране живет меньше 10 млн человек.
Сюда ехали курды, сомалийцы, сирийцы, чеченцы, афганцы, индийцы. Инспектор Ульф Бёстром, который занимал пост главы отдела интеграции Гетеборга и проработал в полиции больше 42 лет, рассказывал шведской прессе, что только в Гетеборге живут представители 184 национальностей — немногим меньше, чем во всей огромной России (у нас их чуть больше 190).
В такой ситуации нечего было и думать о том, что «новые шведы» будут потихоньку ассимилироваться на новой родине. Наоборот, зачастую мигрантов селили в одних анклавах, где они порой теперь даже доминируют над собственно шведами. Новоприбывшие продолжали и в Швеции жить по своим законам и обычаям. А когда здесь в 80-е гг. из-за низкой криминогенной обстановки отменили патрули полиции, это привело к резкому всплеску преступности.
«Когда кошка уходит, крысы танцуют на столе. В Швеции кошки не было уже 30 лет. Без полиции не было никакого способа показать наши законные границы новоприбывшим», — говорит Бёстром. И закон в свои руки начали брать национальные кланы или новые преступные группировки.
«У кланов есть кодекс молчания. Они не доверяют властям Швеции и не разговаривают с нами... Кланы рассматривают белых шведов как еще один клан, который контролирует институты страны», — добавил полицейский.
В результате, если в 80-х годах полиция шведского Гетеборга раскрывала 80% убийств, сейчас всего 20%. Однако несмотря на низкие показатели по раскрываемости, шведские тюрьмы все равно оказались перегружены. Из-за этого преступников даже по тяжелым статьям (например, за изнасилования) отпускают по УДО после 3-4 лет в заключении.
Непримиримые культуры
Еще одна проблема, которую приносит фактически неконтролируемая миграция, — увеличивающийся разрыв между двумя культурами — западной и мусульманской.
Нынешнюю Швецию нельзя назвать чрезмерно религиозной страной. По некоторым исследованиям, до 85% шведов можно считать атеистами — это самый высокий уровень атеизма в мире. Церкви по всей стране закрываются просто из-за ненадобности. Посещаемость Церкви Швеции очень низкая: согласно ее собственным данным, менее 4% ее членов посещают богослужения, постоянных прихожан — лишь 2% от населения.
В то же время мусульманская община постоянно растет. Если в 2014 году, по официальным данным, приезжих только из мусульманских стран было порядка 600 тыс. человек, или 6% населения страны, то в 2017-м — уже 810 тыс., или более 8% населения.
«Если первые мигранты в 60-х гг. были из христианских стран и можно было говорить о том, что общий культурный базис у старого и нового населения был един, то теперь основу миграции составляют мусульмане. Что ни говори, а это совсем другой культурный код, другое отношение к жизни, другие авторитеты, ценности. И это благодатная почва для трений в обществе», — говорит Федор Лукьянов.
Культурные различия ярко проявляются во многих сферах жизни. Например, ювенальная юстиция — то, от чего пострадала семья Лулаевых.
Огромное количество скандалов между «новыми» и «старыми» шведами связано с воспитанием детей. Вся социальная работа с семьями в Швеции строится на принципе barnets bästa — интересы ребенка. Если социальные службы заподозрят, что эти интересы нарушаются, они легко могут изъять ребенка из семьи. Нарушением этих интересов считают не только вполне логичные вещи, вроде физического или психического насилия или сексуальной эксплуатации, но и, например, жестокое обращение (родители могут попасть в фокус внимания социальных служб за шлепки по попе) или плохое материальное обеспечение ребенка (грубо говоря, если социальные службы сочтут, что родители плохо справляются с воспитанием). Особенностью же Швеции является то, что соцслужба ориентируется в том числе на сообщения соседей или учителей, которые по закону обязаны следить за тем, хорошо ли себя чувствуют дети и в случае чего сообщать куда надо.
«На востоке чаще встречается толерантное отношение к физическому насилию над детьми. Плюс в Европе прямо противоположные взгляды на допустимое поведение девочек в обществе, включая ранние браки, ношение хиджаба и т. д.», — отмечает Лукьянов. Детей изымают из семей, которые социальные службы Швеции считают проблемными, и передают приемным родителям. У тех, естественно, могут быть свои взгляды на воспитание. Например, детям Лулаевых приемные родители запрещали молиться. Нетрудно понять, как это воспринимается в мусульманских семьях.
Кстати, проблемы со шведской ювенальной юстицией возникают отнюдь не только у мусульманских семей. Русская семья Лисовых жила в Швеции, когда в 2017-м у матери диагностировали шизофрению и органы опеки Швеции отняли детей у родного отца и передали приемной семье. Интересно, что отец не был асоциальным, работал врачом, но находился в процессе получения гражданства. А приемная семья оказалась семьей мигрантов из Ливана, имели гражданство, получали от государства солидное пособие и дополнительные большие деньги за опекунство.
Неудивительно, что все это приводит к тому, что мигранты обвиняют власти в похищении детей.
Рост мигрантофобии
Почему же Швеция тем не менее продолжала пускать к себе такое количество мигрантов? Ответ прост — святая вера в политику мультикультурализма, которая перемелет все нации и создаст единое светлое общество новых шведов, в котором люди будут жить друг с другом в мире и согласии без разделения на цвет кожи, религию или половую принадлежность.
Однако реальный мир оказался куда суровее. Нетрудно догадаться, как волнообразный рост культурно чуждой мусульманской общины, связанный с этим рост преступности и многочисленные культурные трения влияют на собственно шведов.
«Если в 80-е гг. только основанная националистическая партия шведских демократов, чьей основой является борьба за ограничение миграции, считалась в Швеции маргинальной и пользовалась поддержкой пары процентов населения, то на выборах 2022 года стала второй по численности в парламенте, набрав 20% голосов», — говорит Лукьянов.
Порой борцы с засильем мигрантов используют такие же маргинальные средства борьбы, как и их противники. Например, жгут Кораны. Это, в свою очередь, вызывает непонимание мигрантов. После очередной акции в апреле прошлого года страну охватили беспорядки. Были сожжены 10 полицейских машин. Это пока еще не парижские цифры, где в столкновениях с полицией поджигают сотни автомобилей. Но для небольшой Швеции это все равно событие, которое дает антииммигрантским партиям новые голоса. В итоге спираль эскалации бесконечно раскручивается, с каждым кризисом разжигая пламя непонимания между двумя общинами.
Однако из-за продвижения мультикультурной повестки шведские власти предпочитали просто отрицать проблему, рассказывая, что все на самом деле в порядке, мультикультурализм работает, а во всем виноваты плохие расисты, которые специально очерняют успехи мультикультурной политики
После того как профессоры Кристина Сундквист и Ардаван Хоснуд из Лундского университета опубликовали статью на тему классового анализа состава насильников в Швеции, в которой сделали вывод, что преступления чаще всего совершают мигранты, против них начала расследование комиссия по этическому обзору, подчиненная шведскому министерству образования. За публикацией и без того очевидной статистики последовали бурные обсуждения. Левые в парламенте в один голос завопили, что мигранты — жертвы сегрегации и расизма, а подобные исследования их только укрепляют. А тогдашний глава правительства Стефан Лёвен только развел руками — дескать, недосмотрели, надо было больше инвестировать в образование и культуру.
И только в этом году новое шведское правительство решило-таки начать хоть какие-то изменения в миграционной политике. Они возводят какие-то барьеры в сравнении с ультра-либеральным миграционным законодательством, существовавшим ранее. Например, языковые и культурные тесты на гражданство. Лицу, желающему получить шведский паспорт, необходимо слушать и читать на шведском языке на втором из шести уровней согласно общеевропейской компетенции владения иностранным языком. Что касается культуры, то предлагается ввести простой тест на проверку базовых знаний в исторических и культурных аспектах Швеции. Также миграционные службы получили больше возможностей для отказа беженцам в убежище.
