Визит Владимира Путина в Ватикан, откуда он вернулся с подарком — изображением ангела, который, по словам Папы Франциска, «приносит мир и справедливость», вызвал на Западе немало пересудов. Накануне даже утверждалось, что США пытались отговорить Ватикан от этой встречи. Если это действительно так, то, как видим, не получилось.
С этим понтификом Западу вообще сложно. Он не меркантилен, ему не нравятся западные военные авантюры в исламском мире, в результате которых там убивают христиан и разрушают христианские храмы. Ему не по душе развал традиционных семейных ценностей на Западе, не говоря уже о том, что ему не по душе западные корпорации — «жирные коты», живущие за счет миллионов нищих в Азии, Африке и в его родной Латинской Америке. Аргентинец Хорхе Марио Бергольо — первый в истории Папа из Нового Света и первый за более чем 1200 лет Папа не из Европы. И это накладывает на него неизгладимый отпечаток. У нас мало, кто понимает, что латиноамериканский католицизм — история особая. Но об этом чуть позже.
Отношения России и Ватикана, если брать историю в целом, переполнены, за редким исключением, негативом. Так было в дореволюционные времена, так было при советской власти. Лишь после падения Советского Союза дело постепенно начало налаживаться. Во всяком случае, на государственном уровне. Отношения Ватикана и РПЦ — отдельная история.
Единственный дореволюционный российский лидер, у которого были добрые отношения с Ватиканом, это Павел I. Этот император-экуменист искренне пытался сблизить католицизм и православие. И даже в трудные для римского понтифика времена, когда в Италию вторгся Наполеон, приглашал его поселиться в Петербурге. Но это исключение. Все прочие русские императоры, защищая православие от проникновения в Россию католических миссионеров, с Ватиканом либо вовсе не поддерживали контактов, либо это было чисто формальное общение. Причем зачастую очень формальное. Говорят, Николай II был единственным монархом, который поддерживая отношения с папским престолом, тем не менее, не обменивался с понтификом даже открытками на Новый год.
Не способствовало сближению и перманентно сложное положение в католической Польше — в ту пору она была частью Российской империи. Причем, в ходе каждого восстания чуть ли не каждый католический костел становился своего рода политическим штабом инсургентов. И в Петербурге это, разумеется, знали.
Большевикам католический священник в первые годы советской власти нравился чуть больше православного, поэтому в Ватикане какое-то время питали иллюзии, что новая власть позволит им действовать в России с большей свободой. И эти надежды сильно туманили взор. Когда встал, например, вопрос об оказании гуманитарной помощи голодающим в России, товарищ Воровский прямо заявил представителю Папы монсеньору Пиццардо, что участие католиков в этой миссии устроило бы советскую власть больше, чем участие православных, поскольку первые наверняка не испытывали ностальгии по царскому режиму. Пиццардо понимающе кивнул, и они с Воровским подписали проект соглашения, согласно которому католические священники, направлявшиеся в Россию, не должны были принадлежать к странам и политическим группам, враждебно настроенным по отношению к советской власти.
Сам договор между Святым престолом и большевиками был подписан 12 марта 1922 года. Следует признать, что большевики проявили тогда удивительную терпимость. Скажем, статья 10 договора предусматривала, что посланники Святого престола смогут беспрепятственно покинуть территорию России «даже в случае совершения ими правонарушения, предусмотренного Уголовным кодексом». Подписали документ кардинал Гаспарри и все тот же товарищ Воровский.
Не случайно, конечно, и то, что Ватикан фактически выступил на стороне большевиков накануне известной Генуэзской конференции в Раппало (1922 год). Архиепископ Генуэзский призвал паству молиться за успех встречи, а сам понтифик Пий XI, приветствуя встречу, призвал участников вести переговоры с «чувством примирения, с готовностью пожертвовать личными выгодами для блага общего дела». Все эти примирительные жесты Ватикана не нашли ни малейшей поддержки у большинства западных политиков, а позиция понтифика показалась им весьма подозрительной.
Закончилась эта «история любви», разумеется, грустно. Католический падре, естественно, оказался в ГУЛАГе на соседних нарах с православным священником. Советская власть терпела присутствие католического епископа француза Пи Эжена Неве — представителя Ордена ассумпционистов (орден Успения), на своей земле до 1936 года, когда епископ был все-таки вынужден покинуть Россию, которой посвятил всю жизнь. В стране уже шли массовые репрессии. Когда Неве пересекал советскую границу, на Лубянке выбивали показания из другого католика — монсеньора Фризона, которого обвинили в шпионаже в пользу Германии. По данным Неве, он был расстрелян около 20 июня 1937 года.
В полной мере официальные отношения с Ватиканом были установлены уже в президентство Медведева. После того, как в декабре 2009 года он совершил рабочий визит в Ватикан и встретился с тогдашним понтификом Бенедиктом XVI. Хотя, конечно, первые шаги к нормализации отношений были сделаны сразу после развала СССР. И это правильно. В России живут все-таки не только православные, мусульмане и иудеи, но и немало католиков — сотни тысяч. И для этих людей нормальные отношения России с Ватиканом важны.
А теперь об особенностях католицизма в Латинской Америке, которые в немалой степени определяют характер нынешнего понтификата. Возможно, самое важное, что отличает католического священника всю жизнь проработавшего в этом регионе от Запада, это обостренная совестливость, что и заставляет его иначе смотреть на вопросы социальной справедливости. Это уже история, причем очень старая.
Однажды в Кордильерах в убогой индейской деревушке пришлось говорить с одним испанским падре. Отвечая на мой вопрос, как его сюда занесло, он ответил: «Искупаю грехи своих предков». И сказано это было искренне. У нас обычно вспоминают о том, что рядом с конкистадором шел католический падре и вместе они мечом и виселицей обращали в христиан и рабов местных индейцев. Это правда, но неполная. Мало кто знает, что часть вернувшихся из Америки миссионеров горячо протестовала против жестокостей, которые чинили в погоне за золотом конкистадоры, не считавшие аборигенов за людей. А возглавлял этих «протестантов» известнейший в ту пору человек — бывший хронист конкистадоров Бартоломе де лас Касас. Он и его соратники подняли в Испании целую бурю, в результате которой в 1512-13 годах были даже сформулированы так называемые законы Бургоса, которые регулировали многие аспекты жизни индейцев. Однако противников оказалось намного больше, золото казалось важнее жизни индейца, поэтому все ушло в песок. Но память в католической церкви об этой гуманистической попытке осталась. Во всяком случае, в Латинской Америке.
Еще позже католические священники-иезуиты возглавили в Парагвае восстание местных индейцев против португальских работорговцев, причем, несмотря на противодействие официального Ватикана. Кстати, нынешний понтифик как раз из иезуитов.
В российском менталитете само слово «иезуит» звучит как обвинение. Хотя при Екатерине Великой в России именно иезуитские учебные заведения считались самыми престижными. Среди русских фамилий, обучавшихся в иезуитском пансионе, можно встретить немало знаменитых: Голицыны, Толстые, Пушкины, Кутузовы, Одоевские, Глинки и так далее. И эта эпоха закончилась лишь в царствование Александра I.
Наконец, именно в Латинской Америке, причем, не за рамками, а внутри самой церкви родилась так называемая «Теология освобождения», которая пыталась совместить христианство с коммунистическими идеями. Лично знал одного из крупнейших теоретиков этой доктрины перуанского падре Гутьерреса. И должен признаться, редко встречал столь чистых и совестливых людей.
Это в никарагуанской сельве можно было в свое время встретить католического падре с автоматом Калашникова и маленьким портретом-иконкой Че Гевары на берете. И крестом на груди. Разумеется, подобных радикально настроенных падре было меньшинство, однако сам социальный вопрос, вопрос несправедливого распределения богатств, несправедливых законов, вопрос совести стал важным для большинства католических священников, которые родились или работали в Латинской Америке. Они ходили не по Елисейским полям, поэтому знают, что такое настоящая нищета и голод.
Вот и нынешний Папа Франциск из них. И давить на него из Белого дома бессмысленно. Он тот, кто есть. И будет всегда поступать так, как подсказывает ему его латиноамериканская совесть.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.