В четверг, 2 июня, исполняется 150 лет со дня основания Российского исторического общества, созданного известными государственными и общественными деятелями XIX века, поддержанного императорским домом Романовых. Спустя годы его труды и опыт не только не потеряли своего значения, но и стали примером для новых поколений историков и политиков. О том, чем сегодня живёт общество, а также как за 150 лет изменился подход к истории, в эксклюзивном интервью АиФ.ru рассказал директор Института археологии Российской академии наук, академик РАН, член президиума совета Российского исторического общества Николай Макаров.
Наталья Башлыкова, АиФ.ru: Российское историческое общество было основано 150 лет назад. Насколько сильно изменились цели и задачи объединения? В чём его миссия сегодня?
Николай Макаров: Русское историческое общество (название в XIX веке — прим. авт.) создавалось как организация, призванная содействовать национальному просвещению. Под просвещением тогда понималось распространение материалов по истории, прежде всего издание исторических документов. В то время в науке превалировало мнение, что это универсальный метод приобщения к истории.
Основателями РИО были известнейшие историки, общественные и государственные деятели, как правило, занимавшие высокое положение на государственной службе. Достаточно напомнить, что первым председателем общества был воспитанник Николая Карамзина и один из ближайших друзей Александра Пушкина князь Пётр Вяземский, литератор, журналист, а в поздние годы своей жизни — сенатор и член Госсовета. Также в число основателей общества входили промышленник Александр Половцов, обер-прокурор Синода, министр народного просвещения граф Дмитрий Толстой, историк, помощник директора Императорской публичной библиотеки Афанасий Бычков, профессор русской истории в Петербургском университете Константин Бестужев-Рюмин.
Главный итог их работы — издание 150 томов разнообразных исторических документов: от грамот из княжеских и монастырских архивов XV века до дипломатической переписки и мемуаров XIX века, в том числе переписки Екатерины с Потёмкиным, документов по истории Отечественной войны 1812 года.
Воссозданное в 2012 году Российское историческое общество не только продолжает традиции основателей, но и ставит более широкие задачи. Прежде всего, это формирование общероссийской исторической культуры на основе объективного изучения отечественной и мировой истории. «Объективность» здесь — ключевое слово. Оно много значит в мире, где информационные потоки так разнообразны, а вольное обращение с историческими фактами и конкуренция научного знания и паранаучных конструкций стала нормой.
— Правильно ли я понимаю, что до Императорского русского исторического общества работы по систематизации исторических знаний не велось?
— Сбор, изучение и издание средневековых рукописей, источников по истории России берёт своё начало в XVII веке. Прорыв в понимании ценности документальных источников произошёл в начале XIX века с появлением так называемого Румянцевского кружка (Содружество историков, археографов, филологов, объединившихся вокруг мецената графа Николая Румянцева —прим. авт.), занимавшегося поисками и публикацией средневековых рукописей.
Но издательская деятельность РИО, начатая в 1860-е гг., стала новым рубежом в научном освоении богатейших архивных собраний России. Публикации сделали открытым для любителей истории и учёных множество ранее недоступных текстов, без которых невозможно предметно разобраться в хитросплетении исторических событий от эпохи Ивана III до эпохи Александра I. Тем более что многие документы хранились в закрытых архивах, например в архиве Министерства иностранных дел.
Стоит сказать, что последним председателем РИО в XIX веке был великий князь Николай Михайлович Романов. Энтомолог, историк, автор исследований по эпохе Александра I и русско-французским дипломатическим отношениям, инициатор фундаментальных изданий по историческим некрополям Москвы, Петербурга и русской провинции, он был расстрелян в Петропавловской крепости в 1919 г.
Попытка возродить РИО была предпринята в 1925 году историками, оказавшимися в эмиграции. В Праге было издано несколько томов «Записок». Но возможностей для полноценной работы было недостаточно.
— В 1873 году отдельным указом общество стало именоваться Императорским русским историческим обществом, то есть оказалось под прямым патронажем императорского дома. Насколько достаточно влияния у общества в наши дни в плане его просветительской и другой деятельности?
— Сегодня в состав РИО входят крупнейшие исследовательские, образовательные и музейные организации, представленные их руководителями. Членами общества являются влиятельные представители власти, а его председателем — спикер Госдумы Сергей Нарышкин. Очевидно, что воссозданное РИО обладает достаточным политическим весом. Сложнее обстоит дело с финансами. Большие надежды связываются с появлением фонда «История Отечества», указ о создании которого подписан президентом РФ в апреле этого года. Хотя четыре года общество существовало без финансирования и сумело многое сделать в этих условиях.
А что касается статуса, авторитета организации, то он, прежде всего, определяется качеством исследований, содержанием проектов, научным уровнем дискуссий, которые ведутся РИО. Сегодня информационный мир устроен таким образом, что никакая профессиональная корпорация не может навязать свои научные продукты, если они не интересны обществу и не соответствуют его ожиданиям. А ведь надо уметь вести разговор и с той частью российских граждан, которая не настроена на то, чтобы читать длинные специальные тексты, вникать в подробности споров, которые ведут историки.
— Так было всегда? Изменилось ли за 150 лет отношение к истории в России?
— Сейчас отношение российского общества к истории противоречиво. С одной стороны, существует очевидный общественный спрос на историческое знание. Об этом говорит огромное количество исторических материалов и документов, размещаемых в интернете организациями и частными лицами, рост посещаемости музеев, рост интереса к истории семей, сопровождающийся поисками соответствующих архивных материалов.
Но с другой стороны, если раньше история воспринималась как академическая наука, где профессиональные знания создавались специалистами, то сейчас распространено мнение, что историей может заниматься каждый. История перестала быть территорией, принадлежащей профессиональным историкам, как это было 150–100 лет назад, когда слово Николая Карамзина, Василия Ключевского или первых историков-марксистов воспринималось как истина в последней инстанции.
— Но ведь и сами историки зачастую непостоянны и склонны менять свою точку зрения. Как вы относитесь к тому, что история переписывается?
— Это абсолютно нормальное явление. История не должна переписываться в соответствии с политической конъюнктурой. Но история неизбежно переписывается, поскольку фонд источников о прошлом постоянно расширяется, а в арсенале историков появляются новые методы исторического анализа. Наконец, появляются новые концепции организации общества и мировой экономики, которые оказываются востребованы исторической наукой.
Я занимаюсь исследованием средневековой Руси, история которой сегодня не может получить полноценного освещения без берестяных грамот. С 1951 года в древнерусских городах найдено 1080 берестяных грамот, основная часть которых из Новгорода. Понятно, что ни Карамзин, ни Ключевский, ни историки-марксисты не знали этих источников. А значит, они не располагали важнейшими данными о древнерусском денежном счёте, масштабах торговых операций, судебном производстве, а также о сложном социальном устройстве Новгорода с консолидированными боярскими кланами.
Механически внести эти факты в уже существующие тексты по истории Руси невозможно. Требуется их «переписать», впитывая и обобщая новые данные.
Стоит также отметить, что появление новых исторических фактов далеко не всегда связано с археологическими раскопками. Архивная «революция» 1990-х – начала 2000-х открыла разнообразные документы советского времени, раскрывающие ключевые события 1917 года, Гражданской войны и истории советского времени. Среди них, например, документы по истории взаимоотношений советской власти и церкви, документы по истории коллективизации и советского «атомного проекта», по истории Карибского кризиса. Это подлинные архивные материалы, позволяющие достоверно воссоздать события, реальная картина которых долгое время оставалась неизвестной. Их появление неизбежно ведёт к переписыванию текстов, рассказывающих о нашей новейшей истории.
— Но ведь тогда получается, что каждая эпоха создаёт свою версию истории… Сейчас вот уже на полном серьёзе обсуждается версия о том, что татаро-монгольского ига не существовало. Как с этим быть?
— Есть некоторое ядро строгого верифицированного знания о прошлом, основная сумма фактов. Это базовое знание может прирастать, дополняться с появлением новых источников. Но оно не должно подвергаться ревизии, если, разумеется, в поле зрения науки не оказались какие-то новые, ранее неизвестные документы или археологические находки. Хотя в оценке тех или иных исторических явлений всегда будут присутствовать разные идеи, влияние различных течений общественной мысли, а также индивидуальный опыт историка.
В Ярославле и Владимире в последнее десятилетие исследованы массовые захоронения горожан, погибших зимой 1238 года, времени, когда эти города были взяты Батыем. Недавно мы обсуждали эти материалы с нашими германскими коллегами, специалистами по средневековым городам Западной Европы. В Западной Европе урбанизация в XIV века ускоряется, на Руси города, испытавшие монгольский удар, перестают развиваться, на их территориях обнаружено немало предметов восточного происхождения — оружие, керамика, предметы быта.
Обращаясь к этим материалам, «евразийцы» оставят без внимания свидетельства упадка городов и военной катастрофы, подчёркивая позитивное значение «восточного влияния», их оппоненты, наоборот, предпочтут не заметить этот «позитив». Но историк, ставящий перед собой задачу создания полной, достоверной картины событий, должен видеть всё многообразие материалов, отражающих историческую ситуацию этого времени. Хотя понятно, что в этом случае можно ожидать и других интерпретаций.
— Но ведь и эти иные интерпретации популяризуются и распространяются в книгах…
— Мы живём в свободном обществе, где нет цензуры, нет запретов на распространение различных версий истории. Важнейшая задача РИО, как уже было сказано, формирование общероссийской исторической культуры, которая основывается на достоверном научном знании. Эта культура — лучшее средство противодействия односторонним, предвзятым интерпретациям.
— Что можно сказать об итогах работы РИО с 2012 года? Может быть, можно назвать какие-то основные проекты, которые удалось реализовать?
— Под эгидой РИО выполняется значительное количество исторических проектов, выделяющихся особой научной и общественной значимостью. Ежегодно формируется список таких проектов, включающий научные конференции, публикации, выставки, отдельные научные исследования. Гриф РИО — особый знак качества.
Общество взяло на себя большую работу по историческому освещению крупнейших памятных дат. Таких как 70-летие Великой Победы, 200-летие войны 1812 года, 400-летие Земского собора 1613 года, избрания на царство Михаила Романова, 1000-летие князя Владимира Святославича, Крестителя Руси.
Стоит особо выделить мероприятия, приуроченные к 100-летию Первой мировой войны, которая была практически вычеркнута из истории в советской время. Огромное значение имеет инициированный РИО проект по оцифровке «картотеки потерь» российской армии: учётных карточек личного состава — убитых, раненых или пропавших без вести.
Сейчас эта картотека, насчитывающая 7,7 млн документов, находится в архивном хранилище в сибирском городе Ялуторовске, в Москве в советское время для неё места не нашлось. Проект предполагает полную оцифровку документов и размещение их в открытом доступе в интернете. Это дань памяти погибшим, а также предоставление гражданам возможности поиска информации о членах их семей, участниках Первой мировой.
— 2 июня впервые пройдёт заседание новой международной комиссии по выработке объективных подходов к оценке исторических фактов. Насколько это актуальная проблема искажения истории и как с ней бороться?
— Для историка «борьба за правду», создание достоверной картины прошлого — органичная часть его профессии. Эта работа никогда не прекращается.
И не должно быть иллюзий, что мы можем предпринять какие-то действия, которые раз и навсегда очистят историю от искажённых версий. «Войны за прошлое» шли всегда, но наше участие в этих войнах не означает того, что мы должны ретушировать наше прошлое, отступать от исторических фактов. Наши возможности противодействовать фальсификациям во многом зависят от состояния нашей академической науки, качества современных исследований.
— Археология — очень точная историческая дисциплина, которую сложно обмануть. На ваш взгляд, как часто попытки такого случайного или неслучайного обмана происходили в России?
— Сегодня на антикварном рынке немало фальсификатов, подделок скифских и античных украшений. Их производство в России началось в XIX веке, в эпоху широких раскопок скифских некрополей на юге, новый всплеск приходится на последние десятилетия. Фальсифицируются византийские и древнерусские украшения и предметы христианского культа. Появление подделок «создаёт помехи», затрудняет понимание отдельных моментов развития древних и средневековых культур. Но не приводит к тотальному хаосу в нашем видении прошлого.
— А есть обратные примеры, когда археологические находки показывали недостоверность исторических версий?
— Проверка истории археологией — исключительно увлекательное занятие. Уже полгода Институт археологии ведёт раскопки в Кремле, на месте демонтированного 14-го корпуса, где ранее находился Чудов монастырь, основанный в 1357 г. митрополитом Алексием. Согласно житию митрополита Алексия, монастырь был основан на месте ордынского подворья. В благодарность за исцеление от глазной болезни ханша Тайдула передала этот участок в дар митрополиту для основания монастыря. Этот рассказ цитируется во многих исторических сочинениях, посвящённых Чудову монастырю. Но исследуя культурные отложения «домонастырского» времени, мы пока не нашли следов ордынского подворья. В культурном слое есть отдельные находки восточного происхождения XIV века, но они присутствуют и на других участках средневековой Москвы.
Следует ли из этого, что рассказ жития недостоверен? Я бы не стал торопиться с таким заключением. Во всяком случае, до завершения раскопок, вскрытия более широких площадей. Но уже сейчас понятно, что древнейшая история восточной части Кремля, где возник Чудов монастырь, открывается перед нами более сложной.
— С какими трудностями сталкивается сейчас археология в России?
— Как и все учёные, археологи хотели бы, чтобы финансирование их отрасли было более щедрым. Чтобы, кроме охранно-спасательных раскопок, финансировались бы и экспедиционные исследования, ставящие перед собой чисто научные задачи, ориентированные на изучение ключевых памятников древности.
Одна из острых проблем — археологическое образование, подготовка кадров. Сегодня нам не хватает молодых археологов, обладающих необходимой профессиональной подготовкой, способных не только вести раскопки, но и готовить научные труды на основании новых материалов, создавать новое знание. Существует большая потребность в практиках, владеющих теорией, обладающих широким гуманитарным кругозором.
Только таким специалистам можно доверить участие в археологических работах в древнерусских городах, в Херсонесе, на памятниках Крыма, в Пальмире. Но в России в номенклатуре специальностей высшего образования нет специальности «археолог», в отличие от вузов Западной Европы и Китая. Необходимо в ближайшее время расширить подготовку археологов в российских вузах.
Другая проблема — коммерциализация археологии. Значительная часть спасательных раскопок на новостройках в России сегодня выполняется коммерческими археологическими организациями, которые формально производят раскопки, но не очень заинтересованы в научных результатах. Государственные учреждения науки и культуры, успешно ведущие археологические исследования многие десятилетия, вытесняются из сферы охранно-спасательной археологии коммерческими организациями. И фактически лишаются доступа к новым материалам, подпитывающим археологию. Проблема требует более тонкого законодательного регулирования.
— Приходится ли «вести войну» с «чёрными археологами»?
— Новое российское законодательство о сохранении культурного наследия даёт практическую возможность для пресечения грабительства. Есть случаи, когда грабители были привлечены к ответственности — в Крыму, Татарстане, Костромской области.
— Какие наиболее «активные» разрабатываемые объекты сейчас? К чему привлечено сейчас внимание вашего института?
— Ежегодно институт снаряжает около 40 экспедиций, которые ведут исследования во многих регионах европейской России — от Соловков и Калининграда до Тамани и Дагестана. Мы стараемся вести работы таким образом, чтобы в поле нашего зрения были памятники разных хронологических групп и разных эпох: от палеолита до Московской Руси. Такой подход должен обеспечить новое исследование основных узлов исторического процесса на широких пространствах между Причерноморьем и Арктикой, новое видение взаимодействия древних культур. Ведутся экспедиционные исследования и в более удалённых точках: на Дальнем Востоке, на Шпицбергене, в Туве. Надеемся, что удастся продолжить исследования в Иерихоне, в Палестине, начатые на участке Российской Федерации в 2009 году.
