Успокоить нервы общества. Что говорит народ и как его слышит власть

Ежегодно в России проводятся сотни соцопросов. Их результаты, можно сказать, — это глас народа. Но слышит ли его власть?

Не каждая реальность властям приятна, что бы на этот счёт ни заявлялось с высоких трибун.

— Михаил Горшков

На этот и другие вопросы «АиФ» ответил директор Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН академик Михаил Горшков.

Опрос или протест?

Владимир Кожемякин, «АиФ»: Михаил Константинович, насколько ваши соцопросы востребованы властью? Многим ли чиновникам и политикам хочется заглядывать правде в глаза?

Михаил Горшков: Одним хочется – они этим даже бравируют. Чиновник выступает и гордо говорит: «Вы знаете, мы провели опрос, и вот что выявилось…» Этим он демонстрирует, что, мол, знает, чем на самом деле дышит его регион. Но что дальше? Как использовать результаты соц­опросов при разработке управленческих решений? Тут-то и начинаются нестыковки.

Не каждая реальность властям приятна, что бы на этот счёт ни заявлялось с высоких трибун. Поэтому социо­логию подчас начинают противопоставлять действиям властей, представлять её как нечто оппозиционное. Нас нередко пытаются сделать «крайними» за то, за что по факту отвечают сами. Но в природе социологии не оппозиция, а реальное отношение к действительности, нравится это кому-то или нет. И прежде всего общественный запрос – чего хотят или не хотят люди. Его можно либо учитывать, либо закрыть на него глаза. Последний вариант зачастую кажется чиновникам предпочтительнее, проще, экономичнее: авось пронесёт, обойдётся без особых затрат.

Отмахнуться легче, чем предпринять конкретные действия. В результате наладить взаимодействие социологов и власти оказывается порой крайне трудно… Хотелось бы, чтобы она не воспринимала нас как назойливых мух, критиканов, которые готовы в каждом её шаге видеть только негатив. У настоящих социологов (а не тех, кто, извините, под них «косит») другая цель – поставить социальный диагноз проблемы и предложить рецепт её решения.

Региональные власти идут на проведение массового опроса, когда понимают, что деваться некуда: либо тебя прижали сверху, либо вокруг твоего «Белого дома» уже организовалось 2–3 кольца протестующих.

— Михаил Горшков

– Как в этом свете выглядит недавний конфликт вокруг строи­тельства храма на месте сквера в Екатеринбурге? Власть не знала, что зреет протест? Не учла или не хотела знать?

– Скорее всего, знала, но во­время не провела массовый опрос. Ведь его результаты могли опрокинуть чьё-то заранее спланированное действие. А в итоге, как часто бывает, недооценила активность заинтересованной части населения.

Региональные власти идут на проведение массового опроса, когда понимают, что деваться некуда: либо тебя прижали сверху, либо вокруг твоего «Белого дома» уже организовалось 2–3 кольца протестующих. Вместо того чтобы перед принятием решения, например, о строительстве храма, телебашни, высотки, изучить общественное мнение, местная админи­страция продолжает гнуть свою линию. В итоге эта ещё только обозначившаяся болезненная точка становится горячей. Подобный сценарий повторяется раз за разом: некоторым регио­нальным начальникам почему-то обязательно надо дождаться негативной реакции жителей, нарваться на неприятности и в итоге скрепя сердце отыграть назад. Пример – строительство «Охта-центра» – 300-метровой башни «Газпрома» в Петербурге, которую после протестов горожан и многочисленных социологических исследований перенесли подальше от центра города. Эта борьба продолжалась без малого 5 лет. А если бы мнение общественности было учтено вовремя, воевать против башни и за неё просто не понадобилось бы.

В случае с воссоединением Крыма всё произошло с точностью до наоборот: так, как и должно делаться в таких ситуациях. Прежде чем пойти на такое судьбоносное и исключительно важное для страны решение, власть дала социологам поручение – провести массовый опрос, да не один. И только после того как окончательно выяснилось, что подавляющее большинство крымчан «за», решение было принято.

Своевременные исследования «на злобу дня» помогают власти избежать ошибок, за которые потом пришлось бы долго расплачиваться. И не только деньгами, но и доверием к этой самой власти. К примеру, можно провести опрос с попыткой спрогнозировать реакцию россиян на введение очередных санкций: последуют ли за ними волны протеста? Кстати, оказалось, что без хамона и пармезана люди как-то переживут: для них важнее чувст­во собственного достоинства, и чем сильнее на нас будут жать, тем сильнее общество будет отвечать на прессинг.

Сегодня в разные сферы деятельности к управлению пришли люди, которые не знают и не понимают (а кто-то даже и не хочет знать) реального состояния общества, интересов и потребностей людей, разных социальных и профессиональных групп.

— Михаил Горшков

Точки напряжения

– Где ещё в России зреют точки социального напряжения?

– Самая болезненная тема – неоправданное, экономически необоснованное расслоение общества. В СССР, как известно, было два класса: рабочие и крестьянство, плюс прослойка интеллигенции. Сегодня таких «классов» и «прослоек» неизмеримо больше. В попытке отойти от строя, который стремился к социальной однородности, мы пришли к обществу глубокой социальной неоднородности. В России появилось избыточное неравенство – не то различие между людьми, что объясняется самой их природой, социальной средой, а неравноправие, которое привнесено в нашу жизнь неумной политикой. В результате ещё сильнее группы людей делятся по своим стартовым возможностям и жизненным шансам. И кстати, никогда ещё в своей истории российское общество не было разделено на такое количество слоёв: по уровню материальной обеспеченности, социальным характеристикам, группам интересов, жизненным ценностям и установкам, культурным предпочтениям, образу жизни и т. д.

Другой нерв общества – так называемая оптимизация в медицине и здравоохранении. Людей злит, когда, чтобы решить даже минимальную проблему со здоровьем, они вынуждены ездить в поликлинику за 150–300 км – и всё потому, что в их небольшом поселении были ликвидированы «лишние» медпункты. Вызывает протест и несправедливость судебных решений – причём не на уровне Верховного суда, а в город­ских и особенно районных судах, где, как говорят, правды не доищешься, если у тебя нет чем её «подкрепить».

Ещё одна горячая точка социальных настроений – одинаковый подоходный налог для бедных и богатых. Люди считают: и богач с миллиона рублей платит 13%, и бедный – такой же налог с 10 тысяч. В процентах одно и то же, но на деле – сколько денег остаётся у одного и сколько у другого? В просвещённой Франции налог для богатых достигает 40%. Все об этом знают, по­этому в представлении рядового жителя России 13% подоходного у миллиардера и у пенсионера – вопиющая несправедливость. Не снята с повестки дня и проблема мусорных свалок. Госпрограмма по их сокращению появилась лишь тогда, когда опросы показали: пока не решите этот вопрос, антисвалочное движение не пойдёт на спад.

Шкала несправедливости. Изменится ли налог для бедных и богатых? Подробнее

А самая важная причина нарастающего напряжения – некомпетентность чиновников сверху донизу. Сегодня в разные сферы деятельности к управлению пришли люди, которые не знают и не понимают (а кто-то даже и не хочет знать) реального состояния общества, интересов и потребностей людей, разных социальных и профессиональных групп – то есть того, что завтра может привести их на площадь, против чего они будут резко протестовать. Это происходит потому, что на самом деле управление у нас оказалось заменено надзором и контролем – а это, согласитесь, совсем разные виды деятельности. Над нами, например, как дирекцией Федерального социологического центра по большому счёту надзирают, нас контролируют, но конструктивных предложений, как наладить взаимодействие академической социологии и системы управления, не поступает. Зачастую спрашивают: «Назовите три основные проблемы современной России, решив которые, страна сможет действительно осуществить прорыв?» Я согласен с теми, кто называет всего одну, но самую главную – проблему восстановления профессионального госуправления по всей его вертикали.

Стучаться ли к власти?

– Как результаты соцопросов доводятся до сведения чиновников? Вы сами стучитесь в двери власти?

– Сейчас это не принято. Принято готовить служебные докладные записки и отправлять их в чиновничий аппарат, что мы и делаем. А что потом? В одних случаях мы не получаем вообще никакого ответа, в других нам пишут: «Ваш аналитический материал принят и направлен на рассмотрение». И на этом, за редким исключением, всё.

У нашего центра – 5 филиалов в регионах. Но при обсуждении крупных управленческих решений в региональном руковод­стве находятся люди, которые блокируют наши предложения, направленные на осмысление узловых для данного субъекта РФ проблем. А в принципе для взаимодействия социологии и власти не следует к ней стучаться. Власть сама должна планировать использование социологического ресурса.

– Какие вопросы вам чаще всего задают в аудиториях?

– Один из них, например, такой: есть ли в обществе предпосылки для массового выхода социального напряжения наружу? Готов ли народ более активно отстаивать принципы справедливости? Проще говоря – подошло ли общество к рубежу, когда народ готов пойти на баррикады? Согласитесь, что без нарастающей неудовлетворённости положением дел такой вопрос не появился бы.