Чтобы понять, насколько опасна и сложна работа фронтовых водителей, надо лишь один раз сесть с ними в кабину и попытаться прорваться с грузом воды, продуктов или боекомплекта на передовые позиции. Не проехать, а именно прорваться. По-другому ближе к линии боестолкновения не получается. Каждый рейс — это подвиг, каждый водитель — это герой.
Спасение рядового репортера
В первый же день командировки водитель-доброволец с позывным Яд на своем «уазике» лихо завез меня на передовую, а затем через несколько дней благополучно вывез в тыл. И туда, и назад мы прорывались по фронтовой дороге, проложенной вдоль лесополосы, небо над которой буквально кишело вражескими дронами. ВСУ в этом районе бомбят всё, что движется. Но мы удачно проскочили, остались живы, а машина, на которой остались отверстия от осколков, лихо вынесла нас из опасной зоны.
Отписывая материал в редакционном кабинете за тысячу километров от передовой, как это ни странно, острее чувствуешь степень опасности, с которой пришлось столкнуться. Сейчас реально становится страшно. А в тот момент выброс адреналина гасил страх, оставляя лишь профессиональный интерес, чем же всё закончится.
Ещё полгода назад передвижение по фронтовым дорогам было рискованной, но вполне рутинной задачей. А сегодня, поверьте, это связано с ежеминутной смертельной опасностью.
На опыте крайней командировки могу с абсолютной уверенностью сказать, что в настоящее время каждый выезд машины на «передок» или обратно готовится командирами, как полноценная военная операция. Из-за беспилотников машины днем практически не передвигаются.
Заезд рубль, выезд два
В этот раз эвакуация бойцов с передней линии готовилась за сутки. РЭБ работал, не переставая, целый день, чтобы отбить охоту у операторов вражеских дронов летать вблизи наших позиций. А командир роты анализировал количество и время появления в нашем районе украинских БПЛА, записывая данные в специальный журнал.
«Днем передвижение по дорогам ограничено, ехать можно только в экстренных случаях, — рассказывает командир роты с позывным Стас. — Стараемся двигаться ночью. Но наличие на вражеских дронах тепловизоров позволяет им довольно отчетливо нас видеть. Любой человек, даже спрятавшийся за деревом, или движущийся на большой скорости автомобиль, ночью выглядят как светящаяся красным цель. Плюс ночи лишь в том, что дроны-камикадзе у “немцев” не имеют тепловизоров, а вот на дронах, которые сбрасывают заряды, они встречаются довольно часто. Оптимальное время суток — проверено — это вечерние или утренние часы, когда всё вокруг серо: ни ночь, ни день. В это время украинский оператор плохо видит цели даже в просветленную оптику, а дроны с тепловиками ещё только готовятся к применению. Но и здесь всё индивидуально. В каждом случае надо действовать по ситуации. Например, перед выездом мы обязательно анализируем работу беспилотников ВСУ на нашем участке по времени суток. Поверьте, у каждой группы операторов БПЛА есть свой почерк и свои суточные предпочтения работы и отдыха. Вот, например, сегодня против нас работают “любители утреннего сна”, их недавно завезли по ротации. За несколько дней мы вычислили их график работы, поэтому прорываться будем перед рассветом».
Больше скорость, меньше ям
В полной готовности, в бронежилете и каске, с рюкзаком за плечами, просидел около трех часов. Когда поступила команда, что эвакуация через десять минут, очень быстро, в сопровождении бойца с антидроновым ружьем, двинулся по разветвленной сети окопов ротного опорного пункта к месту погрузки.
Машину ожидали на небольшой поляне, окруженной деревьями. Разговаривали вполголоса, фонариков не включали.
«Приготовиться, машина на подъезде, — скомандовал ротный. — Грузимся быстро. Не рассусоливаем. Разведчик где-то в воздухе. Пока засекут и передадут координаты, у нас есть десять минут, чтобы вырваться из опасной зоны».
«Уазик» с наваренным «мангалом» вдоль всей крыши и уложенными на ней полосами резины от автомобильных скатов рыча съехал с дороги на полянку. Бойцы мгновенно открыли все двери, забросали в машину пустые канистры под воду. Вперед, рядом с водителем, сел легкораненый доброволец. Задние сиденья были сняты для увеличения багажного отсека, и мы с командиром роты развалились на полу. «Яд» (он управлял машиной) задним ходом выехал на дорогу, включил фары и понесся на предельной скорости по ямам и воронкам, подальше от позиций.
«В тепловик, они и так машину видят, — пояснил командир. — Хоть включенный свет, хоть выключенный».
Воронки объезжать было бесполезно, поэтому неслись по принципу «больше скорость, меньше ям». По кузову летали канистры и я, журналист, а ротный сидел, как влитой, вцепившись в приваренную к переднему сидению ручку. В соседнем селе нас уже ждала вторая машина. На ней меня и бойца вывезли в тыл. А когда полностью рассвело, я уже ехал на «большую землю».
