В этом году страна запылала с каким-то особым неистовством. Опасная ситуация объявлена уже в 81 регионе. Объясняя причины пожаров, местное начальство чаще всего кивает на шашлыки, на безответственных граждан. Всё это, конечно, есть - и безответственность, и пьянка на пикниках, и непотушенные костры. Это как бы часть нашей «культурной традиции», часть «русского мира». У русских и лес, и река - продолжение личного пространства и пространство добычи - грибы, орехи, ягоды, хворост.
Есть и ещё один фактор: в отличие от Западной Европы, где поля и леса поделены между частными собственниками уже не одно столетие и воспринимаются как передаваемое по наследству богатство, в России огромные земельные и лесные пространства лишь формально числятся за местными властями, а по сути - ничейные. У местных властей нет ни нужды, ни средств, чтобы их обихаживать.
Где горит?
Конечно, гореть может везде. Всем памятна окутанная дымом Москва, когда в 2010 г. горели торфяники. Но если к географии пожаров присмотреться более внимательно, то обнаруживается некая тревожная закономерность. Вот и в этом году сводки МЧС свидетельствуют: загорелись Амурская область, Забайкалье, Красноярский и Хабаровский края. Покрываются дымом пожаров Бурятия, Якутия, Псковская область, Тыва. Случайно? Похоже, нет. Посмотрите на демографическую карту России и поймёте, что речь идёт чаще всего о малонаселённых местах, о районах с убывающим населением.
В ООН часто говорят о таких вселенских бедах, как опустынивание Африканского континента, обезвоживание ряда среднеазиатских и арабских стран. Эксперты пугают вероятностью появления нового типа войн - за источники воды, за жизненное пространство для людей, выталкиваемых природой из привычных мест обитания.
У нас таких проблем, слава богу, нет. Но в России иная беда. Сегодня во многих некогда хлебных и молочных областях страны ширятся брошенные земли: зарастают кустарником и бурьяном, выпадают из оборота. Землю некому обрабатывать.
Новое племя
Плачевное состояние многих пустеющих регионов России даже сегодня можно частично объяснить трагическими последствиями Октябрьской революции 1917 г., перевернувшей экономический и бытовой уклад жизни страны. Историки напоминают о крайне низкой мобильности населения в царской России. Родившиеся в деревне, за редким исключением, в деревне и оставались. Коллективизация и раскулачивание за считаные годы разрушили эти устои. Крестьянство было объявлено вымирающим классом. В статье «О русском крестьянстве», вышедшей в 1922 г., М. Горький писал: «...Вымрут полудикие, глупые, тяжёлые люди русских сёл и деревень… и их заменит новое племя - грамотных, разумных, бодрых людей».
Но дело в том, что «новое племя» мечтало стать стахановыми, инженерами, лётчиками и не хотело ходить за сохой и пасти коров. «Новое племя» устремилось в города. Устремилось с такой энергией, что деревенский исход приходилось контролировать насильственными методами. Советское землепользование многие десятилетия фактически держалось на обновлённой форме крепостничества. Денежной оплаты не было. Покидать деревню разрешалось не более чем на 30 дней. Паспорта стали выдавать колхозникам лишь в 1976 г.
Сегодня насильственные методы удержания крестьян на земле, к счастью, ушли в прошлое. И вылезли те проблемы, которые в СССР приглушались частично идеологией, частично - особенностями социалистической экономики, частично - насилием. Огромные малоплодородные и климатически неблагоприятные пространства, ранее искусственно вовлекаемые в экономический оборот, сегодня оказались невостребованными.
Зона бедствия
И дело не только в том, что сокращается «запашка» и пустеют луга. С уходом активного населения идёт культурное и цивилизационное опустынивание огромных пространств. Исчезают дороги, деревни, пустеют малые города, которые когда-то подпитывались руками из близлежащих сёл. Теряет динамику демография. Закрываются школы, детские сады, больницы, деревенские клубы. Жизнь всё более концентрируется в немногочисленных успешных регионах, в городах-миллионниках, в нефтегазовых угодьях. Там открываются научные центры, университеты, театры, бьёт ключом культурная жизнь.
А что же «другая Россия»? Эксперты Института экономики роста определяют эту другую Россию как «зону национального бедствия». И сравнивают качество жизни деградирующих регионов с Суданом, Пакистаном, Нигерией, Бутаном. И в таком состоянии, согласно статистике, пребывает каждый четвёртый субъект Федерации.
* * *
Прочитав эти строки, читатель, наверное, захочет спросить: а что же делать? Большая иллюзия полагать, что если бы завтра в Госдуме или в правительстве оказалось новое поколение просвещённых депутатов, мудрых политиков и умелых администраторов, то в стране резко пошло бы на убыль число пожаров, луга снова заселились бы тучными стадами, а русские женщины вдруг стали бы больше рожать. Проблема в том, что в России, как и во всём мире, идут процессы, часто не подвластные воле политиков, не говоря уже о простых людях.
«Это было уже в веках, бывших прежде нас», - написано в Библии. Под воздействием этих процессов гибли великие империи, исчезали народы, менялись очертания стран и маршруты миграции попавших в беду народов. Значит ли это, что нам нужно сидеть «на завалинке» и наблюдать, как в России пустеют земли и сокращается население? Конечно же нет! Но для борьбы с «зонами бедствия» нужна общенациональная солидарность. Пока такой солидарности нет. Пока мы спасаем только «попавших в беду» рядовых миллиардеров (фамилии всем известны). А рядовые граждане экономят на бензине, на отдыхе, на лечении. Значит, леса будут по-прежнему гореть.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
