Спор вокруг церковного строительства и о возврате отобранного у Церкви в годы воинствующего атеизма имущества ненов. Он начался с острой полемики вокруг передачи в ведение Церкви знаменитого Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге.
Полемика обострилась в связи с программой строительства новых храмов. Сколько их нужно стране? По данным РПЦ, в России ежегодно открывается до тысячи новых храмов, то есть почти по три ежедневно. Объясняя масштабы новой «церковной запашки», в РПЦ говорят о необходимости приобщения к религиозной жизни жителей новых районов и молодёжи. 70% русского населения называют себя православными, поясняют в Церкви. Защитники светской России эти цифры оспаривают, указывая на то, что, за исключением крупных церковных праздников, церкви пустуют, а число реально воцерковленных граждан не превышает 5–6%. Деньги, которые государство выделяет на церковные нужды из бюджета, было бы лучше тратить на строительство детских садов, школ и больниц, считают они. Единства взглядов нет и среди самих священнослужителей. Многие сетуют на то, что по городам и весям России разбросаны тысячи веками намоленных, но ныне заброшенных храмов. Зачем же умножать новодел?
Судя по остроте дискуссии, полемика будет продолжаться. И способствовать ей будет то обстоятельство, что после снятия ограничений на церковное образование, которые существовали в СССР, в стране наблюдается быстрый рост числа церковнослужителей. В СССР действовали 3 семинарии и 2 духовные академии. Сегодня церковные кадры готовит чуть ли не сотня учебных заведений, от духовных училищ до православных университетов. А ведь для каждого выпускника нужны не только новые кадило и ряса, но и место для молебнов.
За церковными вратами
Вместе с тем масштаб полемики вокруг строительства храма в Екатеринбурге приводит к мысли о том, что в её основе лежит нечто большее, нежели недостаток взаимопонимания между местной епархией, местной властью и городской общественностью. За кулисами екатеринбургской «храмовой аномалии» просматривается другая аномалия. Политическая.
Мне кажется, в Екатеринбурге в специфической форме проявилась одна из главных негативных особенностей нынешней системы государственного управления: хроническое отсутствие диалога и взаимодействия между властью и гражданским обществом. Наметилась и другая тенденция: демонстрация властью своей силы и непреклонности («давлению не поддадимся») получает в ответ всё более изощрённые формы сопротивления. А поскольку политические требования резко пресекаются, то граждане ищут альтернативные формы протеста: против загрязнения окружающей среды, против свалок, против уплотняющей застройки, против закрытия больниц, против поборов в сфере ЖКХ.
Власть, на мой взгляд, пока не понимает, что народ начал слезать с печки и подавать голос. Не понимает она и того, что закупорка возможностей для легального и мирного протеста, а тем более силовое воздействие на протестующих ведёт не к умиротворению, а к отчуждению народа от власти и открывает путь к анархическим формам сопротивления. И в этой связи нелишне было бы проанализировать применительно к российским условиям истоки движения «жёлтых жилетов» во Франции.
Пока этого не происходит. В Екатеринбурге вместо диалога с несогласными власть выставила против них полицию и мускулистых православных активистов. А затем и Росгвардию, что стало серьёзной ошибкой. Напомню, что Росгвардия, созданная в 2016 г. по инициативе В. Путина, является федеральным органом исполнительной власти. Её вовлечение в конфликт на стороне Церкви и местных властей, по сути, и вывело события в Екатеринбурге на федеральный уровень осмысления. В Москве с опозданием, но, похоже, уловили «токсический привкус» событий. В ситуацию вынужден был вмешаться президент, предложивший провести среди горожан опрос мнений и уж затем принимать решение.
Кривая вертикаль
Политологи между тем пытаются трактовать события в Екатеринбурге и в более широком политическом контексте, размышляя об изъянах политической системы. Мы привыкли говорить о федеральной «вертикали власти» как о мощной скале, возвышающейся над морем народной жизни. Но и власти регионов, губерний и городов тоже ощущают себя «вертикалью». Уменьшенной, но своевольной копией центра. И очень ревниво относятся к любым попыткам общества заявить о себе как об участнике социальных или политических процессов. Логика их рассуждений та же самая: мы вам по нашей щедрости даём, а вы с благодарностью берите. А если не даём («денег нет») – терпите. И главное, не высовывайтесь. Мы – монолит. И не пытайтесь биться о него головой. 
События в Екатеринбурге показали, что такое восприятие власти – как некоего полированного до блеска монолита – ошибочно. На самом деле и в центре, и на местах действуют множественные силы, каждая из которых преследует свой интерес. Это и мощно разросшаяся и жадная до денег бюрократия, и госкорпорации, часто преследующие не только общегосударственные цели, и бизнес, и давшие обет послушания остатки олигархических структур, и силовики, почувствовавшие вкус к большим деньгам, и прокуратура, и криминальные структуры, и Церковь. И каждая из этих структур считает себя большим или малым, но центром силы. Эгоизм, жадность и отсутствие контроля со стороны общества мешают им согласовывать интересы как между собой, так и с обществом. В результате возникают конфликтные ситуации, разрешить которые без участия Москвы становится всё более затруднительно. Когда же народ начинает напоминать властям, что и он является центром силы, это вызывает изумление. Кто это там базарит?
* * *
По свидетельству Центра экономических и политических реформ (ЦЭПР), с 2017 г. в стране наблюдается значительный рост протестной активности населения. За прошедший год зафиксировано 2,5 тыс. протестных акций. Причём рост идёт ускоряющимися темпами. Конечно, это не сотни тысяч «жёлтых жилетов», как во Франции, но в 60% акций число участников уже превышало 5 тыс. Большинство протестов пока связано с недовольством людей конкретными обстоятельствами жизни. Это экология, свалки, увольнения, проблемы дольщиков, налоги, пенсии, поборы в системе ЖКХ, сокращение числа больниц и детских учреждений, дороговизна лекарств. Но растёт и число протестов, носящих политический и правозащитный характер. Их уже 16%. И это свидетельствует о том, что у населения ширится понимание, что без политических и правовых реформ социальные и бытовые проблемы решить невозможно. Убеждён, что властям пора учиться разговаривать с народом. И не только о свалках, пенсиях и церквях. Но и о политике. Лучше без участия ОМОНа и Росгвардии.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
