Он утверждает, что за версту чует людей со сволочной кармой и избегает, а поскольку меня он не сторонится… приятно, чёрт возьми!
Но сегодня его состояние проще всего определить словом «удручённый». Он вошёл в мой гостиничный номер и буркнул: «Мы тоже люди!»; он возмущён антиукраинской истерией. Газ, таможенный союз, футбол: во всём, говорит наблюдательный товарищ Тарас, россияне видят причины для придирок, ловят блох.
Последней каплей стал бой Кличко с Русским Витязем, которого К. побил безусловно, но началась истерика, что вот, мол, дрался нечестно, а судья, сука, подсуживал.
Это ж как надо любить себя, чтобы не уметь и не хотеть признать, что ты слабее, воздать хвалу чемпиону, самому стать сильнее. Вы не читали, а мне пришлось, Тарас принудил, — мемуары главы правительства Украинской Народной Республики в 20-ые, по совместительству писателя Владимира Винниченко; большим человеком почитается знающими людьми и посегодня. Именно в этом бойком тексте есть та самая хрестоматийная фраза — о российской демократии, которая завершается на украинском вопросе.
Тарас говорит, что точнее определения никто до сих пор не придумал; да уж, негромко отвечаю я, только что, за пять минут до визита, прочитавший угрозу Сергея Глазьева и сравнение Михаилом Леонтьевым Украины с ж…й; обоих, вестимо, возмущает желание Украины задружиться с Европой.
Тарас распаляется: это ведь совершенно безвинно-невинное соглашение с Европой, вовсе не опрокидывающее нашу дружбу, из-за чего психоз?! Очень некрасиво это смотрится, непривлекательно, мягко выражаясь, как будто разговор идёт «по понятиям», где-то прошелестело даже слово «оборзели», да из уст госмужика! Я вижу окрест всё больше людей, понимающих дружбу с украинцами, как двустволку, приставленную к их виску. Но ведь лживая атмосфера искусственной семьи отвратительна! Это фальшиво, как трансляция небесной гармонии поп-артистом, открывающим роток в выключенный микрофон.
Сигналы надо уметь считывать, а здесь мы не сильны. Ещё когда на Украине провели референдум и проголосовали за незалежность, надо было поздравить их, а не дуться: ишь, волю взяли, много о себе воображают. Но считывать сигналы и быть доброжелательными — в этом мы не сильны. Очевидно, нас самих мы такие — высокомерные и злые — устраиваем.
Привыкнуть к тому, что тебя разлюбили, охладели к тебе, не боятся тебя, сложно. Но придётся. Наша дружба отстоялась в веках, веками, и нельзя «с грациозностью подбитого танка» решать деликатные вопросы.
Потому что Тарас не хохол, он мой товарищ, он верит в нашу общность, и я верю, как верю в объятия,мы обнимаемся.
Как Поветкин с Кличко.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
