Чичканов Геннадий 19:05 18/01/2013
Ведущий конференции: Друзья, добрый день! Сегодня на ваши вопросы ответит клинический психолог, радиоведущий, кандидат психологических наук Геннадий Чичканов. Здравствуйте, Геннадий.
Чичканов Геннадий: Здравствуйте.
Ведущий конференции: Хочу начать вот с какого вопроса. Исходя из Вашей практики или статистики, каков процент женщин, которые на сегодняшний день сталкиваются с домашним насилием, то есть каковы объемы и масштабы проблемы, которая вдруг возникла из ситуации в семье Кабановых?
Чичканов Геннадий: Насилия в семьях у нас очень много. Практически в каждой второй семье его можно найти. Это обусловлено тем, как развивалось наше общество. Наше общество имеет огромный травматический опыт: две войны, огромное количество различных кризисов. Травматический опыт всегда уменьшает ценность человеческой жизни, и для одной группы людей порождает стремление быть насильниками, а для другой группы людей – быть жертвами этого насилия. Поскольку у нас в стране огромное количество травматического опыта, даже если не брать две войны, хотя это важно, потому что две войны формируют отношение к человеческой жизни, которое у нас не очень высокое всегда было, даже за последние 20 лет у нас было много травматических ситуаций, которые опосредуют поведение людей: развал Советского Союза, дефолт 1998 года. Что такое социальная травматическая ситуация? Это ситуация, при которой большинство населения испытало страдания.
Ведущий конференции: То есть то, что мы сегодня видим, это достаточно закономерный факт?
Чичканов Геннадий: Да, это закономерный факт, который привел к таким последствиям. В связи с тем, что у нас такая травматичная среда, склонная к насилию, понятие насилия мельчает, у нас насилием считается, когда тебя бьют, лучше, если тебя бьют так, чтобы все ужасались тому, как тебя бьют. Это то, что называется физическим насилием. Элементы психического насилия, достаточно распространенные в любой среднестатистической семье, у нас насилием вообще не считаются. Что такое элементы психического насилия? Это такие элементы, в результате которых насилуемое лицо получает физические страдания. Например, у нас принято закармливать детей. Очень часто к психологу обращаются матери с таким запросом: мой ребенок ничего не ест. При этом этот ребенок по медицинским показателям абсолютно в норме: у него нет дистрофии, у него нормальный вес, но мама же запомнила из своего голодного детства, что нужно есть первое, второе, запивать компотом и хлеб с маслом. И до тех пор, пока она не увидит, что ребенок все съел, она не успокоится. Это самый очевидный вид насилия. Это насилие, потому что в результате у ребенка формируется ожирение, которое будет причинять ему физические страдания в течение всей жизни, причем физические страдания часто незаметные. У него будет ожирение, он будет какое-то время скрыто болеть, в результате такого насилия это приведет к его досрочной гибели
Ведущий конференции: Если проецировать ситуацию эмоционального, психического насилия на пару, как оно может проявляться?
Чичканов Геннадий: Возьмем как модель семью Кабановых. Я женился на девушке-иностранке, она приехала из Украины. Я – москвич. Она мне родила двух детей, у меня есть еще свой ребенок. Я отказываюсь ее прописать в квартиру, в которой зарегистрирован я и мои дети. Эта, с виду безобидная, история вполне относится к психическому насилию, потому что он делает женщину зависимой, она не может устроиться на работу, не может получить социальные льготы, у нее нет практически никакой почвы под ногами. Таким образом он обрекает ее на те или иные физические страдания. Почему физические страдания, он же может, условно, ее хорошо кормить, даже не бить, как скажут наши люди? Хотя если бьет – это явный признак любви, как мы знаем. А физические страдания будут заключаться в том, что даже если она захочет от него уйти, у нее не будет нормальной возможности это сделать. Таким образом вся остальная жизнь будет похожа на изнасилование, когда она не хочет с ним жить, но вынуждена.
Ведущий конференции: А женщины часто отдают себе отчет в том, что муж является насильником по сути дела?
Чичканов Геннадий: Почти никогда. Вообще жертва никогда практически не отдает отчет в том, что ее насилуют, и никогда не обращается за помощью. Любая жизнь, взаимодействие между людьми – это как пакет сотовой связи, то есть ты получаешь какое-то количество минут, которое тебе нравится, которое ты хотел бы получить по такой цене, и вместе этим количеством минут ты получаешь кучу разного кошмара и ужаса, которого ты совершенно не хотел, но он идет в пакете. У нас очень распространенная модель семьи – я хочу быть за мужчиной, как за каменной стеной. Она находит такого мужчину, потом приходит к психологу с жалобой: «Я за своим мужчиной, как за каменной стеной, но он меня контролирует, я должна ему рассказывать, где я нахожусь, должна отчитываться за каждую потраченную копейку». Это последствия того, что ты хотела быть за мужчиной, как за каменной стеной.
Ведущий конференции: А какая тогда должна быть правильная мотивация в этом случае?
Чичканов Геннадий: Нужно понимать, что ты ищешь мужчину - не воина, не охранника, ты ищешь мужчину, с которым у тебя будет духовное единение, с которым тебе будет интересно. Не нужно водружать на него исполнение несвойственных ему ролей. Жизнь – длинная, любой человек понимает, что поиски мужчины, который обеспечит тебя навечно, неперспективны, потому что жизнь настолько длинная, что в процессе этой жизни можно пару раз стать богатым и наоборот, бедным. Поэтому надо искать мужчину, которого ты просто любишь, без несения каких-то социальных, насильственных функций. Почему некоторые женщины, которые ищут своих мужчин и которые потом становятся жертвами, не обращают на это внимание? Потому что они тоже получают от этого удовольствие на очень примитивном уровне, они этого даже не осознают. Например. Приходит муж вечером домой, а ему: «Ты меня контролируешь! Я с Машкой встретилась». Женщины- истерички, как правило, ищут таких мужчин. Он – возбудимый психопат, а она – истеричка, это самая прекрасная пара российской семьи. Она его подзуживает, подзуживает, он как даст ей, словом или рукой, она в слезы. Она плачет, он ее обнимает, в этот момент они сплетаются в экстазе, у них происходит секс, а в конце она говорит: «А еще шубу» (смеются). И она все получает. Так до следующего раза. С одной стороны, она вроде бы жертва, но с другой стороны, ей за перенесенные морально-нравственные терзания заплатили. Она начинает чувствовать себя жертвой в тот конкретный момент, когда платить оказывается нечем и не за что.
Ведущий конференции: Допустим, женщина подвергалась домашнему насилию, не важно, в какой форме, каким-то способом она избавилась от этого человека, они разошлись, удалось ей этого насильника от себя отстранить. А какова вероятность того, что такая женщина опять найдет точно такого же мужчину?
Чичканов Геннадий: Огромная, если она не пройдет психологическое лечение, длительное и большое, которое состоит из двух частей. Ее сначала нужно подлечить, вывести из состояния, в которое она попала, а потом провести ее реадаптацию, ресоциализацию, то есть психолог должен не только помочь ей справиться с травмой, но и адаптировать ее в систему нормальных социальных связей, то есть научить ее деятельности в социуме, научить ее вести себя иначе, потому что поведение таких женщин приманивает соответствующих людей. Это такой образ женщины, у нас в социуме их много, они всегда чуть-чуть несчастны. Кажется, что этой конкретной девушке нужно чуть-чуть досыпать в какое-то место, и немедленно она будет прекрасной принцессой. На этот манок такие агрессоры сильно идут, потому что они знают, куда досыпать, как схватить.
Ведущий конференции: У нас в обществе есть такое понятие как «бьет, значит любит». Я всегда считала, что это пережиток прошлого, что у современных женщин такого понятия нет. Оно есть и будет, каков прогноз?
Чичканов Геннадий: Оно есть. Я уже говорил, что на это повлияло – война, тотальная безотцовщина в стране. Это очень сильно искажает межполовые отношения, потому что у девочек нет образа мужчины перед глазами, как правило, они его пишут с собственного отца, только лучше. А у мальчиков нет образа мужского поведения, который мальчик тоже пишет с отца. В результате этого тоже происходят искривления. Поскольку общество в этом смысле у нас не улучшается, только в последнее время мы видим зачатки, а в 90-ые годы количество разводов превысило все возможные ожидания, то прогнозировать, что в ближайшем будущем это закончится, нельзя. В лучшем случае лет через 30-40 мы увидим здесь просвет. Плюс к этому, в отличие от многих стран у нас нет никаких социальных систем поддержки жертв насилия, психологического и физического, а это не только женщины, это всегда слабые – женщины, дети и старики.
Ведущий конференции: Я искала к этой теме центры поддержки жертв насилия. Обнаружила, что их вроде бы много, но большинство телефонов не работают, несмотря на то, что указаны на сайте правительства Москвы. То есть реабилитационных центров, которые примут женщину в ситуации Ирины, у нас нет?
Чичканов Геннадий: Нет.
Ведущий конференции: А что делать, если попал в такую ситуацию?
Чичканов Геннадий: Тут важно понимать, что даже если тебя муж бьет, с точки зрения уголовного права ему предъявить нечего. Наше законодательство так устроено, что единственное, что можно сделать, это подвергнуть мужа частному обвинению, то есть обратиться с заявлением о том, что тебя бьет муж, к судье с просьбой привлечь его к ответственности. Количество женщин, которые на это решаются, стремится к нулю. Огромное количество таких людей, как правило, находятся под психологическим давлением, поэтому им очень сложно обратиться в какую-то государственную службу. Проблема еще в том, я не представляю, как в государственной службе им помогут. У нас для детей нет ювенальной юстиции, которая бы защищала их права. Для женщин тоже нет никаких органов, которые бы их защищали от произвола мужчин. Поэтому единственная надежда и опора женщин – это частные психологи и психотерапевты, к которым им надо идти, потому что вся частная психологическая служба чаще всего работает именно с такими состояниями – жертвами насилия.
Ведущий конференции: Это уже вопрос материальной возможности.
Чичканов Геннадий: Здесь нет вопроса материальных возможностей, потому что спектр цен на такие виды услуг достаточно широк.
Ведущий конференции: Могу с Вами поспорить. Обращение к хорошему специалисту, это очень дорого. Когда я узнавала, это было от трех тысяч рублей.
Чичканов Геннадий: К хорошему специалисту нормального уровня, ко мне даже, можно попасть и за тысячу рублей. Если посмотреть наше ценообразование, то у нас дорого приходить вечером и утром, в выходные, а днем можно приходить практически бесплатно, потому что я все равно сижу на рабочем месте, могу с кем-то и поговорить. Сейчас во многих центрах, и у нас такое есть, мы это вводим для того, чтобы помогать таким людям, существует льготный прием по социальным картам раз в неделю. При том, что под льготный прием у нас выделен один день в неделю, максимум, что мы получаем в этот день – один пациент в квартал.
Ведущий конференции: Значит люди об этом не знают или, как Вы сказали, жертва не желает осознавать…
Чичканов Геннадий: Да, жертва, во-первых, не желает; во-вторых, у нас народ очень подозрительный. Он считает, что если вдруг дают большие скидки, то делают это от безысходности. Кроме этого, сейчас психологическая служба, во всяком случае в Москве, есть в каждой районной поликлинике. Но проблема государственной психологической службы в том, что, протокола действий в таких ситуациях нет, и они не умеют принимать меры быстро, качественно, эффективно, беря на себя ответственность. У нас бывают случаи, когда мы сдаем педофила в милицию. В помощи жертвам дело всегда в решительной позиции помогающего. Он должен начать решительно принимать меры для защиты интересов клиентки, подключая смежных специалистов. Поэтому я и говорю, что нужен частный прием, потому что там это делать умеют: подключать юристов, подключать систему защиты и т.д.
Ведущий конференции: А вопрос о том, куда идти с тремя детьми так и остается открытым, потому что идти некуда?
Чичканов Геннадий: Государственной системы, которая помогала бы в такой ситуации, не существует, поэтому идти некуда.