В январе 1992 г. правительство Ельцина-Гайдара ввело рыночные цены и подвергло страну «шоковой терапии». Начались либеральные экономические реформы.
В считаные недели магазины наполнились товарами и исчезли унизительные талоны. Но только за первый год реформ инфляция взметнулась на 2508%, что катастрофически обесценило и зарплаты, и пенсии, и сбережения. Общество раскололось на обедневшее большинство и стремительно разбогатевшее меньшинство. Почему перемены, которых так ждала страна в перестройку, обернулись многими бедами? «АиФ» обсудил этот вопрос с бывшим зампредом Счётной палаты Юрием Болдыревым, в 1992 г. возглавлявшим контрольное управление Администрации президента РФ.
Патовая ситуация
Алексей Макурин, «АиФ»: Юрий Юрьевич, каким вам вспоминается время, предшествовавшее либерализации цен? Был ли возможен тогда другой путь?
Юрий Болдырев: Не все об этом сегодня помнят, но в 1992 г. политику Ельцина поддерживало большинство. Почему? Под занавес горбачёвского правления экономика СССР и России была доведена до ручки, терпеть пустые магазины уже никто не хотел. Какие были варианты? Например, ещё более жёсткая система нормирования с наказанием за припрятывание продуктов, как в военные годы. Но риторика предшествующих лет была противоположной: «Хватит распределять, хватит талонов! Вводите рыночные механизмы!»
Зашла в тупик денежная система. Она была разбалансирована вливанием денег, которые не были обеспечены товарами. В последние годы СССР республики даже соревновались между собой в том, кто вольёт больше. Так что скрытая инфляция раскручивалась ещё до либерализации цен.
Инфляция могла бы быть ниже, если бы в России существовала конкуренция между производителями товаров и услуг. Гайдара и его команду много критиковали за то, что они отпустили цены, не проведя демонополизацию экономики. Но могли ли они это сделать, были ли у них для этого время и инструменты?
Ситуация складывалась патовая. Можно ли было из неё выйти без шока или как-то его смягчить? Этот вопрос до сих пор остаётся дискуссионным.
В узком кругу
— Как принимались решения, определявшие содержание реформ?
— Верховный Совет дал колоссальные полномочия Ельцину, разрешив издавать указы по экономическим вопросам. Мы в контрольном управлении занимались созданием антикоррупционного механизма и поставили вопрос о необходимости экспертизы проектов указов на предмет коррупционных угроз. Но добиться этого не удалось. Только Роскомзем направил нам ряд документов на предварительное изучение. Другие ведомства, готовившие реформы — Министерство внешних экономических связей во главе в Петром Авеном, Госкомимущество во главе с Анатолием Чубайсом, — этого не делали. Ключевые решения принимались кулуарно, в узком кругу. И команда Ельцина быстро начала злоупотреблять своими правами.
— Каким образом?
— Ярчайший пример — приватизация. Верховный Совет РСФСР принял закон об именных приватизационных счетах. Его инициаторы пытались сделать так, чтобы в стране был не десяток супермиллиардеров, а каждый гражданин через именной счёт получил бы долю в национальном богатстве. Но команда Ельцина и Гайдара подменила этот закон указом об обезличенных ваучерах. И это определило криминальный характер российской приватизации. Ваучеры начали скупать бывшие цеховики, руководители предприятий и просто уличные бандиты, взявшие директоров в оборот. На заводах людям намеренно задерживали зарплату, чтобы они продали свой ваучер за бесценок.
Почва для коррупции
— При этом в правительстве работали образованные люди, изучившие опыт других стран. Неужели никто не мог предвидеть такие последствия?
— Реформы быстро приняли коррупционный характер. Всего через месяц после моего назначения начальником контрольного управления мы обнаружили, что правительство сливает бюджетные деньги «налево» через Ассоциацию крестьянских (фермерских) хозяйств. Средства, выделенные якобы на поддержку фермеров, шли на создание банков и коммерческих фирм. На протяжении года я трижды выходил на Ельцина, требуя остановить этот механизм разграбления бюджета, но он продолжал действовать.
Главные мои претензии к правительству Ельцина и Гайдара в том, что в нём работали люди, которые говорили одно, а в уме держали другое. Видимо, ключевой мотивацией «реформаторов» было создание своего финансово-промышленного клана. Они прикрывались тем, что так сражаются с коммунизмом, говорили, что рыночники проиграют, если не сформировать слой богатых людей, их поддерживающих. Но на самом деле «реформаторами» двигала не честная мотивация, направленная на благо народа, а стремление использовать преобразования для себя лично. И это одна из причин, по которым либеральные реформы в России привели к неисчислимому количеству человеческих и общественных потерь. С учетом антисоциальной мотивации бессмысленно всерьёз анализировать то, насколько компетентным было правительство и насколько продуманной была его стратегия. 
— Как действовала власть в регионах?
— Я год возглавлял контрольное управление Администрации президента. Было проведено 40 проверок, снято 4 губернатора, множество заместителей губернаторов и министров. К чести людей, которые работали вместе со мной, ни одно решение, принятое мной или президентом по моим представлениям, не было отменено в суде.
Не менее половины тогдашних губернаторов были ответственными советскими людьми, которые старались смягчить удар по населению. Но рычагов в их руках было немного, и они не приобретали поддержки центральной власти. Эти честные работяги не стремились создать свой клан, нацеленный на обогащение. И со временем они были сметены. Верх взяли прохиндеи, которые стремились обогатиться. Помню, первым губернатором, назначенным после ГКЧП, стал Василий Дьяконов из Краснодарского края. Мне пришлось трижды обращаться к Ельцину с представлением о его отставке. Один пример: Дьяконов передал несколько лучших зданий КПСС Фонду развития предпринимательства, который, по сути, занимался коммерцией, им руководил его шурин. По мере потакания со стороны центральной власти подобных злоупотреблений становилось всё больше.
Начали мы проверку и в Москве, которой руководил Юрий Лужков. Но столичный мэр был союзником Ельцина. По письменному указанию президента эту проверку нам пришлось приостановить.
Фантастические злоупотребления обнаружились в Минобороны, сотрудники которого еще по советской цене в 30 копеек за литр закупали солярку и бензин для наших частей в Германии. Там ГСМ оформлялись как некондиционные и перепродавались подставным структурами за те же 30 копеек или дешевле. А последние тут же перепродавали топливо в сотню раз дороже. Мы подготовили доклад, в котором фигурировали несколько генералов, включая командующего Западной группой войск. Я поставил вопрос о привлечении их к уголовной ответственности. Но Ельцин этого делать не стал. На свой страх и риск я направил дело генпрокурору Валентину Степанкову. У Степанкова материалы запросил Верховный Совет, откуда они утекли в прессу. Разразился скандал. И, судя по всему, это стало одной из последних капель, переполнивших чашу терпения Ельцина. В январе 1993 г. я был вынужден уйти.
Но не просто меня уволили. Контрольное управление было ликвидировано, а потом воссоздано в другом статусе. Если я напрямую информировал президента, то теперь над управлением был поставлен совет, состоящий из… подконтрольных ему губернаторов. То есть команда Ельцина пришла к выводу, что информация не должна напрямую попадать президенту и принуждать его принимать решения.
Ни развития, ни справедливости
— Был бы другим результат реформ 1990-х гг., если бы они проводились иными политиками и в иной политической обстановке?
— Об этом можно судить по Польше, где люди не дали одной команде жёстко узурпировать власть. Там тоже лечили экономику «шоковой терапией». Но приватизация там прошла по-другому. Поляки сначала приватизировали всю «мелочь» вроде магазинов и парикмахерских. А когда дело дошло до крупных предприятий, то, например, главные порты приватизировались примерно по следующей схеме: половина акций оставалась у государства для стратегического контроля, четверть передавалась местному самоуправлению для учёта его интересов, ещё четверть продавалась частным инвесторам для дебюрократизации управления. А у нас приватизировали всё и сразу: главное — побыстрее, пока не схватили за руку.
— Удалось ли выправить перекосы, которые возникли в то время?
— Спустя всего 6 лет после реформ 1992 г. наступил дефолт 1998-го. И после полного краха уже, казалось бы, стабилизировавшейся системы, были призваны налаживать экономику старые кадры: правительство возглавил Евгений Примаков, первым вице-премьером стал Юрий Маслюков, а главой Центробанка — Виктор Геращенко. И они всего за 9 месяцев сумели создать условия для нормальной работы экономики. Основой этих условий была совсем простая вещь: пресечение банковских финансовых спекуляций, которые расцвели в период Гайдара-Чубайса и затем Черномырдина.
Другой перекос: между государством и структурами, торгующими природными ресурсами, производящими товары и услуги, вставлялись компании-прокладки, уводящие прибыль. Правительство Примакова пресекало деятельность этих паразитов. По инерции на основе решений этого правительства Россия развивалась еще несколько лет. Но паразитические механизмы, которые были заложены во время Ельцина-Гайдара-Чубайса-Черномырдина, сохранились до сих пор. Сплошь и рядом встречаются схемы, когда государство владеет акциями крупнейших предприятий не напрямую, а через специально созданных посредников. В результате огромные дивиденды на госпакет поступают посредникам, а не в казну. Они решают, сколько денег отдать бюджету.
В целом надо констатировать: деятели, прорвавшиеся к власти 30 лет назад, а затем неспособность наших людей к гражданской самоорганизации повернули страну на путь деградации, усугубления отставания от окружающего мира. Природные ресурсы пока как-то кормят, но несправедливость зашкаливает. Отставая от США по ВВП на душу населения в 5 раз, по средней зарплате мы отстаем уже в 7,5 раза, а по зарплате большинства — в 10 раз. То есть за три десятилетия мы не добились ни развития, ни справедливости.
