В ноябре 2022 года прозвучали заявления российских властей о планах по созданию газового союза с Узбекистаном и Казахстаном. В Ташкенте и Астане назвали продолжающиеся переговоры активизацией коммерческого сотрудничества в этой сфере.
Аналитик Проектного центра по энергопереходу и ESG Сколтеха Сергей Капитонов в своей статье для ИнфоТЭК оценил перспективы сотрудничества России и стран Центральной Азии в газовой сфере.
Переговоры в газовой сфере
Центральная Азия исторически являлась одним из столпов становления газовой промышленности СССР наряду с Западной Сибирью, Поволжьем и Украиной. Месторождения нефти и газа были открыты по всему региону — прежде всего, в Туркменистане, но также и в Казахстане, Узбекистане. Были построены системы магистральных газопроводов Средняя Азия — Центр, Бухара—Урал. В результате центральноазиатский газ стал неотъемлемой частью советской энергосистемы и до начала 2000-х годов активно поставлялся и на внешние рынки. С конца 2000-х масштаб сотрудничества России и Центральной Азии в газовой сфере изменился. Государства региона стали ориентироваться на Китай в области экспорта газа, а сотрудничество с Россией главным образом касалось инвестиций российских нефтегазовых компаний в добычные проекты, а также разменных операций с газом.
Тем интереснее прозвучали в ноябре 2022 года заявления российских властей о планах по созданию газового союза с Узбекистаном и Казахстаном, прозванного в СМИ «тройственным газовым союзом». В Ташкенте и Астане практически сразу опровергли политическое измерение союза, назвав продолжающиеся переговоры активизацией коммерческого сотрудничества в газовой сфере.
Изолированный газовый рынок
В действительности союз и не может играть большую политическую роль, хотя бы по той причине, что в него не входит главный производитель газа в регионе — Туркменистан. В 2021 году он добыл, по официальным данным, около 84 млрд куб. м газа — это столько же, сколько Казахстан и Узбекистан производят вместе.
Вектор на Астану и Ташкент также понятен — именно с этими странами региона «Газпром» сохранил наиболее тесные связи. С Ашхабадом же, несмотря на сегодняшние теплые отношения и расширение партнерства, исторически были разные, в том числе и непростые, периоды сотрудничества.
В целом о политическом измерении проекта пока говорить сложно еще и по той причине, что для придания веса газовому союзу помимо производителей нужен еще и крупный блок стран — импортеров газа. Государства Центральной Азии являются сегодня фактически изолированным газовым рынком, единственный крупный потребитель — это Китай. Плюс осуществляются нишевые поставки газа Казахстана и Туркменистана в Россию, а Туркменистан еще поставляет его в Иран.
Таким образом, в текущей конфигурации невозможно создать блок, который мог бы потенциально влиять на конъюнктуру газовых рынков, так как масштаб совсем не тот, который мог бы сложиться, скажем, при формировании "газового ОПЕК«на основе Форума стран — экспортеров газа (ФСЭГ). При этом теоретический контроль «Газпрома» над газотранспортной системой (ГТС) — это потенциальный контроль над поставками газа в Китай и частично в Индию, в случае присоединения России к проекту газопровода ТАПИ (Туркменистан—Афганистан—Пакистан—Индия). А заявления о том, что возможность присоединения к последнему проекту имеется, недавно были озвучены представителями Туркменистана.
Операции по продаже газа и модернизации системы
Однако стоит понимать, что система газопроводов Центральная Азия — Китай была профинансирована и построена КНР, и все три нитки системы общей мощностью 55 млрд куб. м совместно эксплуатируются Китайской национальной нефтегазовой корпорацией (КННК) и ее центральноазиатскими партнерами. Кроме того, поставки газа из Центральной Азии в Китай осуществляются в рамках долгосрочных контрактов, рассчитанных до 2030–2040-х годов. В этой связи «Газпром», конечно, не может приобрести контроль над магистральными газопроводами, чтобы получать выгоды компании-оператора (представители Узбекистана недавно прямо указали на такую невозможность). Потенциально Россия могла бы удовлетворять внутренний спрос на газ в Казахстане и Узбекистане (где газовый баланс сегодня складывается не лучшим образом) с тем, чтобы Астана и Ташкент бесперебойно выполняли свои экспортные обязательства. Однако это исключительно нишевая история.
В целом, с учетом разработки новых запасов, добыча в Узбекистане будет расти до начала 2030-х годов, после чего начнется плавное снижение. В Казахстане же ожидается медленный рост на долгосрочную перспективу, пусть речь идет и о небольших цифрах абсолютного прироста (плюс 10–15 млрд куб. м в ближайшие 20 лет). И Казахстан, и Узбекистан имеют контракты с КННК на поставку до 10 млрд куб. м газа в год из каждой страны. При этом Узбекистан уже останавливал экспорт газа на фоне сезонных пиков потребления внутри страны. Таким образом, безусловно, какие-то объемы российского газа могут быть востребованы центральноазиатскими партнерами для сведения собственного газового баланса. Однако для «Газпрома» это капля в море, учитывая потенциальные риски на европейском направлении (только в 2022 году компания потеряла в ЕС рынок объемом около 80 млрд куб. м, и эта тенденция продолжается и в 2023 году).
При этом газовое сотрудничество со странами Центральной Азии может базироваться не только на коммерческих операциях по продаже газа, но также и на модернизации системы газопроводов, строительстве подземных хранилищ (ПХГ), газохимических мощностей — во всем этом у российского бизнеса есть компетенции.
Поставки газа из России на рынки Южной Азии
Наиболее же интересным результатом «тройственного союза» могло бы стать воплощение в реальность проекта поставок российского газа на рынки стран Южной Азии. Согласно официальным планам, доля природного газа в энергобалансе Индии должна увеличиться с 6,5% в 2020 году до 15% к 2030 году. В абсолютных объемах это может означать рост с текущих 60 млрд куб. м до 115 млрд куб. м в 2030 году, согласно консервативному прогнозу Международного энергетического агентства. Индийские же чиновники заявляют о возможности роста спроса до 200 млрд куб. м в год на ту же перспективу.
В свою очередь, Пакистан сегодня сталкивается с жесточайшим дефицитом природного газа, при этом не может его восполнить на мировом рынке из-за аномально высоких цен на спотовый СПГ.
Потенциально в Южной Азии могли бы открыться хорошие возможности для российского газа. До последнего времени газ из РФ был представлен в регионе только в форме СПГ, который поставлялся европейским трейдером «Газпрома» с завода «Ямал СПГ». В результате санкционной войны трейдинговые операции «Газпрома» в Европе были поставлены под контроль национальных регуляторов, а жертвой оказался единственный на сегодняшний день долгосрочный контракт с Индией.
Безусловно, российский СПГ вполне может найти свое место на рынке Индии. Об этом, в частности, заявил глава «Новатэка» Леонид Михельсон в ходе Индийской энергетической недели. Но импорт трубопроводного газа может обеспечить Индии и Пакистану необходимую предсказуемость поставок, а также доступную цену. Это особенно актуально на фоне кардиограммы цен на спотовых рынках газа, которые останутся дефицитными как минимум до второй половины 2020-х годов.
Для России же это реальная возможность перенаправить значимые объемы газа с европейского рынка в новый и перспективный регион. С учетом реализации конкурирующего проекта ТАПИ, речь, наверное, не может идти о поставках в регион более 30–40 млрд куб. м в год.
При этом, с технической точки зрения, такой проект может быть реализован. Для этого необходимо частично перестроить на реверсный режим систему газопроводов Средняя Азия — Центр (а мощности этой системы составляют фантастические 80 млрд куб. м). В результате газ может быть поставлен из Единой системы газоснабжения (ЕСГ) России до юга Узбекистана. На последующих участках маршрута уже необходимо строительство новой инфраструктуры. Например, маршрут мог бы быть проложен по трассе Термез—Мазари-Шариф—Кабул—Пешавар—Исламабад—Лахор—Нью-Дели. Протяженность новой трассы составила бы порядка 1400 км (для сравнения, протяженность «Силы Сибири» составляет порядка 3000 км). Кроме того, существует определенный задел инфраструктуры на границе Узбекистана и Афганистана, так как СССР закупал газ у последнего.
В результате реализации такого проекта российский газ может попасть в крупнейшие центры потребления на севере Пакистана и Индии. Именно в этих регионах ощущается наибольшая нехватка газа. А прибрежные провинции можно газифицировать за счет приходящего в порты СПГ.
Альтернативным маршрутом могла бы быть поставка российского газа через систему Средняя Азия — Центр в Туркменистан, а далее на север Ирана — в тот регион, где Исламская Республика испытывает наибольшие трудности с газоснабжением. Иран же в рамках своповой операции может поставить газ со своих южных месторождений до границы с Пакистаном по уже построенной секции замороженного проекта газопровода Иран—Пакистан—Индия. Дальше потребуется сооружение новой инфраструктуры протяженностью порядка 500 км до Карачи, после чего газ может быть доставлен в наиболее нуждающиеся в нем районы Северного Пакистана по планируемому к строительству газопроводу «Пакистанский поток». Однако в такой конфигурации из цепочки поставок исключается Индия, а также непонятен статус Узбекистана как одной из сторон «газового союза».
Любой из проектов поставок российского газа в Южную Азию потребует значительных усилий отечественной дипломатии, оригинальных технических решений и многомиллиардных инвестиций. Взамен Россия может на десятилетия получить доступ к рынку, который делает ставку на газ для решения своих экологических, экономических и социальных проблем.