Во‑первых, на нашей лестничной клетке жил сосед-алкоголик, который бил свою жену. Это происходило обычно по ночам, и тогда она с двумя своими маленькими детьми звонила нам в дверь и просила о помощи. Мой папа убегал разбираться, а мама бледнела, но мужественно отпускала его на этот подвиг. И я хотя ни разу не видел ничьей крови, мне уже тогда было понятно, что в принципе может быть и кровь.
И ещё мне было очень страшно видеть спящего прямо на голой земле человека. Вдруг он уже умер? В моё детство эта картина — лежащие на земле пьяные — была в Москве довольно обычной. Особенно много их было вокруг так называемого «пьяного магазина», который стоял на углу Трёхгорного Вала и улицы Заморёнова. В нём был винно-водочный отдел — и всегда стояла огромная очередь.
В этой очереди были очень сильные запахи. Иногда — очень сильные выражения, от которых я мучительно краснел.
— Ну как вам не стыдно? — говорила мама. — Тут же дети!
Пьяницы, как правило, несколько тушевались, но самые напористые наступали:
— А что дети! Что дети! — кричали они. — Что ж, теперь и слова сказать нельзя?
— Вы на меня не кричите! — говорила мама. — Хотите, чтоб я милицию вызвала?
Очередь нехорошо затихала и начинала глядеть на маму враждебно.
Теперь, когда таких магазинов практически уже не стало, я вдруг понял, что имели в виду его постоянные посетители, когда кричали моей маме:
— Вы нам ЗДЕСЬ не указывайте!
Это место — в грязных опилках зимой, в пыли летом, в лужах и слякоти осенью и весной — было их домом. Они приходили сюда всегда. Здесь на их лицах горел огонь веселья. Здесь они дрались. Здесь порой засыпали навсегда. Здесь был их рай. Больше никогда я не видел так близко этих людей — и в таком количестве.
И сегодня, когда я вспоминаю их, во мне по-прежнему просыпается детский страх. Но ещё и жалость. И даже почему-то слёзы наворачиваются.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
