Борьба Украины за евроинтеграцию разделила не только взрослых, но и детей. Одни находятся в самом эпицентре событий, штурмуя баррикады и забрасывая «Молотовым» силовиков. Другие играют в войнушки в школе. Но тяжелее всего приходится детям солдат ВВ МВД и «Беркута». Пока их отцы держат оборону Украины, дети защищают своих мам.
«Они в нас газ, мы в них камни и „Молотов“»
Тёмный переход на площадь Независимости. Через лежащих на полу людей пробирается подросток. На нём тёплые новенькие камуфлированные штаны, такая же камуфлированная куртка; в одной руке он держит каску, в другой белые листы — листовки за отставку Януковича.
«Прошу не фотографувати мене. Бо мене за це у тюрму посадять» («Не фотографируйте меня. А то меня за это в тюрьму посадят» — прим. ред.), — уворачивается подросток от объектива моего фотоаппарата. Но без фото охотно соглашается со мной поговорить. Мы выходим на площадь. Идём к ближайшему кафе.
Моего нового знакомого зовут Сергей. Ему 14. Родом он из Львова. На Майдан его привезли родители. «Батька вместе с мамкой тут бастуют, а нам с кем оставаться? Не одним же. Вот с братом сюда и приехали».
Брату Сергея 17. Зовут его Артёмом. Первое время на Майдане они помогали родителям: «С батькой палатки ставили. Дрова рубили», — вспоминает Сергей. После первого разгона Артём с отцом пошёл в Службу самообороны Майдана. Вскоре туда попал и Сергей.
«Мне с братом дали биту, сказали, чтобы стояли у входа в штаб. Проверяли тех, кто туда войти хочет, — вспоминает Сергей. — Мне понравилось. Особенно, когда у взрослых дядек документы проверяли. Прям, как в милиции».
В отряде самообороны Артём и Сергей познакомились с ребятами из «Белого молота» (молодёжная радикальная неформальная националистическая организация — прим. ред.) «Они пришли вечером и сказали, что на Грушевского пойдут. Что там «Беркутню» мочить будут. Брат пошёл с ними. И я тоже».
В противостоянии радикалы – «Беркут» Сергей оказался на передовой. «Мне наш главный сказал, что берёшь бутылку, подбегаешь к солдатам, бросаешь и убегаешь. Не бойся, если «Беркут» поймает. Ты малой ещё. Тебя отпустят», — вспоминает наставления своих командиров Сергей. «Коктейли Молотова» Сергей не готовил. Их готовыми привозили на Грушевского, либо смесь разливали по бутылками прямо на площади «старшие по оружию».
– Не страшно было бутылки бросать? — спрашиваю подростка.
– Неее. Отчего бояться? Они ведь нас бьют, мы их, — спокойно, чуть растягивая слова, для важности, наверное, отвечает Сергей. Потом, подумав немного, добавляет, слегка улыбаясь: – Они нас газом. Мы их камнями и «Молотовым».
– Но ведь ты мог убить человека?
– Не, у меня от газа глаза чесались. Я мимо кидал. А потом убегал. Правда, меня «Беркут» в плен брал два раза. Вот тогда я боялся. Просил, чтоб не били. Они говорили, что я дурак-малолетка и отпускали.
«Батька сказал, что на Майдане они будут учиться»
На вопрос, за что он воюет с силовиками на Украине, Сергей отвечает, как на уроке, заученной фразой: «Чтобы Украина в Европе была». Общий вопрос о Европе подростка ставит в тупик. «Это мы на уроке географии проходили, но я не люблю географию. Мне больше физкультура нравится», — оправдывается подросток. В школе Сергей не был два месяца. Да и школу не любит. Когда батька и мамка забирали его с братом на Майдан, батька так и сказал, что там они будут учиться.
«Ты чего тут расселся? — перебивает беседу подросток лет 16. — Сейчас щиты приедут, разгружать надо». Подростка зовут Дмитро. Он киевлянин. Одет в военный костюм цвета хаки и бронежилет. «Я из „Белого молота“», — бравирует Дмитро. По его рассказам, он учится в элитной киевской школе. Родители парня занимаются бизнесом. Воюет на Майдане только с 14:00 до 21:00. «Прихожу сюда после школы, домой, правда, ухожу. Если родители узнают, что я на Майдане, убьют. Жаль, что не было меня, когда ночью наши «Беркут» бомбили», — заявляет он.
О финансовой стороне вопроса подростки разговаривать категорически отказываются. «У меня у батьки денег много. Он мне даст, если я попрошу. Мне гривны не нужны», — обиженно отвечает Дмитро. «А я вообще здесь с мамкой и папкой. Они мне деньги дают. Всё, что мне дали в штабе: это форму и каску. Вот», — так же обиженно добавляет Сергей.
«Думаю, случится что-то страшное, детей им живыми не дам»
«Вы что, пройти хотите? Да ещё и с фотоаппаратом. Вы с ума сошли. У нас тут особый режим. Вот идите в пресс-службу МВД, пусть она вам всё рассказывает. А нам наши дети дороже… — останавливает меня на подходе к общежитию «Беркута» высокий широкоплечий спецназовец. — Уговаривать бесполезно. У нас тут, можно сказать, ЧС», — говорит он строгим командным голосом. Общежитие «Беркута» с начала конфликта взято под усиленную охрану. «Война нам объявлена. Вы ж посмотрите, что в соцсетях пишут. Убивать наших жён и детей. Это нормально? На домах бойцов из регионов стали писать гадости всякие, — объясняет один из спецназовцев. — Власти на нас всё равно. Она на баррикадах бойцов не кормит. А их семьи защищать тоже вряд ли будет. Поэтому сами организовались». По словам бойца, общежитие «Беркута» митингующие уже пытались атаковать. Это было сразу после событий на Банковой. Недовольные тогда приехали к общежитию. Пытались его заблокировать. Кричали вслед родным спецназовцев обидные слова. Даже пытались ворваться в здание. Но родные бойцов встали на защиту жилища. «Закидали яйцами и помидорами», — уточняет спецназовец.
С 28-летней Татьяной, женой капитана спецназа «Беркут», общаюсь в съёмной квартире. Условие одно: без фото. «Вам работа, я понимаю. А у меня дети. Двое. Вы сейчас напишете, а я что буду дальше делать? Детей дома запру?» — высоким тоном поясняет Татьяна. Детей у Татьяны двое: 8-летний Олег и 5-летний Стёпа. Он сидит на диване с фотографией папы. «Скучают очень. Особенно младший», — пытаясь не расплакаться, говорит Татьяна. «Мам, вони мого батька не вб’ють? — перебивает нас Олег. Татьяна молча смотрит на сына, отрицательно качает головой и сажает его себе на руки.
– Боже, когда это всё кончится? Вы хотели узнать, как мы тут живём. Вот так и живём. С виду вроде всё как обычно. Квартира съёмная. На неё уходит зарплата мужа. На мою живём кое-как, — говорит женщина, обводя глазами небольшую комнату. — Но вот что на сердце. Там страх. Ведь все знают, что фашисты на Майдане. И если они победят, нам остаётся только одно — умереть.
– Зачем умирать? Можно же переехать, — пытаюсь отвлечь от страшных мыслей Татьяну.
– Вы не понимаете. Нас всё равно убьют эти фашисты. Уже думаю, случится что-то страшное, детей им живыми не дам. Как представлю, что над ними будут издеваться. Так уж думаю, лучше самим, — плачет Татьяна. За время противостояния Татьяна видела мужа всего несколько раз. Когда всё поутихло, с детьми носили папе поесть. После погрома на Грушевского муж запретил Татьяне приходить и приводить детей. «Вот не понимаю наш народ. Неужели у них совсем ума нет и воли. Фашисты к власти хотят прийти. А они из «Беркута», тех, кто их защищает от этой заразы, врагов сделали. Столько грязи льют».
Дети играют в Майдан
Со своим мужем, тогда ещё старшим лейтенантом, Татьяна познакомилась в парке. Был день города. Он охранял порядок. Попросил номер телефона. Таня дала домашний. А потом уехала к родственникам в Черкассы. «Я не думала, что он позвонит. А он, оказывается, всё то время, что я у родственников была, звонил. Когда я приехала, договорились о встрече. Он стеснительный такой был. Если б не знала, что он солдат, не поверила», — вспоминает начало своих отношений Татьяна.
За 9 лет брака с офицером Татьяна хорошо научилась разбираться в оружии и методах разгона толпы. «Есть у них средства уничтожить всё это за 2–3 часа. Но почему-то этот трусливый президент Янукович приказа не даёт. Стрелять таких командиров надо, — возмущается Татьяна. — Он трусит. А мы и наши мужья врагами народа стали. Даже детей наших ненавидят».
В доказательство своих слов Татьяна рассказывает историю, случившуюся с её сыном в школе. «Учительница пожаловалась на плохое поведение Олега. Мол, на перемене они с мальчишками играли. Так вот, играли в Майдан. Кто-то из одноклассников запулил в Олега тяжёлым деревянным пеналом. Орущий сказал, что это «Молотов». Олег в ответ схватил ручку и стал изображать из неё автомат и говорить, что его отец в «Беркуте», значит, и он в «Беркуте». Учительница, увидев это, заставила моего сына стоять пол-урока возле парты. А когда я её спросила о том, какое наказание понёс ребёнок, кинувший в моего сына пеналом, она развела руками и ответила: „Ну, чего же вы хотите, дети есть дети“».
Героизм одних детей — слёзы других
Анастасия Иванова работает психологом в московской школе. Она украинка. За тем, что происходит в Киеве, следит очень пристально. «Здесь я полностью на стороне «Беркута». Власть, оппозиция и «Беркут» — это разные вещи. «Беркут» не власть теперь защищает, а свои семьи и Украину в целом. Это моё мнение, — говорит Анастасия. — А вот дети в этой ситуации — лишь заложники. Они полностью копируют поведение взрослых, считая их высшим авторитетом. И взрослые, отлично понимая это, этим пользуются: превращают детей в пушечное мясо, бросая на баррикады. Они превращают детскую игру в войнушки в настоящую. Не объясняя подростку всю трагедию происходящего. Им это не нужно. А сам подросток, видя поддержку взрослых, рвётся на подвиги. Для него чужая жизнь — ничего не значит. Он ведь герой. Ему так и кричат со сцены взрослые дяди. Никто из толпы не задумывается, что героизм одного подростка может обернуться слезами другого ребёнка — сына или дочки раненного милиционера. И это страшно».
Евромайдан в январе. Хроника событий в фотографиях
Евромайдан в январе. Хроника событий в фотографиях
