Театральный мир аплодирует новой постановке — «Русский Регтайм». Это необычный тандем — балет в сочетании с модным показом. О том, что ждёт зрителей и как родилась столь необычная идея, aif.ru рассказал продюсер Леонид Роберман.
Аif.ru: — Как появилась идея совместить театральный жанр балета с демонстрацией коллекции костюмов?
Леонид Роберман: — Мне всегда казалось, что в театре, как в науке, можно создать новое только в двух случаях: либо когда знаешь всё, либо когда не знаешь ничего. В этой истории я не знал ничего: ни о балете, ни про балет, ни о моде, ни про моду. Вот мне и пришла эта дурацкая, а впрочем, может, и не совсем дурацкая идея совместить для кого-то «несовместимое». Мода — это способность быть собой и быть непохожим ни на кого. Мода — это предвидение, это бунтарство. И модельер здесь — это бесстрашный человек, который идёт наперекор общепринятым нормам, разрушая собственные привычные рамки, бытующие в обществе, и заявляет о том, как можно быть собой. Театр же — это то место, где человек может увидеть себя со стороны, пережить некую собственную историю, избавиться от личных страхов и страданий. По сути, это тоже место терапии. А вообще, если уже быть совсем честным, хотелось просто похулиганить и сделать то, что не делал никто другой.
— Почему для создания костюмов для спектакля вы выбрали нетеатрального дизайнера Алену Ахмадуллину?
— У нас мода является не второстепенным персонажем. Это главное действующее лицо. Это один из героев, который незримо присутствует на сцене. Именно поэтому мне сразу стало понятно — это должен быть нетеатральный художник. Так как нужно будет не просто одеть артистов, а придать всем персонажам единое видение, которым обладает как раз модельер. Художник по костюмам в театре, конечно, знает, что такое эпоха, он может разобрать характер человека, учитывая его социальный статус, профессию, возраст и т. д., создать его образ цельным. Но здесь идёт речь не об отдельных героях, а о невидимом. Здесь нужно было не только одеть, а больше проявить это «невидимое», сделать его ощутимым и придать ему плоть. Это мог сделать только модельер. Именно поэтому я остановился на Алёне Ахмадуллиной. Так как она, кроме высочайшего уровня, — это ещё и праздник. То, чего так не хватает в нашей жизни. И она тот человек, который это чувствует тонко, как никто.
— По задумке, «Русский Регтайм» — это фантазия на тему, как развивалось бы искусство, если бы в России начала прошлого века не было войн и революций. Термином «дефиле» также обозначаются военные парады и определённые манёвры войск в труднодоступной местности. Закладывали ли вы этот дополнительный смысл в позиционирование спектакля?
— Дефиле для меня — это и есть парад. То, что одни это делают по прямой линии, а у других это полёт, нет разницы. Или что одни будут чеканить шаг, а другие свободно двигаться в пуантах. Или то, что головы не будут повёрнуты у всех в одну сторону. Это сути дела не меняет. Это остаётся парадом. Парадом красоты.
— Будет ли спектакль интересен широкому театральному зрителю или он больше для ценителей балета и танцевального жанра?
— Я никогда не делал спектакли для узкого круга зрителей. Я считаю, что если спектакль получился и если он интересен мне лично, то он будет интересен всем. Когда я говорю «интересен», это не означает, что он станет загадкой либо в нём будет заигрывание с публикой. Нет. «Интересен» — это когда я буду тронут этим спектаклем, когда будут затронуты мои эмоции, когда у меня что-то запершит в горле и захочется плакать, или, наоборот, я выйду после спектакля с ощущением праздника и просветления. То есть того, зачем я прихожу в театр. Я никогда не пытался угодить публике и сделать спектакль под определённый слой или под определённую категорию. Я всегда делал спектакли для людей, у которых есть сердце и для которых слово «горе» означает «горе», а слово «праздник» есть «праздник».
— Какие планы на будущее?
— Хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах. Не хочется никого смешить. Хочется просто продолжать работать. Это даже не планы, это задачи. Задачи сохранить компанию, сохранить определённо высокий уровень того, что мы делаем. И продолжать заниматься театром, что на самом деле с каждым днём, месяцем и годом всё сложнее и сложнее. Ибо тот театр, которым занимаюсь я, — это театр, занимающийся душой человека и его очеловечиванием. А вообще, основные планы связаны не с названиями драматургических произведений, они связаны с режиссёрами. С теми немногими профессионалами, с которыми мне интересно работать и для кого хочется создать все условия, чтобы они имели возможность осуществить все свои замыслы. Очень хочется сделать ещё одну работу с Антоном Фёдоровым, с Никитой Кобелевым, Данилом Чащиным и Петром Шеришевским. Это, пожалуй, те режиссёры, которые мне на сегодняшний день интересны. Ещё могу добавить к ним Екатерину Половцеву. Это круг тех режиссёров, с которыми хочется продолжать сотрудничать и искать пьесы, которые устраивали бы их и меня.
— Что для вас важнее — отзывы зрителей или рецензии театральных критиков? Учитываете ли вы их в будущих проектах?
— Не дай Бог, если наступит время, когда для меня станут более важными похвалы, дифирамбы и аплодисменты. Если из 100 отзывов 1 является критическим, я обращу внимание именно на него. Это то, что развивает. Это то, что не дает рутинизировать и не позволяет успокоиться. Это вынуждает искать новые решения и пути. Плюс для меня важно моё мнение, то, как я отношусь к результату. Как мне кажется, я обладаю определённым вкусом и достаточно высоким уровнем требовательности, благодаря моим учителям и мастерам, которые меня чему-то в этой жизни научили. Важен я и важен зритель. И здесь не имеет значения, откуда он — из театральных критиков или просто из зала.
