Актёр Юрий Стоянов рассказал АиФ.ru о том, как будущая жена Елена возила доллары в голенищах сапог, о Табакове, который мешал колу с мёдом, о том, зачем тайком чистит гостям обувь и как стал национальным героем в Узбекистане, о своей роли в фильме «LOVE», а также о дебютном музыкальном альбоме, вышедшем на днях. Песня «Где-то», давшая название всему альбому, на момент публикации интервью занимала третью строчку в плейлисте «Поп-карамель» (Russian pop) Apple music.
Владимир Полупанов, АиФ.ru: Юрий Николаевич, признайтесь, ожидали, что попадете со своими песнями в музыкальные чарты?
Юрий Стоянов: Не ожидал и вообще на это не рассчитывал.
— И не обижает, что вас записали в поп-певцы?
— Я этому даже очень рад. Если Баста, который занимает строчку ниже, — это тоже поп, то помериться с такими людьми попами даже почётно. В этом плейлисте много достойных людей: Владимир Пресняков, Максим Фадеев, Валерия, Денис Клявер, Валерий Меладзе, Олег Митяев и т. д.
— Вы сами довольны тем, каким получился ваш публичный музыкальный дебют?
— Это всё равно что спросить: «Вы довольны, как прожили жизнь?» Это не то что я сел и решил, что пора в общем тренде, как делают многие артисты, вдруг запеть. Эти песенки писались по ходу жизни. Как сказал Пастернак в стихотворении «Гамлет», «жизнь прожить — не поле перейти».
У меня есть стихи на эту тему «Эпитафия самому себе», которые я написал в 23 года. Я их прочитаю, чтобы ты понял, о чём речь.
Останки здесь погребены
Того, кто был последним в драке,
Любовник собственной жены
И лучший друг своей собаки.
Всё оставляя на потом,
Он жил с пожизненной отсрочкой
Не воплотившийся ни в чём
Не стал ни нотою, ни строчкой.
Он был как пух от тополей,
Как на забытом хлебе плесень,
Актёр несыгранных ролей,
Певец несочиненных песен.
В основе всех его идей
Химеры, суета, поспешность.
Явив на свет двоих детей,
В наследство дал им только внешность.
Это я написал в 20 лет, а в следующие 40 сочинил этот альбомчик.
— Вы признались, что посвятили альбом супруге Елене и ушедшему другу и партнёру по «Городку» Илье Олейникову. Это так?
— Да, Илюша сделал меня счастливым артистом, а Лена — счастливым мужчиной.
— Помню историю, как вы познакомились с Олейниковым, но как с Леной, не знаю. Расскажете?
— Очень забавная история, кстати. В середине 1990-х у «Городка» появился новый спонсор: компания, которая занималась натяжными потолками. Позвонила её представитель и сказала, что по поручению руководителя компании она хочет с нами встретиться и рассказать, чего они ждут от этого сотрудничества. Мы были в Москве, где у нас должен был состояться концерт, на который мы и пригласили девушку, договорившись, что после она придёт к нам за кулисы и мы всё обсудим.
Первым в гримёрку зашёл Геннадий Хазанов с подробным профессиональным разбором нашего концерта. С моей точки зрения, выступление нуждалось в нём. Я неоднократно говорил Илье, что там есть слабые места. И Гена очень серьёзно начал разбирать наше выступление. В это время в дверь кто-то постучал, и мы увидели двух очаровательных девушек. Мы ещё не знали, кто из них кто. И жестами дали понять, что нам нужно 10 минут, чтобы закончить. Но, когда они ещё стояли в дверях, я тихо шепнул Илье на ухо: «Та, что справа, моя». Вот таким было начало.
Хозяин фирмы-спонсора Саша Морозов знал реплики из «Городка» наизусть. И, когда начинал с нами разговаривать странными фразами, мы не понимали его, так как не помнили все эти реплики, которые сами же и придумывали. А он на нас с Ильёй смотрел с непониманием и возмущением. Как можно не знать эти цитаты наизусть?!
Середина 1990-х была весёлым временем. Такими же были и расчёты. Лена отвечала в компании за рекламу и продвижение. И время от времени возила нам наличные деньги из Москвы в Питер, складывая наличность в голенища сапог.
— Такие большие суммы были?!
— По-моему, один выпуск программы обходился в 25 тыс. долларов. Большая часть шла на производство «Городка» и гонорары сотрудникам нашей команды. И нам с Ильёй что-то перепадало, конечно. Однажды Лена поднималась по трапу самолёта, и кто-то, постучав ей сзади по плечу, сказал: «Девушка, у вас тут выпало». Из голенища у неё выпала пачка в 10 тыс. долларов. Так завязались наши с ней отношения, которые Илюша пошло, но талантливо охарактеризовал: «Фирма натягивает потолки, а ты натягиваешь фирму» (смеётся).
— В песне «Где-то», которая посвящена Олейникову, есть строчка: «Тайком накапал валокордин». Что это были за ситуации?
— Илья написал мюзикл «Пророк», вложился в него. Этот проект высасывал из него не только все соки и нервы, но и деньги. Он так глубоко нырнул в эту историю, что это стало делом всей его жизни. И, когда проект забуксовал, он начал сильно психовать. Часто погружался в депрессивное состояние, был угрюм. Про это я и пою в песне: «Ты себе тайком накапал валокордин».
— Песня «Актёрский цех» написана на чужие стихи?
— Да, это единственная песня, в которой слова не мои. Текст написал актёр Владимир Эмануилович Рецептер. С его позволения я положил их на музыку. Ему, кстати, очень нравится эта песня.
— «Актёрский цех — рисковое непонятое племя. Ему дороже хлеба был успех. И в прошлое, и в нынешнее время». Нет ли тут лукавства? Разве в нынешнее время «хлеб» не стал дороже «успеха»?
— Тут ведь речь идёт не о шоу-бизнесе, а о театральных актёрах, о тех, которые работают не в Москве и Питере, а в остальной большой России. Всей своей жизнью, особенно сегодня, они подтверждают, конечно, что успех дороже всего. У них очень небольшие зарплаты даже со всеми губернаторскими надбавками (где они есть). Даже нельзя сравнивать зарплату актёров, живущих в Санкт-Петербурге, с возможностями тех, кто работает в московских театрах. Я когда-то сказал: «В Питере ты ищешь работу, в Москве работа ищет тебя».
Что может заставить актёров выходить на сцену, как не подвижничество? Несостоявшаяся актриса Нина Заречная говорит в «Чайке»: «Неси свой крест и веруй».
Сколько талантливых поразительных ребят, действительно хороших актёров, которых знаю, я пытался как-то пристроить, пропихнуть в Москве. И всегда слышал от режиссёров или людей, занимающихся кастингом: «Это же ему дорогу и гостиницу надо оплачивать. Что у нас, своих мало, что ли?» И эти ребята едут в Москву, сами себе оплачивают дорогу, живут у друзей… И многие этим пользуются. Ну, конечно, успех на первом месте.
Когда-то гениально ответил Олег Табаков Константину Райкину. После какого-то спектакля Райкин спросил: «Откуда берётся эта лёгкость, уверенность, кайф, с которым вы существуете на сцене?» «Всё очень просто, — ответил Олег Павлович. — Нужно хотя бы один раз испытать успех». Успех — это не просто аплодисменты, за которыми следуют, грубо говоря, повышение зарплаты и признание, а это ещё и важный толчок к свободе твоего существования на сцене, к уверенности. Я, например, ушёл из БДТ в 1995-м и вернулся в театр только в 2010-м (в МХТ, где играл в «Женитьбе»), потому что был свободным, был лёгким и уверенным в себе, победил комплексы, которые у меня были.
— А кого вы играли в «Женитьбе»?
— Кочкарёва, одну из главных ролей. В МХТ у меня было несколько знакомств с Табаковым. Когда мы с ним встретились в первый раз, он сказал: «Я ведь в БДТ частенько бывал. А что ты там играл, сынок?» Я говорю: «Из того, что вы могли видеть, — Моцарта в спектакле „Амадеус“». «Ну „Амадеуса“ я не видел», — сказал он. «Ещё играл в пьесе Островского „На всякого мудреца довольно простоты“». «А кого ты там играл?» — уточнил Табаков. «Курчаева», — ответил я. «Не помню. Странно, я обычно хороших артистов сразу запоминаю», — без улыбки сказал он. Затем взял со стола бутылку кока-колы, немного отпил из неё, влил туда жидкого мёда, перемешал трубочкой, отпил и произнёс: «Вот теперь сладко». Эта сцена до сих пор стоит перед моими глазами.
Каждым поступком и фразой он ставил меня в тупик. У него в кабинете была доска, на которой он писал мелом. Она закрывалась занавесочкой. Он приоткрыл шторку, напротив какого-то известного артиста была написана зарплата: 2 тысячи евро. Он указал на неё рукой и сказал: «Вот столько ты будешь получать, если будешь в труппе, в штате театра». Так платили при Табакове. «Надеюсь, ты удовлетворил все свои амбиции в кино и на телевидении?» И я его спросил: «А вы, Олег Павлович, удовлетворили?» «Понял. Вопрос снят», — ответил он.
Я начал репетировать. Спустя время он снова вызывает меня в кабинет и говорит: «Старик, есть предложение. А что если ты будешь играть в нашем театре все роли Олега Табакова?» То есть в спектаклях, которые уже шли. Я вдруг охамел и сказал: «Олег Павлович, дорогой мой. При всём уважении к вам, я люблю доедалки только первого января». Любые попытки попасть под сравнение — это значит обмануть ожидания. Мне очень не хотелось быть вторым Табаковым. Табаков один. И он мне изящно отомстил. Я шёл со сцены после премьеры с большой охапкой цветов. Олег Павлович мне навстречу, протягивает руки, обнимает и говорит: «Ну ничего, ничего, не отчаивайся». Зал стоя мне аплодировал, а я, оказывается, обоср..ся. Я ушёл в гримерку обескураженным. Неделю репетировал дома каждый кусочек спектакля, каждый диалог, и в итоге понял: как же он умеет поставить на место и холодным душем окатить. Когда мы снова встретились в театре, он мне сказал: «Слушай, здорово ты на самом деле сыграл. Я тебе сказал: „Не отчаивайся“. Это я так пошутил». Но похвалил меня он только через неделю. Незаменимый! Гений! Таких людей больше не делают (смеётся).
— В песне «Мои друзья» вы признаетесь, что можете «к ним прийти голодным». Как часто ходите к друзьям поесть, когда бываете голодным?
— Я всегда к друзьям прихожу голодным, даже если я плотно пообедал. Какие качества во мне главные? Лень, страх и аппетит. Но не путать лень с бездельем, страх с трусостью и аппетит с голодом. Я южный человек, люблю вкусно поесть. Эта песня написана во время студенчества, когда реально очень хотелось есть. Голодными мы были все 4 года учёбы в ГИТИСе. Родители подкармливали нас, отправляя посылки с едой. Витя Сухоруков привозил мешки картошки, мне присылали компоты, закрутки, вино домашнее, которое пил в основном Сухоруков, я непьющий человек. Так выстраивалась «пищевая» цепочка: мои друзья, друзья друзей, друзья друзей моих друзей. А спустя много лет после того, как написал эти строчки, я снялся в комедии, которая называется «Друзья друзей».
— Две песни, так или иначе, связаны с войной: «Ташкент» и «16 строчек о войне». Как они родились?
— Все песни красиво сыграны и аранжированы. «16 строчек о войне» написаны в первую коронавирусную волну, на карантине. Песня полностью записана на телефон и даже сведена внутри телефонной программы. Мне ничего не стоило её аранжировать в студии. Но я решил, что как факт времени можно оставить и так. Она сильно уступает другим песням в качестве. Но именно этим она мне и дорога.
— В песне изложена трогательная и печальная история о том, как солдат на фронте влюбляется в военврача и возвращается с ней после войны. А законная жена, увидев это, заплакала и сказала: «Ну ладно. Главное, что живой». Это реальная история?
— Сначала я хотел сделать клип, построенный на военных фотографиях Петра Тодоровского. Даже его сыну Валере звонил и рассказывал про идею. Но потом мы решили, что в этом случае песню будут ассоциировать с Петром Тодоровским, а она не имеет никакого отношения к его биографии. Она навеяна любимыми мной фильмами о войне и атмосферой фильмов Тодоровского. Прототипов нет. Такие истории военного времени не были редкостью.
— А что послужило отправной точкой для написания песни «Ташкент»?
— В 90-й школе города Ташкента во время войны училась моя мама. Когда я приехал туда на гастроли, в выходной день собрался весь педагогический коллектив этой школы. Это было безумно трогательно. Маме было 6 лет, когда началась война, и она оказалась в эвакуации, в семье узбека, учителя узбекского языка, который был уже немолодым человеком. У него самого было 6 детей. Единственную приличную в доме кровать они отдали маме, которая была упитанным ребенком в семье среди худых детей. Тогда она не отдавала себе отчёт в том, что эти люди сделали для неё. 1 сентября 1942-го она пошла в первый класс в Ташкенте. И ей из бархатной скатерти сшили что-то типа сумки-торбы для учебников и тетрадей, а из занавески — передник. Таких эвакуированных детей было около 700 тысяч в Ташкенте. И эта песня — моя благодарность этим людям.
В фильме «Человек у окна» есть сцена, где я играю юриста и выкупаю гастарбайтеров-строителей из милиции. Страж порядка берет взятку и говорит: «Подгоняй транспорт и забирай своих чурок». И я после этого говорю: «Слушай, майор, может, ты не в курсе, а когда во время войны к ним в Ташкент, в эвакуацию, таких, как твоя бабушка или моя мама, тысячами привозили, так они, чурки эти, спали на голой земле, а единственный топчан с единственной простыней русским бабам и их деткам отдавали. Так что мы с ними, с чурками этими, сначала войну выиграли, а потом Россию восстановили. Понял? Рот вымой и не открывай, а то воняет». Этот монолог миллионы раз запостили в Сети. Понятно, что в основном граждане среднеазиатских республик. И вот за эти несколько слов, которые я сказал в кино, я в Средней Азии стал чуть ли не национальным героем. Меня даже назначили послом туризма Узбекистана в России. А когда я давал концерт в июне 2017-го во дворце «Истиклол» на 4 тысячи человек, зал был забит под завязку, просто биток. Большинство, понятно, узбеки. Когда я вышел на сцену, то увидел, что весь зал поднял телефоны. И на аватарке, на первой страничке телефона, была моя фотография. В моей жизни больше никогда не было такого пронзительного признания. Оказывается, как немного нужно. Там я впервые и спел эту песню, которую написал по дороге в Ташкент, в самолёте.
— В песне «Сапожник» вы признаетесь, что если бы не стали клоуном, то были бы гениальным сапожником. Сегодня обувь в большинстве своём такая, что чистить её нет смысла, надо сразу выкидывать. А вы, по вашему признанию, чистите её не только себе, но и гостям.
— Я ношу только очень хорошую обувь, с которой не хочется расставаться и за которой можно и нужно ухаживать. Стараюсь, чтобы и дети мои имели не 10 пар говна, сделанных в Киталии (Италия, сделанная в Китае), а носили хорошую. У меня это наследственное. У отца были крестьянские детство и юность, потом он перебрался в Одессу и стал врачом. И основная обувь в первой половине его жизни — кирзовые сапоги. Когда в его жизни появились туфли, одна пара на много лет, у него на всю жизнь выработалась маниакальная страсть к чистке обуви, которую унаследовал и я.
Однажды товарищ случайно наступил на мои красивые светлые туфли, на которых остался тёмный нестираемый след. Моя жена сказала ему: «Ну вот, Витя, ты и потерял друга». И была, в принципе, не так уж и неправа. Когда к нам приходят гости, я сижу за столом, улыбаюсь, а сам в этот момент думаю, что там, в коридоре, стоят чьи-то грязные туфли. Говорю: «Извините, я на 5 минут отойду». И незаметно стараюсь почистить грязные ботинки гостей. В общем, красивая история, но близкая к психическому диагнозу. А песня на самом деле не о сапожнике, а о моей любви к дочери.
— Вы человек ироничный и веселый по сути своей. Почему альбом получился грустным?
— Не считая песни «Мои друзья». Она более-менее веселая. Чёрт его знает. Невесёлый альбом весёлого человека. Я не думал о трендах, о продаваемости, а просто писал эти песни для себя, когда оставался один. Жизнь такая была, не обхохочешься. И эта моя лирическая сторона — на самом деле подлинная. Вот почему в финале «Городка» всегда звучала грустная песня Анжелики Варум? Потому что нам казалось, что это будем не мы с Ильей, если в конце программы не будет грустной песни, которая отсылает к детству, к тому, что ушло навсегда. Но у меня есть песни на следующий альбом. Он будет немного веселее.
— Кто на вас в музыкальном смысле повлиял?
— Это такой плавильный котёл, в котором стилистически нет одного направления. Всё началось с «Битлз», потом «Куин», «Юрай Хип», параллельно — Окуджава и Высоцкий. Но всегда во мне было стремление более-менее прилично играть на гитаре. И важно, чтобы в песне была мелодия, а не начитывание текстов на ритмическую основу, не бардовский подход.
— Мне кажется, что у Высоцкого как раз и есть начитывание текста на ритмическую основу. Музыки там мало.
— Это величайшее заблуждение, что песни Высоцкого — это набор из 7 аккордов. Я поставил спектакль в Петербурге «Спасти рядового Гамлета», где звучит много песен Высоцкого. Они все аранжированы для сегодняшнего уха. И я могу утверждать, что Окуджава — просто серьезный композитор и у Высоцкого есть музыка. (Напевает) «Почему все не так, вроде все как всегда. То же небо, опять голубое, тот же лес, тот же воздух и та же вода. Только он не вернулся из боя». А «Беда», а «Марьюшка»? Это песни, где есть музыка. И мы все их помним. Высоцкий — прекрасный композитор. Я в этом убежден.
— А вы?
— Я автор текстов и мелодий. Композитор — это человек, который пишет музыку каждый день. Поэт — человек, которые не может не писать стихи. Я могу назвать себя в какой-то степени музыкантом. Пишу тогда, когда есть душевный порыв, внутренняя необходимость, а не желание заработать на кусок хлеба. Когда это органично и естественно. А не так, что ты садишься писать, потому что это твоя работа. Но и не считаю себя поющим артистом, потому что пою только свои песни. В общем, какой автор, такой и исполнитель.
— Не помню ни одного фильма, где бы вы пели.
— 3 февраля состоялась премьера, а 14 февраля в широкий прокат выходит фильм «LOVE», для которого я написал песню и сам её исполнил в кадре. Большое количество кавээнщиков в фильме, конечно, ломало меня на старте. Но я снимался с паре с любимой мной Леной Валюшкиной. У нас актёрский тандем, мы ни с кем не пересекаемся, существуем в кадре автономно, поэтому за свою работу я отвечаю.
Исполнение своих песен для меня всегда было тем самым умением, которое я приберегал как эффектный фокус для своих творческих вечеров, чтобы удивить зрителя.
Эстрада требует гладиаторства, завоевания зрителя. Входишь на сцену, ну посмотрели люди, что ты не такой маленький и жирный, как по телевизору. Что-то рассказал, показал. И тут вдруг достаёшь гитару… А если бы меня объявляли: «Гитарист Юрий Стоянов...» Я не потянул бы такие аплодисменты.
Кстати, когда-то я ушёл из театра, потому что не было ни одного спектакля, где бы я не был с гитарой. Гитара торчала «из всех щелей». Едет поезд, я в соседнем купе играю на гитаре. «Визит старой дамы» — играю танго, «История лошади» — заболел гитарист, я играю на гитаре. И так далее. Меня это так достало. Мне нужен был повод, чтобы уйти из театра, потому что тогда уже существовал «Городок». И вот идёт распределение ролей в пьесе «Село Степанчиково…», начинается читка, первая ремарка Достоевского: «Входит Обноскин с гитарой». Я прочитал это и понял: вот достойный повод, чтобы уйти из театра.
