Талант — тяжёлая ноша
Юлия Шигарева, «АиФ»: Зачем рисковать, Владимир Теодорович? Старый-то конь борозды не испортит. А молодые музыканты — вдруг нервы у кого сдадут...
Владимир Спиваков: Во-первых, я люблю работать с молодыми — обмен энергиями получается хороший. Во-вторых, для участия в фестивале я выбрал тех музыкантов, которые, на мой взгляд, были недостаточно оценены жюри на летнем Конкурсе им. Чайковского, — пианиста Джорджа Ли, виолончелиста Александра Рамма, скрипачку Клару-Джуми Кан. Играют они изумительно!
— Тогда почему их недостаточно оценили? Тяжело разглядеть талант в тех 3-4 произведениях, что должны сыграть в течение конкурса музыканты?
— Тут очень много факторов. Начиная с того, что сам по себе талант — это очень тяжёлая ноша. Как правило, люди талантливые более нервные. У Бродского изумительно сказано о том, что мастерство, талант — это своеобразная ловушка. И я встречал талантливых людей, которые не смогли полностью реализоваться из-за того, что им всё очень легко давалось. Побеждает, как правило, тот, кто очень ровно идёт от начала и до конца туров. Талантливый же человек может где-то споткнуться. Конкурс — это сражение. А на войне как на войне, как говорят французы. Никогда не знаешь, что и где тебя подстерегает. Бывает, ещё и политика накладывает свой отпечаток...
— Но послушайте, где музыка, искусство и где политика! Эти две области вообще не должны между собой пересекаться!
— Ну, как быть свободным от политики? Это невозможно! Мы же живём в социуме и, к сожалению, зависим от политиков. Хотя бы потому, что в их руках финансирование. А в наших реалиях сегодня порой очень сложно удержать талантливых музыкантов здесь, на родине, если только они не относятся к тому узкому кругу единомышленников, для которых деньги не являются мерилом всего. Но поскольку жизнь сейчас именно такая, то многие уезжают туда, где больше платят.
Где служители?
— Спорт и культура — в этих областях авторитет России как наследницы СССР до недавнего времени был незыблем. Со спортом, как показали недавние события, у нас что-то не задалось: побеждать стали реже, а в скандалах участвовать всё чаще...
— Знаете, я к спортсменам отношусь очень хорошо. Потому что спорт — это колоссальный труд, постоянная борьба с самим собой. Когда нужно перешагнуть через свою немощь, заставить организм работать на пределе. Но есть у меня подозрения, что все эти допинговые скандалы больше связаны не со спортсменами, а с их наставниками. Возьмите Ирину Винер — у неё в художественной гимнастике всё в порядке. Медали её питомицы завоёвывают, скандалов с допингами никаких. И она, заметьте, не задаётся целью победить во что бы то ни стало. Всё получается само собой, благодаря любви к своему делу. А многие тренеры не могут преодолеть это искушение — нет, надо ещё медалей, чтобы сказали, что это я такой молодец.
— Наши провалы в спорте многие связывают с тем, что оказалась развалена вся система подготовки молодёжи. А в музыке у нас с системой подготовки всё хорошо? Особенно в провинции?
— Не всё хорошо. И не только в провинции — возьмите знаменитейшую Московскую центральную музыкальную школу. Ею восхищается весь мир, по её образцу создано несколько школ на Западе. На всю Россию таких школ, как ЦМШ, меньше десятка. И находиться они должны под патронатом либо президента, либо премьер-министра. Пока же у нас хотят сделать так, чтобы профессиональное обучение музыке начиналось с 6-го класса. Но за оставшиеся 4-5 лет воспитать пианиста или скрипача невозможно! Я разговаривал на эту тему с президентом, он дал соответствующие указания. Но они пока не выполнены.
— Если мы сейчас не отладим систему музыкального образования, то с чем, в конце концов, столкнёмся?
— Все более или менее способные переедут на Запад. Талантов-то у нас меньше не становится — я вижу это по работе нашего фонда, который ищет и помогает талантливым детям по всей России. Просто с ними надо заниматься. Раньше они попадали в руки не педагогов даже — Служителей с большой буквы, которые были готовы вкладывать в этих ребят всё, что умеют сами. Сейчас тех, кто готов работать за копейки с полной отдачей, остались единицы.
— Возникает вопрос: почему мы не умеем правильно распорядиться ничем — ни нефтью с газом, ни культурным богатством?
— Жизнь течёт между двумя полюсами — интерес и идея. Интересы побеждают, но на краткое время. А идеи работают на долгосрочную перспективу. У нас, к сожалению, сейчас нет этого — готовности смотреть на долгие годы вперёд. Зато есть сиюминутные интересы: корпорации ли, конкретных людей. К счастью, не везде.
Пустых залов нет
— Можно ли как-то поменять точку зрения тех людей, которые ответственны за выбор между интересом и идеей?
— Ну, если до сих пор не выполняется очень многое из указов президента, то как изменить это? Я не знаю! Я живу своим оркестром, Домом музыки. У нас такое государство в государстве, где всё работает чётко. Мы, к примеру, воспитываем свою аудиторию. У нас больше 30% концертов ориентированы на детей, а концерты расписаны на полтора года вперёд.
На гастролях в провинции часто слышу от зрителей: «Как хорошо, что вы приехали! Мы больше не можем слушать попсу. А классика — она как глоток воздуха». Вообще-то, в российском народе есть это удивительное стремление к красоте. Оно живёт в русской душе. И я не помню, чтобы у нас где-то были пустые залы. И это счастье! Плюс почти в каждом городе на концерте в первых рядах сидят ребятишки — нарядные, весёлые. Я как-то спросил: «А вы кто?» «Мы дети вашего фонда», — отвечают.
— То есть вы не только публику растите, но и тех, кто потом будет играть в вашем Доме музыки?
— Да. Потому что это идея, а не интерес. Знаете, у Андрея Вознесенского есть стихотворение: «Жизнь есть боль. Бой с собой. Боль не чья-то — моя... Боль — остра, боль — страна разорённая». Мы болью живём. Я болею за своё дело. И если нет возможности получить от инстанций, которые должны заниматься этим, результата, значит, нужно заниматься этим самим. Я делаю всё для того, чтобы здесь было как можно лучше.
