Александр Фадеев, более известный как певец Данко, рассказал «АиФ» о своем прошлом в труппе Большого театра. В 1990-2000 годах Фадеев участвовал в основных репертуарных спектаклях Большого театра: «Спартаке», «Лебедином озере», «Щелкунчике», «Легенде о любви», «Каменном цветке», «Баядерке», «Жизели», «Золотом веке», «Князе Игоре» и многих других. В процессе работы он посещал мастер-классы легендарных педагогов: Асафа Мессерера, Галины Улановой, Марины Семёновой, Бориса Акимова. По словам артиста, закулисье главного театра страны сильно отличается от его фасадной картинки.
Ольга Шаблинская, «АиФ»: Александр, вы в одном интервью рассказали, что у вас дома на Ленинском постоянно проходили артистические тусовки.
Александр Фадеев: У меня собирались артисты Театра Эстрады и звёзды Большого — все нынешние народные артисты: Надежда Грачева, Галина Степаненко, Сергей Филин. С Серёгой, кстати, мы с 10 лет знакомы, в одном классе учились в Московском академическом хореографическом училище. У нас учились и внучка Андропова, и внучка Горбачева. Дочка Пугачевой Кристина пыталась поступить — её не взяли, настолько было круто у нас. Заведение мирового уровня.
Что же касается наших встреч у меня во время работы в Большом театре — ну как обычно подобные сборища проходят? Стол накрывается, салатики разные. Конечно, все и по спиртному выступали, и курили. Молодые же все! И постоянно говорили про балет. Это была планета, на которой мы жили.
— Алкоголь пили в том числе и балетные?
— Балетные — больше всех. У них здоровье-то лошадиное! И на гастролях тоже многое себе позволяли.
— Э-э-э… А как же потом выходить на сцену?!
— А вот как-то. Понятно, что к моменту выхода на сцену люди трезвые были, но после спектакля, в свободное от работы время, вели далеко не здоровый образ жизни. Физика-то мощная, когда ты балетом занимаешься, там и дыхалка, и обмен веществ не как у нормальных людей, а намного лучше. Артист балета — другой вид человека. Все суставы двигаются по-другому, даже структура тела другая. Физически это просто другое существо.
— Говорите, артист балета — совершенное существо. Но прима Светлана Захарова рассказывала «АиФ»: если ничего с утра не болит, значит, ты умер, у артистов балета так.
— Ну конечно. Всё время что-то болит. Постоянно, обязательно. До сих пор расплачиваюсь за годы в балете. Я про спину. Я в «Спартаке» протанцевал много лет, там надо было делать кольцо по сцене — 40 прыжков. И ты много лет скачешь, пятками бьешь себя по затылку. Позвоночник, конечно, летит. Сейчас я пенсионер, здоровьем занимаюсь (смеется). Артисты балета ведь выходят на пенсию в 38 лет. Позвонки у меня сдвинуты не туда, всё время приходится спину закачивать. Так что да, балет — это очень травматичный вид деятельности. Кому как повезет.
— Само собой так получилось. Расцвет Большого театра и вообще русского балета, Большой балет — тот самый, который был визитной карточкой страны наряду с нашими космическими достижениями, — это была эпоха нашего руководителя Юрия Николаевича Григоровича. У нас были гастроли бесконечные: Австралия, Южная, Северная Америка. Все-все страны земного шара. В Антарктиду мы разве что ни разу не летали. Мы покоряли планету. Но потом пришёл Горбачев, решил: давай не будет такой страны больше. И всё разрушили. В балете тоже всё рухнуло чуть ли не в одночасье. Пришли уничтожители и в Большой театр: Григоровича отодвинули, вернее, дали ему просто придуманную должность. А он человек своенравный, естественно, ушёл, сказал до свидания. Пришли Васильев, его бывшие ученики, начали рвать на куски остатки Большого балета, довели его до плачевнейшего состояния. Уже нечего там было делать, там всё разваливалось. Потом провели в Большом театре эту реконструкцию убогую и добили театр физически. Всё, что было внутри, и, самое главное, уникальную сцену испортили. Кстати, фильм «Кин-дза-дза» снимали под сценой Большого театра.
Потом Сережа Филин пришел, пытался балет Большого восстановить. Только он его восстановил, как его самого уничтожили физически. Кислотой облили, он потерял зрение. Так мучился, бедный, судьба у него тяжёлая. Это страшно, какие у него были травмы тогда, ожоги от кислоты. Это худшее, что может быть. Зрение теряешь почти на 100%, один глаз не видит, а второй — еле-еле.
Потом пришел непонятный иностранец Вазиев, который раньше работал в Ла-Скала. Он скорее европеец, чем наш. Как нерусский человек может возрождать русский балет? Вот мы и видим постановки, которые к высокому искусству никакого отношения не имеют, всякое ЛГБТ на сцене, неуместное совершенно для главного театра страны.
Что же касается начала моей певческой карьеры, то я выступал с гитарой и пел песни на стихи Северянина, Ахматовой.
— Серьезно?
— Ну да, серьезно. Это сейчас я до Бузовой скатился. А тогда… Всё-таки я в Большом театре преподавал, занимался серьёзным искусством. Раньше профессионализм должен был непременно быть у артистов.
