Учителей нередко сравнивают с ювелирами, создающими из негранёных камней произведения искусства. Так и талантливые педагоги шаг за шагом превращают неопытных учеников в настоящих профессионалов. АиФ.ru вспоминает истории русских гениев и их любимых учителей.
Михаил Ломоносов и Христиан Вольф
Один из первых российских учёных мировой величины Михаил Ломоносов с ранних лет проявлял свои исключительные способности. Поэтому в 1736 году в числе самых выдающихся учеников Петербургской Академии был отправлен в Германию для дальнейшего обучения, где и встретился со своим главным «благодетелем и учителем» Христианом Вольфом.
К этому времени немецкий профессор уже оказал огромное влияние на европейское образование, изложив систематическое видение практически всех известных на тот момент наук. Ломоносов же стал самым талантливым наследником его знаний и в области научного мировоззрения даже пошёл дальше своего учителя.
С первых дней Вольф разглядел в Ломоносове настоящий талант и стал уделять ему больше внимания, чем другим русским ученикам. В своих отчётах он называл Ломоносова «самой светлой головой» и «молодым человеком с прекрасными способностями», который сделал особенные успехи в науках. На протяжении трёх лет Вольф с присущей немцам педантичностью развивал природный талант юноши: учил его сосредотачиваться на самом важном и систематизировать собственные знания. И в результате воспитал не только настоящего учёного, но и тактичного человека (спустя годы Ломоносов понял, что его взгляды вошли в противоречие с тезисами Вольфа, и на протяжении нескольких лет не решался публиковать результаты некоторых своих наблюдений).
По окончании курса в Марбургском университете Вольф дал русскому ученику блестящую характеристику: «Молодой человек с прекрасными способностями, Михаил Ломоносов со времени своего прибытия в Марбург прилежно посещал мои лекции математики и философии, а преимущественно физики и с особенностью старался приобретать основательные познания. Нисколько не сомневаюсь, что если он с таким же прилежанием будет продолжать свои занятия, то он со временем, по возвращению в отечество, может принести пользу государству, чего от души и желаю». А позже внимательно следил за его успехами: «С великим удовольствием я увидел, что вы в академических „Комментариях“ себя ученому свету показали, чем вы великую честь принесли вашему народу».
Ломоносова же восхищала не только энциклопедическая образованность своего учителя, но и его доброе отношение к другим. Вольф помогал русским ученикам, оказавшимся в чужой стране расплачиваться с кредиторами, в числе которых были портные, учителя танцев и фехтования, башмачники и книгопродавцы. Есть легенда, что в день отъезда русских студентов Вольф пригласил к себе всех их кредиторов и на глазах у изумлённых учеников расплатился с их долгами, что до слёз растрогало Ломоносова.
Святослав Рихтер и Генрих Нейгауз
Отец Святослава Рихтера, одного из крупнейших пианистов XX века, сам был известным музыкантом и преподавал в консерватории. Он же и дал первые уроки музыки своему талантливому сыну, но как это часто бывает в семье музыкантов-профессионалов, у Теофила Рихтера не было времени на занятия с собственным сыном — всё своё время он тратил на обучение других детей.
Несмотря на то, что Рихтер очень рано начал выступать с концертами на публике, а с 1930 по 1932 год и вовсе работал пианистом-концертмейстером в одесском Доме моряка, лишь в возрасте 22 лет он решил получить профессиональное музыкальное образование и поступил в Московскую консерваторию. Там он и познакомился со своим первым учителем, знаменитым пианистом Генрихом Нейгаузом, который об этой встрече вспоминал так: «Студенты попросили прослушать молодого человека из Одессы, который хотел бы поступить в консерваторию в мой класс. — Он уже окончил музыкальную школу? — спросил я. — Нет, он нигде не учился. Признаюсь, ответ этот несколько озадачивал. Человек, не получивший музыкального образования, собирался в консерваторию!.. Интересно было посмотреть на смельчака». Но как только Рихтер сел за рояль, он покорил Нейгауза своим талантом: «Играл он очень сдержанно, я бы сказал, даже подчеркнуто просто и строго. Его исполнение сразу захватило меня каким-то удивительным проникновением в музыку. Я шепнул своей ученице: „По-моему, он гениальный музыкант“. После Двадцать восьмой сонаты Бетховена юноша сыграл несколько своих сочинений, читал с листа. И всем присутствующим хотелось, чтобы он играл ещё и ещё...».
Нейгауз, конечно же, принял Рихтера в свой класс. Он сам был сыном директора частной музыкальной школы и отвергал многие педагогические методы, поэтому никогда не учил Рихтера в общепринятом смысле этого слова, по его признанию, учить его было нечему — нужно было только развивать его талант.
Интересно, что, переиграв чуть ли не всю фортепианную классику, Рихтер никогда не включал в свою программу Пятый концерт Бетховена, так как считал, что не сможет сыграть его лучше своего наставника. Но не только для Рихтера Нейгауз стал любимым учителем. Среди его учеников было много известных музыкантов: Тихон Хренников, Теодор Гутман, Эммануил Гросман, Берта Маранц, Семён Бендицкий, Эмиль Гилельс. А знаменитый поэт Осип Мандельштам в 1931 году посвятил фортепианной игре Нейгауза стихотворение под названием «Рояль»:
Разве руки мои — кувалды?
Десять пальцев — мой табунок!
И вскочил, отряхая фалды,
Мастер Генрих — конек-горбунок.
Николай Лобачевский и Григорий Карташевский
Однажды знаменитый русский математик Николай Лобачевский заметил: «Гением быть нельзя, кто им не родился. В этом-то искусство воспитателей: открыть Гений, обогатить его познаниями и дать свободу следовать его внушениям». Ему повезло быть учеником Гения, который обладал энциклопедическими знаниями и с удовольствием ими делился с другими.
Лобачевский был сыном разночинца, поэтому попасть в императорское учебное заведение, куда его в девятилетнем возрасте привела мать, было непросто. Однако мальчику повезло: экзамены принимал педагог Казанского императорского университета Григорий Карташевский, который сразу разглядел талант мальчика. Он задал Лобачевскому задачу — бассейн получает воду из четырех труб; первая наполняет его в день, вторая — в два дня, третья — в три, а четвёртая — в четыре; требуется узнать, во сколько времени наполнится бассейн, если все четыре трубы открыть одновременно? — и Лобачевский быстро решил её в уме. Карташевский стал придумывать задачи ещё сложнее, но мальчик, не притрагиваясь к грифелю, и их решал в уме.
Так Лобачевский попал в Казанскую гимназию, где в течение трёх лет ему предстояло усвоить обширную программу: иностранные языки, русскую грамматику, арифметику, алгебру, геометрию, тригонометрию, механику, гидравлику, землемерие, историю, логику, практическую философию, гражданскую архитектуру, военное дело и многое другое. А так как официальных учебников почти не существовало, каждый преподаватель был обязан написать учебник по своей дисциплине. И Карташевский создал учебник чистой математики, который настолько увлёк Лобачевского, что он буквально ни на шаг не отходил от своего учителя. С первого дня талантливый педагог не только расширял кругозор юноши, но и развивал в нём критическое чутье, чтобы тот не боялся проявлять творческую смелость.
Их творческий союз ученик-учитель мог продолжаться и дальше: после гимназии Лобачевский поступил в Казанский императорский университет, где продолжал читать лекции Карташевский. Однако в декабре 1806 года последний был отстранён от должности, как «проявивший дух неповиновения и несогласия».
Как известно, у гениев бывают не только последователи, но и завистники — Карташевского незаслуженно обвинили в нарушении устава. Такая несправедливость произвела сильное впечатление на Лобачевского, который с тех пор возненавидел директора, его «сообщников» и нового учителя математики.
