Поэт-песенник, отмечающий 5 июня 60-летие, в интервью АиФ.ru рассказал о том, как Крис Кельми пел под чужую фонограмму, а также почему, написав 8 текстов к песням для «Евровидения», окончательно потерял к поп-шлягерам интерес.
— Карен, давай начнем с «Евровидения». Сколько текстов ты написал для песен, которые прозвучали на этом конкурсе?
— Могу сказать только о песнях с моими текстами, прозвучавшими в финалах. Их было 8 — группа «Премьер-министр» (Россия, 2002 г.), Дима Билан (Россия, 2006 г.), Hayko (Армения, 2007 г.), Дима Колдун (2007 г.), Ани Лорак (Украина, 2008 г.), Диана Гурцкая (Грузия, 2008 г.), Eva Rivas (Армения, 2010 г.), Злата Огневич (Украина, 2013 г.).
— Злата Огневич (которую на самом деле зовут Инна Бордюг) как в этом списке оказалась?
— В 2012 году мне позвонила девушка Виктория из Киева, которая сказала, что она очень бы хотела, чтобы я написал текст для конкурсной песни от Украины. У меня не было никакого желания этим заниматься. Я уже тогда не писал песен и работал над мюзиклом «Джейн Эйр»для Московского театра оперетты. Там в диалогах был очень сложный, полностью рифмованный текст, от которого мне не хотелось отрываться. И я ей честно сказал: «Извините, я, наверное, откажусь, мне сейчас не до того». И тут собеседница сразила меня наповал фразой: «Я так и знала, мне мой муж сразу сказал, что уговорить вас — глухой номер».
Меня это так задело — вот, оказывается, какой я предсказуемый! Я поинтересовался: «А что за исполнитель?» «Злата Огневич», — ответила она. Я нашел на YouTube её песню «Кукушка» и чуть со стула не свалился, настолько она здорово пела, да и выглядела будь здоров! Я подумал, что, может быть, у нас что-то и получится. И вот пока я смотрел её клип, у меня в голове родился образ «Бабочка против Меча». А когда мне прислали музыку, этот образ точно лёг в присланнуюмелодию. «Бинго», — подумал я. — сейчас мы сделаем хит. В результате Злата (она же Инна) заняла третье место.
— А почему для Билана ты написал так мало текстов?
— Мы с Сашей Лунёвым написали ему две песни — Never Let You Go (с которой Билан занял второе место на «Евровидении» в 2006 году) и Lady Frame (в русском варианте называется «Невозможное возможно»). У меня не сложились отношения ни с самим Димой, ни с его менеджментом, который стал водить нас за нос. Я в таких случаях сразу съезжаю с темы.
Например, мы должны были с Луневым как авторы поехать на «Евровидение» в Афины. За пару месяцев до конкурса нам позвонили из офиса Билана и попросили привезти паспорта. А через неделю сказали: «Приезжайте, забирайте документы». Я, не открывая, кинул паспорт в ящик стола. Ближе к лету мы с семьей решили поехать в Европу на отдых.
Приезжаем в турагентство сдавать документы, я говорю сотруднице: «Мне виза не нужна, у меня есть Шенген». Она открывает паспорт, а там никакой визы нет. Я удивился, перезвонил им в офис и спросил: «Как так? У меня в паспорте виза не проставлена». «Официальная делегация не резиновая, — ответили мне. — Мы на ваши с Луневым места оформили ребят с Fashion TV, нам это очень важно».
То есть авторов песни просто отцепили ради каких-то туристов из модельного бизнеса. Потом они пытались договориться. И это всё равно было построено на постоянном вранье. Я сказал Луневу: «Дима, конечно, крутой певец. Если хочешь, продолжай с ними работать. Я не буду». Но самое главное — нас постарались сделать безымянными, практически не упоминая наших имен.
На следующий год я написал с Киркоровым Work Your Magic для Димы Колдуна, а еще через год с ним же Shady Lady для Ани Лорак, когда она заняла второе место. По инерции я в 2010-м еще написал текст для певицы, которая представляла Армению. Меня товарищ продюсер Валера Саарян очень просил помочь. Но это была авантюра чистой воды.
— Почему авантюра?
— Певицу Eva Rivas на самом деле зовут Валерия Решетникова. Это русская девушка, которая не говорит по-армянски. О ней в Армении за полгода до конкурса никто даже не слышал. Чтобы пройти национальный отбор, мой товарищ записал с ней удачный номер — песню армянского ашуга (народного певца и автора) Саят Нова «Тамам ашхар» («Мы едины»). Снял гениальный клип на песню. Ей написали армянский текст русскими буквами. Как она спела эту песню! На конкурс я написал ей идейную песню Apricot Stone («Абрикосовая косточка»), которая не только выиграла национальный отбор, но и сплотила всю диаспору, что позволило нам занять 6-е место. Для Армении — отличный результат.
— То, что «Премьер-министр» занял 10-е место на конкурсе с песней на твой текст, чья вина?
— Они, к сожалению, плохо выступили, потому что ночь накануне выступления не спали. Накануне я сидел в лобби-баре отеля, пил виски и видел, как они ввалились в холл в 5 утра с девчонками. Вместо того, чтобы отсыпаться, нормально себя чувствовать и хорошо выглядеть. Плюс, они эмоционально подсели. Увидели эту арену размером со стадион и потерялись на ней. Это еще удача, что мы заняли 10-е место. Если бы не усилия Жени Фридлянда (продюсера — Ред.), нас бы унесло во второй десяток.
— С финансовой точки зрения работа на «Евровидении» выгодна?
— Не особенно. Права на трансляцию все авторы передают Европейскому вещательному союзу, за нее ты не получаешь ничего. Остаются только роялти за ротацию на радио и мобильный контент, а это чепуха.
— Много?
— Даже удачные песни не приносят хорошие авторские отчисления. А я считаю, что Never Let You Go и Shady Lady стали международными хитами. За каждую я получил в виде авторских за все 15 лет, ну, может быть, 7-10 тысяч долларов. Так что больших денег на этом не заработаешь. Я всегда относился к «Евровидению» как к хорошей рекламной площадке, не более. Когда я написал Диме текст Never Let You Go, мои акции сразу взлетели до небес. Количество работы стало запредельным. Я писал по 90 текстов в год. Но в 2009-м все это закончилось.
— То есть тему «Евровидения» ты для себя закрыл окончательно?
— Я вообще закрыл тему с песнями.
— Что стало тому причиной?
— Я увидел первый спектакль на свое либретто на сцене Уфимского русского драматического театра и понял, что обратной дороги нет. Когда ты пишешь песни, ты играешь в хиты. Эта игра увлекательная, веселая. Когда песня становится хитом, это вообще кайф. Но всё равно это игра. А театральный спектакль — это другое. Это настоящее сотворение мира. Ты придумываешь героев, их диалоги, даже то, как они ходят и говорят, что думают, чего хотят. Это полностью твой мир. И когда ты творишь миры, откатиться обратно и заняться игрой в песенные шлягеры совсем не хочется. Масштаб иной. Ты же был на нашем с Аркашей (Аркадий Укупник — Ред.) спектакле «Ромео vs Джульетта. ХХ лет спустя» и видел, как люди реагируют. Сколько раз я наблюдал в зале за реакцией людей — у них глаза на мокром месте.
— Зачем ты переписал знаменитую пьесу?
— Я не переписал, а написал продолжение, в котором вместо полной безнадеги, подарил героям и зрителям надежду.
— Свою автобиографическую книгу ты назвал «Танцы в осином гнезде». Почему ты называешь так шоу-бизнес?
— В этой сфере есть талантливые люди, с некоторыми мы очень дружны, некоторые мне очень помогли в жизни, за что я им бесконечно признателен — Саша Кутиков, Ованес Мелик-Пашаев, Женя Хавтан, Женя Фридлянд, Ким Брейтбург. Но в целом я не считаю шоу-бизнес благоприятной средой обитания. Она довольно токсичная.
— Поэтому ты и собственные песни перестал слушать?
— Наверное, у меня профессиональная деформация. Когда работаешь над песней, столько раз слушаешь музыку, чтобы каждое словечко правильно встало, много переделываешь. Иногда от первоначального варианта мало что остается. Так устаёшь от песни, что она не вызывает у тебя никаких эмоций. А если песня не вызывает эмоционального отклика, зачем ее слушать?
— Текст для какой песни принёс тебе наибольшие авторские?
— Если за все время, то «Старый отель» (группы «Браво» — Ред). Я сочинил ее в октябре 1985 года. Прошло 36 лет.
— Это правда, что Жанна Агузарова пыталась стать соавтором «Старого отеля»?
— Не только она. «Старцы» с фирмы «Мелодия» в советские времена часто так делали — вписывали себя в соавторы на разных пластинках, чтобы получать роялти (авторские отчисления — Ред.). Жене Хавтану ставили такое условие на первой пластинке «Браво». Но у них ничего не вышло. Мы стояли на своем и никого в соавторы не впустили. Но знаю, некоторые авторы шли на это. Тогда у «Мелодии» была монополия.
Авторов шантажировали: «Тогда мы вас не издадим». По сегодняшней мифологии, в советские времена всё было по-честному. Ничего подобного.
— Ты написал несколько текстов для первого альбома группа «Парк Горького», когда музыканты жили и работали в США. В Америке тоже надо было «делиться» роялти?
— В Америке мне вообще не хотели платить. В августе 1989 г. Gorky Park выпустил в США пластинку, на которую попала моя песня Fortress, написанная в соавторстве с Ирой Антонян. Я позвонил Стасу Намину и спросил: «Как мне получить авторские?» «Звони в рекорд-компанию», — ответил он и дал мне номер телефона. Я начал звонить в нью-йоркский офис компании PolyGram Records, выпустившей альбом. И меня там начали откровенно отшивать. «Да, да, мы вам перезвоним, пришлем факс», — отвечали на другом конце Земли. И ничего не происходило. Тогда не было ни электронной почты, ни мобильных, ни Скайпа, ни Зума, ни Вотсапа. Я звонил по обычному городскому номеру.
В результате мне пришли гигантские счета за эти звонки. И тогда я попросил посодействовать Иру Антонян (моего соавтора), которая училась в Америке в университете в небольшой американском городке. Она отправила факс на английском языке из Америки, и через 15 минут пришёл ответ: «Куда вам прислать чек и авторский экземпляр пластинки?»
— Много заплатили?
— Мы с Ирой получили около 9 тысяч долларов на двоих. Тогда это были очень хорошие деньги. Но едва мы успели получить роялти за первый квартал, как компания обанкротилась. И больше мы не получили ни копейки.
— А сколько было продано копий альбома?
— 470 тысяч копий.
— После ухода Николая Носкова из «Парка Горького» ты с ним записал альбом, который, по твоим словам, изначально был обречен на провал. Почему?
— Коля суперпевец, но наша совместная работа оказалось полным безумием. Он постоянно переделывал песни, пытаясь их «улучшить». Но это процесс бесконечный. Профессионал должен уметь сказать себе «стоп». Я считаю, если тебе песня не нравится, надо ее выкинуть в корзину и начать писать следующую. А Коля мог переделывал одну и ту же раз 10-15. В итоге работа растянулась на 3 года. Меня спасло то, что я написал тексты для половины песен с альбома «Замок из дождя» Володи Преснякова, в частности заглавную. Можно сказать, этим я спас себе карьеру. Если бы я все поставил на альбом Носкова (Mother Russia, группа «Николай» — Ред.), со мной как с автором было бы покончено. За исключением пары вещей, которые свел известный продюсер Дитер Диркс в Германии, остальное в нем мусор. Коля взял небольшую паузу в нашей совместной работе, а потом однажды я включаю телевизору и вижу его клип на песню «Паранойя». Оказывается, пока мы с нашим третьим компаньоном, гитаристом Димой Четверговым, ждали его, он по-тихому подписал контракт с «ОРТ рекордс».
— С песней «Ночное рандеву» тоже вышла скандальная история. Как так получилось, что под фонограмму Вадима Усланова выступал Крис Кельми?
— Крис использовал не только под фонограмму «Ночного рандеву», но и вообще все песни, спетые Услановым. Вадик записал в 1988 году с группой «Рок-ателье» альбом «Мы знаем», а потом вместе с Ольгой Кормухиной ушёл из «Рок-ателье» в ее проект «Красная пантера». А Крис как человек рачительный и экономный видимо, подумал: «Зачем перепевать вокальный трек, все и так клево звучит». И оставил все как есть. Какое-то время он выступал под фонограмму Усланова. Тот терпел, терпел, а потом выступил по телевизору с заявлением, что на фонограмме поет он. Был большой скандал. Пришлось Крису все-таки потратиться и переписать все самому. По инерции многие стали приписывать Вадику и авторство песни. Но это неправда. Музыку к песне «Ночное рандеву» написал Крис Кельми.
— Ты же пришел в поп-музыку из андеграунда. Почему ты променял рок на попсу?
— Никогда не разделял музыку на рок и поп. По мне, рок-движение — просто часть поп-культуры. Я начинал работать с рок-группами потому, что у меня тогда не было альтернативы. Я делал вещи, которые мне были интересны. Почему я должен был хранить верность «Бригаде С» или «Браво», если мне не меньше нравятся Володя Пресняков или группа «Лицей», которой я помогал в работе над первыми двумя пластинками.
Во второй половине 80-х было огромное количество команд, играющих тяжелый рок. Они были коммерчески успешными. Но всё это рок-движение к 1993 году закончилось. И потом, в рок-музыке музыканты в основном сами себе пишут песни. Как автору мне там было делать нечего. Поэтому так сложилось в моей жизни — сначала «Браво», «Бригада С», «Черный кофе», а затем уже эстрадные артисты.
— У тебя был большой период работы в FBI Music, где мы с тобой и познакомились благодаря Жене Фридлянду. Что самое яркое у тебя осталось из этого времени?
— Я считаю, что в шоу-бизнесе FBI Music — самая главная моя жизненная удача, и человеческая, и профессиональная. В 90-е я на 4 года ушёл в рекламу — Володя Жечков, известный в шоу-бизнесе как солист группы «Белый орел», был руководителем крупной рекламной компании «Премьер СВ», где я работал. Возвращение в шоу-бизнес было очень трудным. Меня, честно говоря, уже успели подзабыть. Меня называли сбитым летчиком и смеялись над попытками вернуться. В шоу-бизнесе ведь как, если у тебя нет свежих хитов, старые заслуги не в счет. Я увидел по телевизору группу «Премьер-министр». Мне так понравились их первые песни, одна была лучше другой. Я набрался храбрости и позвонил Жене Фридлянду, с которым не был знаком.
«Евгений, это Карен Кавалерян, добрый день», — представился я. И совершенно неожиданно услышал от Жени: «Ты чего сейчас делаешь? Приехать сможешь?» «Да», — растерялся я. — «Приезжай». Я пришелся ко двору, потому что за пару недель до моего звонка Костя Арсенев, с которым Фридлянд начинал делать компанию, продал акции группы «Премьер-министр» Жене и вышел из проекта. Женя остался без поэта. В общем, уже через месяц я написал текст к песне «Искорки», а чуть позже — «Девушку с Севера». Считалось, что после 40 лет в шоу-бизнес не возвращаются. Женя и Ким Брейтбург перезапустили мою карьеру.
— В этом году ты выпустил свой и первый роман «Легенды отеля «Метрополь»». О чем он?
— Я всегда хотел быть романистом. Это была моя подростковая мечта. Я размялся на мемуарах, а потом написал роман-сериал, где каждый эпизод — это целый год. Роман с криминальным оттенком об обожаемом мной времени — эпохе русского модерна, когда пиковой точки достигло русское искусство (до Первой мировой войны). Действие происходит в самой элегантной локации Москвы, где останавливаются Сергей Рахманинов, Вера Холодная, Иван Мозжухин, Федор Шаляпин, Александр Куприн. Весь сюжет крутится вокруг этих персон. В центре этой истории дружба мальчишки-портье и управляющего. Мне эта идея не давала спать. И я ее в итоге воплотил в жизнь.
— Но основное место приложения сил у тебя сегодня театр?
— Да, в 30 городах страны идут 9 спектаклей, к которым я написал либретто. Мы сделали несколько мюзиклов с Глебом Матвейчуком («Садко в подводном царстве», «Опасные связи», в работе еще два проекта), с Женей Заготом мы сделали спектакль «Капитанская дочка», который был номинировал на 9 «Золотых масок», но получил, правда, одну. С Кимом Брейтбургом мы написали такие мюзиклы, как «Голубая камея», «Дубровский», «Джейн Эйр», с Аркадием Укупником — «Ромео vs Джульетта. ХХ лет спустя». К этому добавилась и первая драматическая пьеса«Бестселлер» в арбузной столице России — городе Камышине. Решил попробовать сделать что-то немузыкальное. Так что от песен я сегодня бесконечно далёк. Просто физически не могу. Я написал тексты к 1056 песням (официально зарегистрированных в каталоге РАО). Откровенно говоря, эта цифра просто не укладывается в моей голове.
