16 октября Дмитрию Хворостовскому исполнилось бы 60. Воспоминаниями о нем делится с aif.ru близкий друг адвокат Павел Астахов.
Павел Астахов: — Мы познакомились в компании и сразу стали общаться. Я уже начал писать, Дима заинтересовался моими романами, ждал выхода очередной книги, быстро проглатывал и потом звонил, иногда критикуя. Его интересовало все. Мы чувствовали друг друга.
Татьяна Уланова, aif.ru: — Удивительно, что вы сблизились, будучи очень взрослыми, не имея ничего общего в профессиях.
— Дима любил, когда я выступал с комментариями как уполномоченный по правам ребенка. Смотрел эфиры, переживал. И даже просил: «Мне это важно, ты когда разъясняешь, разъясняй для меня».
Мы часто собирались в дружеской обстановке, ездили в гости: он — к нам в Москву, мы — к нему в Лондон. Да и на его концертах где только не были: в Майами, Париже, Иркутске, Санкт-Петербурге, Казани… Дима трепетно относился к профессии и всегда спрашивал: ну как?
— Кто был главным судьей для него?
— Папа. Александр Степанович обладает удивительным музыкальным слухом, красивым голосом, прекрасно играет на фортепиано. И не дай Бог ему было сказать после концерта: «Сегодня ты был как-то не очень…» Хотя даже представить, что Дима мог схалтурить, нереально. Он сам задал такую планку, достичь которой вряд ли кому под силу. Мы с женой часто ходим на концерты. Но никто из оперных певцов сегодня не дотягивает до уровня Хворостовского. Они звезды, а он был солнцем. Есть и будет.
— Как долго вы дружили?
— Лет 12. После Кардиффа Дима стал сразу звездой. А у меня в 1994 г. подзащитным в деле выступал... Хворостовский. И когда позвонил его родственник, коллеги переполошились: «Тот самый?» — «Другой». Позже, когда мы познакомились с Димой, я рассказал ему ту историю. Он долго смеялся. Но, наверное, это было предзнаменование.
— Каким Дмитрий был вне сцены?
— Многие считали его замкнутым, нелюдимым. Он трудно пускал людей в свою жизнь. И я понимаю почему: его обманывали, предавали, подставляли, использовали. При этом Дима был невероятно теплым человеком. Когда мы встречались, ему обязательно нужно было схватить меня, мою жену Светлану. Схватить и… обнюхать. Чтобы почувствовать человека всеми органами чувств. Обнимать, прижимать, целовать — для него это было важно. Он мог даже укусить. В этом есть что-то детское — все пробовать на зубок.
Самым большим наслаждением для Димы было не пойти в ресторан или на тусовку, а побыть с детьми. На семейные праздники приезжал со своими Ниной и Максимом. Ниночка появилась фактически на наших глазах.
Мы познакомились, когда Фло ходила беременной и вот-вот должна была родить. Дима тогда попросил Светлану помочь выбрать подарок для Фло...
— Флоранс и Дмитрий — это была необыкновенная любовь?
— Он очень любил ее. Их роман зародился как страсть. В тот момент Диме очень нужна была поддержка. И Флоранс дала ему все, что он только мог желать: родила прекрасных детей, свила уютное гнездышко, о котором он мечтал… Да просто растворилась в нем! Полуфранцуженка, полуитальянка, выросшая в Швейцарии, Фло выучила русский язык, просто разговаривая с Димой. А как виртуозно она ругалась! Я даже завел «словарик Флоши», а Дима подкидывал мне смешные фразы-оговорки.
— Они ведь познакомились на сцене, но Фло оставила карьеру…
— Да, это была определенная жертва. Она неплохая певица, у нее есть талант. Но с Димой надо было быть 25 часов в сутки. Только так можно было ему соответствовать. Иначе все напрасно. Фло сумела.
— Может, и русскую кухню освоила?
— Нет, она ничего не готовила. Не было необходимости. При такой профессии не до домашней кухни. Да и у детей были няни — одна в Англии, другая — русскоязычная, для путешествий. Приезжая в Москву, он любил обедать у родителей. Людмила Петровна специально готовила, в том числе котлеты… К слову, то, что он состоялся в профессии, — ее заслуга, усилия, нервы. Именно она сделала его таким: трудолюбивым, скрупулезным, дисциплинированным. Не могу вам передать, как мама переживала за Диму. Как называла ласково любимого мальчика. Его болезнь стала для нее непрекращающейся болью и слезами.
«Вам осталось недолго»
— В мае 2015-го Дима выступал в Петербурге, и после концерта ему стало плохо. Звонит: «Паш, не понимаю, что со мной. Вертиго…» Полетел обследоваться в Англию, в США. И везде был вердикт: «Вам осталось недолго». Дима прошел все курсы «химии». А у меня же и мама онкобольная, и теща — Люба. Он видел, как мы боролись, спрашивал Светлану. И тоже надеялся, что справится.
— Строил планы?
— График был расписан на пять лет. Он старался не обращать внимания на болезнь. Помню, встретил его из Петербурга и просил не лететь в Красноярск. Он был измотан, измучен, поранил руку, но сказал: «Я три года не могу туда попасть». И поехал с повязкой. Всякий раз, бывая на родине, он навещал первую учительницу — Екатерину Иофель. Они пили чай, она им очень гордилась. А тут он прилетает, а она несколько месяцев как умерла… Не представляете, как тяжело было. Последний концерт в Красноярске. Весь зал плакал. Но он считал долгом петь в родном городе. В том же году Димы не стало.
— Кто вам сообщил?
— Мы были у него незадолго до кончины. Потом узнали, что он сам решил уйти в хоспис. Рано утром 22 ноября я не мог спать и написал Диме смс: «Мы верим…» Тут же позвонила Флоранс: «Дима только что умер…»
К счастью, за 55 лет он сделал столько, сколько и миллион людей не сделали бы. Почти все, что хотел, успел. Даже богослужебные песнопения записал. Кто-то спорит о его отношении к Богу, выхватывая резкие фразы из интервью (я-то видел, как он метался, переживал). Но лучше послушать диск. Недаром Патриарх Кирилл наградил Диму орденом Сергия Радонежского.
Знаете… Прошло почти пять лет, как Димы не стало. Но, чем дальше, тем понятнее, какая огромная потеря — его уход. И вместе с тем — огромное счастье, что он был, и часть жизни мы провели рядом с ним.
Памяти Дмитрия Хворостовского
Памяти Дмитрия Хворостовского
