Шансов — один на миллион
— Выросла я в бразильском городе Салвадор, столице штата Байя. Семья у нас простая, родители не имели высшего образования, мама работала продавцом одежды в маленьком магазине. Когда мне было 6 лет, а сестре 7, мама, чтобы я и Изабелла не увидели ничего плохого по телевизору, настаивала, чтобы мы смотрели только канал «Культура», который тоже есть в Бразилии. Однажды мама меня подозвала: «Смотри, это балет». Показывали спектакль «Спящая красавица» в Большом театре в постановке Григоровича. Я смотрела его потом раз 10... Главную партию танцевала Нина Семизорова, Фею Сирени Нина Сперанская, которая потом, кстати, стала моим педагогом. Я посмотрела и сказала: «Мам, я это хочу». Она помахала рукой в воздухе, мол, нереально. «Мама, но я хочу быть такой же, как они». — «Шансов — один на миллион». И привела пример — пилот Айртон Сенна, парень из бедной семьи из Сан-Паулу, ставший всемирно знаменитым автогонщиком, трёхкратным чемпионом мира Формулы-1. Тогда Айртон постоянно побеждал, все про него говорили: один на миллион. Тогда я сказала: «Я тоже хочу быть Айртоном Сенна».
Мама была в шоке от моего желания заниматься балетом, папа тоже не в восторге: в Бразилии искусством никак не заработаешь, тем более, у нас театров почти нет, мы с родителями ни разу не смотрели ни одного спектакля. Отец хотел, чтобы я училась в институте, стала журналисткой.
Занятия балетом в Бразилии — дорогое хобби даже для детей богатых. Что уж говорить о семьях со скромным достатком. И обычная школа у нас платная. Бесплатное государственное обучение тоже есть, но оно совсем плохое. В платной школе давали скидки — 50 процентов, если ты на первом месте по успеваемости, 25 процентов — если на втором. Поэтому я стала лучшей ученицей и почти шантажом заставила родителей платить за мой балет: «У меня есть скидка, я хорошо учусь. Поэтому у вас освобождается сумма». Им сказать было нечего. На балет я ходила не 3 раза в неделю, как все, а каждый день. Родители не могли платить за все уроки, поэтому маме пришлось работать секретаршей в балетной школе, чтобы я училась бесплатно.
Я репетировала с Максимовой
В 14 лет увидела по телевизору: в Бразилии в городе Жойнвилле открылась школа Большого театра. Приезжали русские педагоги, Владимир Васильев с Екатериной Максимовой, проводили отбор детей. Из 1400 заявок они приглашали на просмотры только 470 детей. Я сказала маме: «Всё, я хочу туда!». И полетела — до Южной Бразилии от нас было 5 часов. Из 470 детей взяли 13. Когда меня приняли в школу Большого театра, я давала в своем городке Лауро де Фрейтас лекции и классы для бедных детей и взамен получила билет на самолёт в Жойнвилее.
С 14 лет я жила одна в чужом городе. Но к нам приезжали русские звезды балета, учили, давали оценки. Я была в восторге. Однажды у меня была возможность репетировать с Екатериной Максимовой — мы готовили «Щелкунчик» в школе, я была солисткой. Никогда не думала, что такое может произойти в моей жизни.
Из 13 детей в первые три месяца остались только 4. Было реально тяжело — утром учиться в обычной школе, а потом весь день до позднего вечера заниматься балетом.
В 15 лет мне и ещё трем девочкам предложили 15-дневную стажировку в Москве. Был январь, я первый раз увидела снег. А ещё — балет вживую, настоящий оркестр, посетив «Лебединое озеро» в Большом театре. После двух недель занятий мне сказали: при просмотре все русские педагоги и Владимир Васильев сказали, что готовы мне предложить стажировку на год в Большом театре. Без зарплаты, просто ходишь на класс. Естественно, я согласилась. Через 12 месяцев, когда танцевала уже почти весь репертуар, мне предложили работать в Большом.
Это был 2006 год. В Москве где я только не жила! Первое место — в квартире на Старом Арбате. За комнату я платила 400 долларов. Жла с семьей, люди были очень простые, но очень хорошие, ни слова по-английски, конечно. Помню, как мы ходили на рынок, покупали продукты, потом все распределялось по порциям на конкретного человека. Это было непривычно — в Бразилии у нас все накладывают еду с общей тарелки. Сколько хочешь. Где деньги брала? В Бразилии мой пример был для всех экзотикой: бразильянка уезжает в Большой театр. Я попала в прессу, давала много интервью. Одна фабрика по производству оптики, первый мой спонсор, пригласила меня в свою рекламу: для каталогов я снималась в балетной пачке и очках. Раз в месяц мне платили какую-то сумму, почти всё шло на жилье. В Бразилии на 400 долларов может безбедно существовать целая семья. Самой главной проблемой был холод. Когда нет солнца, какая-то депрессия появляется. Всё серое и грустное. 13 лет назад в Москве зимой лёд был везде. Помню бабушек, которые постоянно падали на улице — не чистили город. У меня не было зимней одежды, я не знала, как одеваться. Это была школа жизни. До этого я даже не видела специальной обуви для зимы — у нас такой не продается.
Русская любовь
Когда я звонила домой по специальной карточке и произносила: «Алло, мама», вдруг понимала, что уже 10 дней не разговаривала ни с кем. Молчала. Никто вокруг не говорил по-английски. Зато это мне дало возможность выучить русский очень быстро. Тогда не было Wi-Fi, не было смартфонов, онлайн-переводов, как сейчас, на чемпионате мира. Сегодня весь город по-английски в метро разговаривает. Думаю — где вы были раньше? (Смеется.) Супермаркетов тогда ещё не было, а в обычных магазинах я не могла купить продукты, не зная языка. Пережить всё это было тяжело. Плюс в театре своя жизнь, которая даже для русских непроста. В театре никто не понимал, что я там делаю, иностранцев до меня не было.
К счастью, мой педагог Светлана Дзантемировна Адырхаева — я её очень люблю, до сих пор только к ней хожу на класс — очень меня поддержала. Она потом рассказывала, что сама не говорила по-русски, когда приехала из Осетии в Питер в Вагановскую школу. В работе проблем не было — все названия в балете французские, они универсальные.
Спустя много лет мама мне сказала: «Если бы я знала, как у тебя всё будет непросто, я бы никогда на это не пошла». Хорошо, что и я не знала. С закрытыми глазами ты можешь идти дальше, чем с открытыми. Люблю фразу одного французского писателя: «Не знал, что это невозможно — пошёл и сделал». Вот это про меня.
С Юрием Николаевичем Григоровичем была интересная история. Шёл второй мой год в театре, я была в составе артистов, исполняющих народ в «Золотом веке». Там есть момент, когда девочки на сцене вот так ручки должны держать, в стиле русского танца. (Показывает.) А я руки крест-накрест сложила на груди. И Григорович как закричит из зала замечание в микрофон: «Вторая девушка, ты что, не знаешь, как русские народные танцы нужно ходить?». Он даже не знал, на кого он орет. И кто-то ему сказал на ухо, что девушка, оказывается, не русская, и он просил прощения в микрофон: «Ой, извините, да, девушка из Бразилии, наверное, точно не знает, как русские руки складывают». Так мы познакомились с Григоровичем. Сейчас, естественно, у нас постоянные репетиции, «Щелкунчик», «Спартак» танцуем часто, он приходит на прогоны. Я считаю, он просто гений.
В театре у нас все пары балетные. Мы работаем с 10 утра до 10 вечера — естественно, как ты найдешь кого-то небалетного. Но я не сдавалась. Думала — нет, когда-нибудь встречу кого-то. Но наш артист балета Никита Капустин начал мне писать и ухаживать. Никита говорит, он уже давно пытался общаться, мы знали друг друга уже лет 5, но я была очень закрыта. А потом поняла: он для меня так много делает и мне так хорошо. И почему бы и не пробовать, почему бы нет... Никогда не думала, что буду жить с русским, да ещё и с балетным. У меня ведь даже было правило не ходить на свидания — мне вообще ничего не нравилось в русских мужчинах — ни манеры, ни менталитет. Мы с Никитой живём уже год вместе, снимаем вместе квартиру. Мне всё нравится, всё устраивает. Мы занимаемся одним и тем же, думаем одинаково, стремимся к одному и тому же, у нас много общего. Спустя 13 лет, наверное, я чуть-чуть поменялась, я уже не совсем бразильянка, стала чуть-чуть русской. Однажды я была на ужине, там были дипломаты из нашего посольства и девушка-переводчица русская. И она мне сказала: «Слушайте, вы так хорошо говорите по-португальски». Я говорю: «Нет, я хорошо говорю по-русски, португальский — мой язык». Часто меня принимают за русскую. Не верят, что иностранка, я сколько раз паспорт показываю. После моего интервью про футбол на Матч-ТВ в комментариях писали ВКонтакте: она не бразильянка, это маркетинг. (Смеется.)
В России я перестала есть мясо — хотя это странно звучит для бразильянки. Но здесь правда очень невкусное мясо. А вот что нравится — это свекольник, суп, который, к сожалению, только летом можно заказать в кафе. Иногда я хочу его зимой, но его нигде нет! Сама я научилась готовить сырники. Но дома готовит больше Никита. Вот пельмени недавно меня заставил попробовать. Меня удивляет, что у вас салат всегда с майонезом, всё такое жирное. Наверное, из-за такой зимы вы везде добавляете жир... Для меня это было странно. У нас в Бразилии все продукты чистые, со вкусом, салат — это блюдо здоровое.
Чемпионат мира по футболу в дни спектаклей смотрим из раздевалки, в антракте. Когда вы сыграли с Саудовской Аравией 5:0, мне стало интересно, я стала болеть за Россию. Когда Россия выиграла у Испании, мне позвонила мама из Бразилии и поздравила меня.
Но в первую очередь я болею за Бразилию, потому что футбол — это наша культура, это то, что мы умеем делать. Если балет — это ваше, то футбол — наше. Это очень важно для нас, как народа, это объединяет наш народ, для нас это что-то значит. Во время матча ЧМ всё останавливаются, выходной день, мы все смотрим футбол. После прошлого чемпионата Мира, когда Бразилия проиграла 7:1 Германии, я была в Москве, смотрела всё по телевизору и я плакала. Но я не плакала из-за футбола, нет. Я плакала, видя болельщиков. Дети, пенсионеры, все плачут. И они всё равно пели песню «Я бразилец и горжусь этим». Я болею за свой народ, а потом за Россию. Даже пошутила в театре: если Россия выиграет Чемпионат Мира, я возьму русское гражданство.
Никита болел за Россию и за Бразилию. Я ему говорила: «Лучше бы за Бразилию болел, выгодно, больше шансов».
Из ваших мне нравится Дзюба и Головин. И очень-очень люблю вашего тренера сборной. Черчесов друг моего педагога, он тоже осетин. Был на спектакле и фуршете в честь юбилея Светланы Дзантемировны. Я танцевала, как её ученица. Потом мы фотографировались, шутили. У Черчесова отличное чувство юмора. Немножко строгое.
Раньше, я помню, считала дни, чтобы уехать в отпуск, а сейчас обожаю Москву. Европейский город, чистый, красивый. В Бразилию я решила ездить уже не раз в год, а раз в два года — цены на билеты безумные. Самые дешевые 100 тысяч. Но это с большой пересадкой в 15 часов.
Как-то давно я в метро услышала фразу про себя: «И чё улыбается, как дура? Будто выиграла миллион». Я уже понимала тогда по-русски и подумала: вот это да! (Смеется.) После 13 лет в России считаю немножко неуместным улыбаться и здороваться с незнакомыми людьми. Я не старалась стать, как русская, просто, когда живешь в стране, ты адаптируешься. Уже знаю все эти фразы «Смех без причины — признак дурачины».
Однажды приехала танцевать в Бразилию и мы с мамой поселились в гостинице. После завтрака мама говорит: «Ты с ума сошла? Ты не замечаешь людей, не смотришь, не улыбаешься, не говоришь всем «Доброе утро!». — «Мам, это нормально, это же гостиница». А она стала жаловаться, говорить, что я стала другая, закрытая, что у меня не сердце, а камень. Раньше я думала, что вернусь в Бразилию. Теперь не уверена в этом. Конечно, многое изменила в моей жизни любовь. Потом, я получила высшее образование здесь, которое в Бразилии не востребовано. Я педагог балета, окончила Институт русского театра, училась у Светланы Дзантемировны.
Дети? Мы с Никитой пока об этом не думаем. Ещё рано, еще столько работать. Сначала надо о балете думать, а потом обо всём остальном.
