Читал, как Бог
— С Сашей мы познакомились осенью 1962 г. в драматической студии ростовского Дворца культуры строителей. Готовили спектакль «Девушка с веснушками». Типичная советская патриотическая пьеса — про сложные семейные отношения и мещанство, про завод и новостройки. У нас не было исполнителя на роль Мишки Гусева, и руководитель нашей студии Михаил Ленский пригласил 15-летнего мальчика, но уже студента второго курса Ростовского училища искусств Сашу Кайдановского. Он и сыграл главного героя — Мишку, который в конце спектакля женился на героине. Её играла я...
Как показала жизнь, все Сашины бурные романы проходили по одному сценарию — он влюблялся в своих партнёрш. Сначала это была я, потом Валя Малявина, затем Женя Симонова...
Я очень хорошо запомнила его — очень худенький, скромно одетый, с коротко подстриженными светлыми волосами, бледным, с веснушками лицом, светло-серыми глазами. И очень-очень красивым, необычным тембром голоса.
Начиная с первой репетиции мы практически не расставались — он, моя подруга Женька и я. Вместе встречали Новый год, отмечали дни рождения, просто гуляли. Сашины родители к тому времени разошлись, и Саша остался жить с папой в коммуналке.
Мне тогда казалось, что Саша к девушкам равнодушен. Его увлекала только поэзия. Карманы его брюк всегда оттопыривались какими-нибудь томиками любимых поэтов. Он был книгочеем невероятным — его знали во всех книжных магазинах Ростова. Потом он увлёкся игрой на американском банджо, мог играть часами, затем выучил несколько гитарных аккордов и пел песни Галича, Окуджавы, Высоцкого, Визбора... А как Саша читал стихи! Запирался у себя в комнате и часами работал над голосом, записывал на магнитофон, а когда я приходила, давал мне послушать результат. Он читал, как бог.
Знаете, какой Саша был тогда? Очень общительный, щедрый на всё то, что знал, умел, чем владел. Мог отдать последнюю рубашку первому встречному. И, кстати, отдавал. Необычайно непосредственный, бескорыстный, бескомпромиссный, очень честный.
...Идея пожениться была Сашина. Я оказалась к этому совершенно не готова, считала, что мы слишком молоды. А он вдруг захотел, чтобы у нас были дети, чтобы мы жили вместе. Где и как (а жить было негде!), его совершенно не волновало. Он был абсолютно безбытный человек. Примерно в это время я, закончив техникум, поехала по направлению в Волгодонск. Год мы не виделись, а когда вернулась (мне уже исполнилось 19), я поняла, что созрела. Наши родители устроили нам свадьбу. У Саши появился первый в его жизни костюм. Помню, он вообще не хотел его надевать, так как церемонии в ЗАГСе нам казались чересчур комичными и напыщенными. Мы туда пошли ради родителей.
Счастье в коммуналке
Мы поженились в марте 1966 г., и вскоре Саша уехал в Москву — он учился на первом курсе Щукинского училища. Он писал длинные письма о своей столичной жизни, из которых я выяснила, что у него на первом месте друзья, на втором — жена, на третьем — всё остальное. Осенью я переехала жить к нему. Устроилась на работу в детский сад воспитательницей. Саша учился и постоянно участвовал в кинопробах.
Жили мы в сырой полуподвальной коммуналке, бывшей дворницкой — с холодной водой, без отопления, с плесенью в углах. Это был старый, ветхий дом под снос, зато в самом центре — рядом с Театром им. Вахтангова, где он параллельно с учёбой работал. Но как мы были счастливы в этой коммуналке! Обвалившийся кафель на кухне я заклеивала репродукциями Ван Гога, шторки повесила. Валя Малявина (потом она станет знаменитейшей актрисой) приходила и нахваливала: «Как тут у тебя уютно!» Мы дружили с крысами, которые довольно часто появлялись откуда-то из-под пола — белые лабораторные альбиносы с красными глазками. Одно время с нами жила белка, потом — скворец и сурок. Ещё Саша безумно любил кошек. Кстати, первый инфаркт у него случился, когда пропал его любимец кот...
Другое дело, что уже через год, как Саша уехал из Ростова, он стал как-то меняться. Здесь ему хотелось семьи, тепла, он мечтал о детях. А в Москве я поняла, что изменилось его отношение в первую очередь к семье. Он никогда и не был классическим семьянином — домоседом, любителем почитать газеты, постоять у плиты. Сашу никогда не волновал вопрос, есть ли деньги в семье. Если они у него появлялись, почти все тратил на книги и пластинки. Но при этом у нас двери практически не закрывались и всегда было полно потрясающе интересных людей — скульпторов, художников, музыкантов, артистов. Гоняли чаи, пили вино, ночи напролёт вели захватывающие разговоры-споры о поэзии, театре, музыке, литературе.
Тогда Саша был известным только узкому кругу, он искал себя. «Быть самим собой!» — было для него главным. Со временем начались его опоздания в театр (играть роли «кушать подано» ему было не очень интересно), пропуски репетиций. Например, мог проспать, потому что всю ночь читал. Но были причины и посерьёзнее. Саша стал часто выпивать, причём, как на него подействует алкоголь, предугадать не мог никто. Он мог начать петь под гитару или отказаться петь наотрез. Мог ни с того ни с сего взорваться или... заснуть.
В таком состоянии Саша всё чаще стал ввязываться в драки. Поводом для этого мог быть, например, разговор о поэзии. Один раз его из драки вытащили и с трудом принесли домой — он хотел кому-то набить морду, как он считал, по делу. Всему виной вот эта его проклятая спонтанность, которую он в себе культивировал... «Хочется ударить — ударь! Обидно тебе — дай по морде!» Это в конечном итоге его и погубило...
Как-то на нас напали хулиганы недалеко от Рижского вокзала в Москве. Кто-то кого-то толкнул, завязалась драка. У этих парней были ножи. Я запомнила, что Саша сцепился с человеком, который размахивал ножом. Слава богу, быстро приехала милиция. После этой драки у него появился шрам на подбородке.
От тюрьмы спас Ульянов
За эти два года Саша пропустил несколько спектаклей. Ему сказали: «Ищи себе другой театр» — и уволили. Не знаю, с какой формулировкой, но было очевидно: за пьянство и прогулы. Он ведь трижды за это время привлекался к суду по пьяному делу. Причём третий суд мог закончиться тюрьмой.
1970 год. После премьеры телефильма «Драма на охоте» (с Сашей в одной из главных ролей) актёры Владимир Самойлов, Юра Яковлев и Саша решили это событие отпраздновать... Когда я пришла домой, только следы гулянки на столе увидела. Поскольку Саша знал, что вот-вот я должна приехать, они решили продолжить в другом месте. Поехали на Речной вокзал в ночной ресторан. Судя по всему, выпили они тогда много. В какой-то момент ему надо было выйти по нужде. Он пошёл, заблудился, попал в какую-то кочегарку. А там мужик... Уж не знаю, что между ними произошло, но на суде сказали: он ударил этого кочегара, а тот оказался ветераном войны. По тем временам за такое могли посадить на полную катушку. Но на заседание приехал Михаил Ульянов, произнёс пламенную речь: мол, так бывает — человек может один раз оступиться, и вся жизнь насмарку, и Кайдановский сейчас на этой грани: жизнь или смерть... Так художественно сказал, что даже судья растрогался. Благодаря Ульянову и тому, что я была на седьмом месяце беременности, Саше дали два года условно.
Единственный человек, на которого всё это не произвело абсолютно никакого впечатления, был сам Саша. Он уезжал на съёмки, говорил, что завтра должен вернуться, а его нет день, два... Потом звонок из какого-нибудь отделения милиции. Потому что, как только садился в поезд, начинал выпивать, и обычно это заканчивалось дракой. Не раз бывало, что поезд останавливали где-нибудь на станции Бологое, вызывали милицию, его волокли, держали в кутузке... Как-то я разыскивала его целую неделю.
В том же году у нас родилась дочь Дарья. Саша радовался Дашеньке безумно... Но семейные заботы не вписывались в его жизненный сценарий. Началась эпоха кино: вскоре появились новые фильмы с его участием. Картина Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих» принесла Саше известность. Его стали узнавать на улице.
Однажды Саша пришёл домой с актрисой, своей коллегой по съёмкам. Это была Валя Малявина. Она в наш дом вошла как друг семьи. Помню, она сидела на диване, а рядом на подушке лежала крошечная Даша — ей было всего три месяца. «Какая ты счастливая! Какая у тебя дочка красивая!» Вся благоухает — духи французские, пудра... Осыпала меня комплиментами. «Чем помочь? Сходить за молоком?» А закончилось тем, что однажды мы легли спать — и вдруг звонок в дверь. Саша говорит: «Это Валентина. Не будем открывать». Она звонила, долго стучала в дверь, а потом просто открыла шпингалет форточки и влезла в окно. Глубокой ночью, к женатому человеку... А ей плевать! Она из тех, кто не только в окно, но и в душу через ноздрю может залезть сороконожкой... После недолгого разговора с Сашей она собралась уходить. Саша пошёл её провожать и... вернулся под утро в невменяемом состоянии, неся на вытянутой руке оторванный рукав собственного пиджака.
В другой раз прилетаю с Дашенькой из Ростова, меня встречают Сашины друзья Иосик и Витя Проскурин. «А где Саша?» Что-то они промямлили: якобы он занят на съёмках. Подходим к нашей квартире, видим: дверь нараспашку, везде пустые бутылки, на диване грязные простыни, а на стене пятна крови... Потом выяснилось, что это Валя резала себе руку и забрызгала кровью стену. У неё же была такая привычка — испытывать своего возлюбленного в экстремальных ситуациях. Так она добивалась мужчин. «Любишь меня? А что ты ради этого сделаешь?» Проверка верности, любви... «Можешь руку разрезать пополам? А я могу!» Р-раз — и резала себе руку около запястья. Все в шоке, а она смеётся. «Прыгнешь с пятого этажа? А я прыгну!» Провокаторша! И с Сашей они сблизились после этого пореза. Конечно, очень красивая и очень-очень странная она женщина! Загадочная, роковая...
...Я очень тяжело переживала расставание. Мы развелись в 1975-м, а через год я окончила университет и вернулась в Ростов. Саша приезжал примерно раз в год. С Дашей он общался больше, в основном по телефону. Дочь ездила к нему в Москву на зимние каникулы, гостила в его новой семье. Она, кстати, очень похожа на Зою, дочь Кайдановского и Симоновой.
Последний раз мы с Сашей встретились в 1992 году. Случайно, мимоходом. Саша торопился, мы с ним даже не поговорили. В декабре 1995-го нам позвонили и сказали, что его больше нет. Третий инфаркт...
Из его личных вещей в нашей семье хранится только несколько писем и фотографий. Ещё пепельница ручной работы из его дома. Пропала большая коробка почти со всеми нашими фотографиями. Исчез наш свадебный фильм, который Саша сам снимал на узкую киноплёнку. Зато осталась сама память о нём. Как читал стихи, как творил по ночам, сидя за столом...
