«Кровавые танцы»
- Мама очень хотела увести меня с улицы, поэтому решила, что я должен стать военным дирижёром. После войны военные специальности были престижными. Поступить туда было трудно, но суровый отбор я прошёл. Меня уже побрили наголо, через двое суток я должен был переселиться в казарму. И тут вмешался его величество случай... В середине сентября мы с мамой шли по Пушечной улице, где тогда располагалось Московское хореографическое училище. На стене - объявление: «Проводится конкурс для особо одарённых детей от 12 лет. Отобранные будут учиться на артиста балета по ускоренной шестилетней программе». Авантюрная жилка была и у меня, и у мамы. Мы сдали документы. В итоге из 600 абитуриентов приняли троих, включая меня.
Последние два года в училище я был лучшим учеником, что давало мне право выбирать место работы. Вариантов было три: только что созданный Игорем Моисеевым «Молодой балет», Театр Станиславского и Немировича-Данченко, где мне сразу давали ведущие партии и оклад 225 руб. (большие по тем временам деньги!) и Большой театр. Но я мечтал работать только в Большом. И, когда меня зачислили в штат артистом кордебалета с зарплатой 98 рублей, был на седьмом небе от счастья!
Я выходил в татарской пляске в «Бахчисарайском фонтане». Опытные артисты любили поставить в татарскую пляску только что пришедших из училища. А для неопытных танцовщиков, не знавших всех хитростей и приёмов, это были, не побоюсь этого слова, «кровавые танцы». Но такую «школу» нужно было пройти!
График был жёсткий. Подъём в 8.00. В 9.15 я уже стоял у балетного станка. В 10.00 менял мокрую рубашку и приступал к «общему классу». Потом репетиция, вторая, третья... Ставил перед собой цель: например, прыгнуть 1000 раз. На бетонном полу. Босиком. Чтобы «воспитать» ноги. А потом ещё 200 раз - со стула на пол и опять на стул. Такие экзекуции устраивал мышцам и позвоночнику. Иерархическую лестницу, которая отделяла танцовщика кордебалета от премьера, я одолел достаточно быстро. У нас ещё в училище была компания - Мессерер, Богатырёв, Барышников, Годунов. Да и после выпуска мы продолжали общаться. Раньше была традиция: после каждой премьеры обязательно накрывался стол. А так как мы активно входили в репертуар, у Годунова, Богатырёва и меня премьеры случались очень часто. Отчаянное было время!
Невозвращенцы
В США, куда Большой выезжал на гастроли, у меня был очень большой успех. После «Спартака», «Дон Кихота», «Спящей красавицы» публика буквально осыпала лепестками роз... А ведь в поездке участвовали 15-20 солистов, включая Васильева, Лиепу, Владимирова, Лавровского, равных которым в мире не было. Когда мы с Людмилой Семенякой в Нью-Йорке станцевали «Голубую птицу», я восемь раз выходил на поклоны.
Американские импресарио очень хотели меня заполучить. Мне приносили готовый контракт с невероятными условиями и сумасшедшими цифрами. Например, если Годунов, оставшийся в 1979 г. в США во время гастролей там Большого, в то время подписал контракт на 400 тыс. долларов за сезон, то мне предлагали миллион. Но пойти на это я не мог. Слово «патриот» для меня не было пустым звуком по разным причинам. Мои родители воевали - отец был инвалидом Великой Отечественной, мама дошла до Берлина. Оба потом всю жизнь работали в «почтовом ящике», участвовали в создании космического корабля «Буран». Я не мог ни предать их убеждения, ни их самих обречь на преследования, которые непременно последовали бы, если бы я убежал за границу.
С Нуреевым я познакомился в 1973-м в Вене на репетиции «Раймонды». Он посмотрел нашего «Щелкунчика», пришёл поздравить нас с Павловой за кулисы. Потом отметили встречу в ресторане - русские же люди! Смеялись по поводу консервов и колбасы, которыми питались многие артисты по гостиничным номерам, чтобы экономить суточные. На следующий день в прессе написали, что «знаменитая советская пара и невозвращенец веселились за одним столом». Наша дружба с Нуреевым продолжалась до последних дней его жизни.
«Нас поженили»
Из Большого я уходил дважды. Сначала оттуда убирали всех народных артистов СССР - якобы освобождали площадку для молодых, талантливых. Второй раз, когда был уже худруком «Русского балета»… Пригласили вернуться в качестве руководителя балетной труппы - я не мог отказать. И за короткий срок сделал, я считаю, немало. Но тут тогдашнему гендиректору Большого Владимиру Васильеву нашептали, что я хочу занять его кресло, и он не продлил со мной контракт. Удар был очень болезненный. Меня спасло то, что я продолжал много танцевать в спектаклях своего детища - театра «Русский балет».
С Павловой я прожил в браке почти десять лет, четверть века - с пианисткой и музыкантом Майей Саидовой, которая родила мне двух замечательных детей - Любу и Диму. Моя третья жена Оксана - тоже пианистка, моложе меня на 26 лет. У нас двое сыновей - Никита и Саша. И я счастлив, что у меня есть и крепкая семья, и работа - наш театр «Русский балет».