Он родился в 1928 году в Твери. Казалось, Дементьеву на роду написано жить долго-долго — и отец, и мать разменяли десятый десяток. А ему не хватило всего 20 дней, чтобы отпраздновать 90-летие. Андрей Дмитриевич умер 26 июня. Собственно, так всегда в жизни и бывает: не хватает совсем чуть-чуть, чтобы успеть — дописать, долюбить... Дожить.
Сын врага народа
Есть у Дементьева такие строки:
Никогда ни о чём не жалейте вдогонку,
Если то, что случилось, нельзя изменить...
Не жалейте своей доброты и участья,
Если даже за всё вам — усмешка в ответ.
Кто-то в гении выбился, кто-то в начальство...
Не жалейте, что вам не досталось их бед.
Это стихотворение можно считать завещанием поэта. И главным правилом его жизни. Он никогда не жалел, что что-то прошло стороной. А прошло многое. Он рос в очень музыкальной семье, где пели все и всё: и русские народные песни, и романсы, и классику. В школе его звали «наш Серёжа Лемешев» за чистый голос. Его пригласили на прослушивание в музыкальное училище. Он пришёл. Спел. Но поступать не стал — тогда уже писал стихи.
После школы хотел поступать в Военно-медицинскую академию — не взяли. Прошёл в Институт международных отношений. Но отчислился сам — услышал, что у одного из студентов возникли проблемы из-за бабушки-дворянки. У него-то ситуация была ещё хуже — сын и внук врагов народа. Из-за этого, признавался сам поэт, он в юности чуть не свёл счёты с жизнью.
«У меня уже не хватало сил, — рассказывал „АиФ“ Андрей Дмитриевич. — Не хватало сил всё время быть голодным. Хотя мама, чтобы прокормить семью, после работы ходила по домам, подрабатывала. Не хватало сил всё время бояться, что и в наш дом придёт похоронка. А она пришла — на фронте погиб мой дядя, мамин младший брат. Не хватало сил жить с мыслью о том, что отец не воюет, а сидит в тюрьме, репрессированный. И дед погиб там же, в лагере. Отец, дед, братья отца. Все они были простые труженики... Их всех посадили и всех потом реабилитировали. Троих — посмертно. Отца, к счастью, при жизни. Но тогда меня угнетала мысль о несправедливости — я же знал, что отец не мог быть ни предателем, ни шпионом (Дмитрия Дементьева арестовали по 58-й статье как контрреволюционера, хотя он был тем, кого называют „народная интеллигенция“, — крестьянином, окончившим Тимирязевскую академию и ставшим высококлассным агрономом. — Ред.). Он был очень честный. И даже когда папа уже вернулся, я всё равно в анкетах должен был указывать, что отец у меня был репрессирован. Из-за этого во многих местах документы мне возвращали с резолюцией „отказать“. Всё это — на одну мальчишескую душу. Очень тяжело...
В какой-то момент я почувствовал, что больше не могу с этим справляться. Хотя мы, мальчишки военной поры, были значительно старше наших нынешних ровесников. Похоронки, бомбёжки, голод, необходимость выжить несмотря ни на что — всё это делало нас взрослее. Мне было тогда 14 лет. Я выбрал момент, когда бабушка ушла на рынок, положил патрон на плитку так, чтобы он пришёлся как раз на уровне сердца. Письмо написал, попросил у всех прощения. Но бабушка что-то забыла дома и вернулась. Я машинально дёрнулся, поворачиваясь на звук открывшейся двери, и пуля прошла в нескольких сантиметрах... Эта пролетевшая пуля изменила тогда во мне, в моём характере очень много. С тех пор я никогда не забывал, что мы ответственны не только перед государством или перед самими собой. Мы ответственны и за тех, кто рядом».
Ершистый лирик
Дементьев не стал ни врачом, ни дипломатом. Он стал поэтом — тонким, остро переживающим и любовь, и разлуку, и ревность. И несправедливость. Слыша фамилию Дементьев, мы прежде всего вспоминаем его любовную лирику. Недаром же Владимир Путин, поздравляя в этом году женщин с 8 марта, выбрал строки из его стихотворения:
Покуда жив, я им молиться буду.
Любовь иным восторгам предпочту.
Господь явил нам женщину, как чудо,
Доверив миру эту красоту.
«Я тебя рисую», «Лебединая верность», «Алёнушка» и много-много других песен — они все на его стихи. Из всех чувств именно любовь он ценил превыше всего.
«Выше любви ничего нет — так ответил он на „детский“ вопрос „АиФ“ „Что такое любовь?“. — Я каждый день благодарю Господа, что он послал мне мою супругу — мою Анечку. Потому что только благодаря ей я понял, что любовь — это родство душ, это понимание с полуслова, это вера, это поиск и это блаженство. Я бы без любви жить не мог. И никогда бы не написал всего того, что написал».
Но в последние годы всё чаще в его стихах звучали иные ноты: тревоги, боли за происходящее вокруг. «Я тут стихи написал, — говорил он. — Послушай». И читал:
«Поля травою заросли...
И, утвердив свою спесивость,
Ползут сквозь пашню ковыли,
Где рожь когда-то колосилась.
Моя любимая страна,
Познав обиду и бессилье,
Теперь пожизненно бедна,
Как будто вовсе не Россия.
Он, лауреат Госпремии, книги которого расходились тиражами в сотни тысяч, жил очень скромно. И с негодованием замечал: «К сожалению, мы вступили в такую полосу, когда люди помешались на деньгах. Дошли до того, что сегодня зарабатывать начинают на всём — на здоровье, на смерти. Лишь бы урвать. Хотя есть в мире примеры и разумных трат. Одна из небольших арабских нефтедобывающих стран доходы от нефти распределяет между всеми своими гражданами, вкладывает их в бюджет. А мы... С экрана говорят: „Мы самая нефтедобывающая страна! Мы самая богатая газом страна! Это народное достояние!“ Да пошли вы к чёрту! Какое народное достояние?! Вы все эти деньги кладёте себе в карман! Когда это было народное достояние, когда доходы от продажи той же водки, нефти, газа, золота шли в казну, тогда обслуживание медицинское было бесплатным. И образование было бесплатным. Я же помню это хорошо. Я прожил жизнь долгую, застал и Сталина, и Хрущёва, и Брежнева. А сегодня мы должны платить за всё! Когда-то один журналист спросил меня: „Андрей Дмитриевич, если бы вы были президентом, какие бы первые шаги вы сделали?“ (Смеётся.) Так вот, я бы собрал за круглым столом всех олигархов страны и сказал бы: господин Иванов, я не спрашиваю, где вы взяли свои миллиарды, что значатся на ваших счетах, но я хочу, чтобы 5 из них вы отдали на образование. А вы, господин Петров, 3 миллиарда извольте вложить в медицину. Наши миллиардеры уже научились ощущать себя хозяевами жизни, а вот чувства социальной ответственности у них пока не появилось».
Он сам старался помогать — и молодым поэтам, устраивая вечера поэзии в своём Доме поэзии в Твери, и провинциальным музеям, живущим впроголодь, и тем, кто со своими бедами обращался к нему как к члену Общественной палаты. У него было очень большое, доброе, чуткое сердце. Которое в конце концов не справилось и остановилось.
