80 лет назад, 19 октября 1939 г., в селе Мармыжи Курской области родился человек, о котором наш живой классик, писатель Эдуард Лимонов, отозвался так: «Итог его жизни неплох. Он был скульптором-реалистом и создал в камне целую идеологему России... Хочется сказать: „Уважаю“. Пойду завтра погляжу на Жукова». По словам-маячкам — «скульптор» и «Жуков» — можно безошибочно определить, о ком, собственно, речь. Конечно, это Вячеслав Клыков.
С Лимоновым действительно нельзя не согласиться. Такой итог жизни, как у Клыкова, по идее, должен внушать уважение: всё-таки более 200 крупных скульптурных работ. Впрочем, плодовитость и трудолюбие — это последнее, что способно заставить уважать художника. В деятельности Клыкова гораздо интереснее и вызывает гораздо большее уважение другой момент. А именно — очень трудно найти другого скульптора, чьи произведения жили бы настолько насыщенной жизнью. Потому что если рассмотреть судьбу памятников работы Клыкова, то получится, что некоторые из них проявляют активность, совсем уж неприличную для монументов, которые, как считается, должны стоять там, где их поставили.
Исключения крайне редки. Навскидку можно вспомнить перенос памятника Минину и Пожарскому в 1931 году, а также перенос памятника Пушкину в 1950 году и перенос памятника Гоголю в 1951 году. Были, конечно, и другие случаи. Но все эти «ходячие памятники» создавали разные люди и в разные времена. На этом фоне Клыков по-настоящему уникален. Вокруг всех — подчеркнём, всех — его знаковых скульптур моментально поднимался такой вой и разворачивались такие события, что памятники либо начинали путешествовать с места на место, либо меняли изначальную проектную локацию. На худой конец, о переносе памятника велись ожесточённые дискуссии с продолжением, а само изваяние могло изменить первоначальный облик.
Здесь вся ценность именно что в дискуссиях и в накале страстей. Да, вокруг работ современника Клыкова Зураба Церетели тоже часто поднимался громкий шум. Но то были, как правило, довольно дружные крики протеста почти без голосов в защиту. А по поводу творений Клыкова грудью на грудь сходились непримиримые противники, почти равные числом и авторитетом. И лозунги «Долой!» часто уступали лозунгам «Даёшь!».
Это качество Клыкова проявилось не сразу, но зато уж точно в полный рост. Первые его работы были, в общем, бесконфликтными. Всерьёз полыхнуло в 1987 году, когда скульптор решил изваять и установить памятник Сергию Радонежскому.
Здесь удивительно всё. Начиная от замысла и его воплощения. Дело в том, что Клыков по своим корням, по образованию — всё-таки монументалист. То есть от его работ ожидаешь исключительно реализма. Желательно — торжественного, потому что так принято.
А его Сергий — наоборот. По форме — почти что модерн. По сути — лиричный и задушевный. Очень похожий на того, которого изобразил Михаил Нестеров в своём «Видении отроку Варфоломею». Да что там — похожий. Всякому, кто знаком с отечественной живописью, становится ясно, что Сергий Клыкова — это прямая цитата, дань уважения давно почившему Нестерову.
Словом, отличный памятник. Если бы его ставили сейчас, даже люди, скептически относящиеся к церкви, поджали бы языки: уж очень он хорош. Но дело было, напомню, в 1987 году, когда атеистические принципы советского государства ещё были в силе. Так что вся история с его установкой опровергла правдивые слова из фильма «Джентльмены удачи»: «Кто ж его посадит? Он же памятник!»
Изваяние Сергия по пути к месту установки натурально посадили. То есть подвергли аресту, изъяв у художника. Волна возмущения по этому поводу поднялась нешуточная. Было всё: и давление на прессу, и народный сход, и ходатайства уважаемых людей. В результате памятник всё же установили — девять месяцев спустя. 1:0 в пользу Клыкова.
В принципе, дальше счёт если и менялся, то только в сторону увеличения побед скульптора.
Сколько было скандалов вокруг того самого памятника Жукову, что стоит в тени Исторического музея? Подсчитать трудно. Равно как трудно подсчитать и претензии. Дескать, всё плохо, непропорционально, кони так не ходят, всадники так не ездят, и вообще у коня хвост оттопырился. Несколько лет назад вообще подняли тему о замене клыковского Жукова другим, «более подходящим». Хотя, честно говоря, именно такой Жуков теперь уже многим кажется наиболее выигрышным. Потому что в противном случае была бы ещё одна конная статуя. А у Клыкова есть и каприз, и пафос и благородное безумие — в том самом летящем хвосте.
То, что творилось с его памятником Николаю II, — это сюжет для лонгрида. Вкратце будет так. Поставили его в Тайнинском. Там императора взорвали некие революционеры. Да так качественно, что восстанавливать было уже нечего. Клыков делает уменьшенный вариант того же монумента и ставит его в Подольске. Его тоже разносят взрывом вдребезги. Третий вариант скульптор снова ставит в Тайнинском. Пока обошлось, но кто знает, что будет потом?
Дело в том, что иные работы Клыкова похожи на бомбы замедленного действия: никогда не угадаешь, кому они снова покажутся вызывающими, оскорбительными или недостаточно соответствующими исторической правде. Вот, например, его прекрасное произведение: звонница на Прохоровском поле в память о тех, кто не вернулся с крупнейшего танкового сражения 12 июля 1943 г. Казалось бы, здесь нет и не может быть никаких споров. На барельефах, украшающих звонницу, мирно соседствуют тот же Сергий Радонежский, благословивший рати перед битвой на Куликовом поле, и безымянный политрук-атеист с известной фронтовой фотографии, поднимающий солдат в атаку. И никто по этому поводу не возникал.
До поры. В июле этого года редактор исторического раздела немецкого издания Die Welt внезапно выступил с предложением эту звонницу снести. Потому что она якобы не соответствует исторической правде: по мнению Свена Феликса Келлерхоффа, крупного сражения тут не было, а в той стычке, что была, советские танкисты проиграли.
Немцу, конечно, ответили как полагается. Но в пылу вразумления забыли об авторе монумента. И зря. Коль скоро творения автора, умершего ещё в 2006 году, вызывают такие сильные эмоции, надо вспомнить слова секретарши Верочки из фильма «Служебный роман»: «Значит, хорошие сапоги. Надо брать».
