В Театре армии состоялась премьера спектакля-репетиции «Лариса Голубкина. Заплатки». Форма у действа неожиданная: со сцены звучит своеобразная исповедь актрисы, построенная как разговор с драматургом. В нём — и ответы на неудобные вопросы, и воспоминания, и живая импровизация, песни из обширного репертуара Ларисы Голубкиной и Андрея Миронова.
Жизнь в сомнениях
Сергей Грачёв, «АиФ»: — Лариса Ивановна, через весь спектакль красной нитью проходят рассуждения о том, своим ли делом вы занимаетесь. Вы говорите, что до сих пор сомневаетесь в правильности выбора профессии. Разве это нормально для состоявшегося творческого человека — всю жизнь испытывать такие сомнения?
Лариса Голубкина: — Это нормально для человека по имени Лариса Голубкина. Я всегда считала, что главное в нашей профессии — не взлететь как можно выше, в этом никакого смысла не вижу, а чётко понимать, что ты делаешь на сцене или в кадре. Я постоянно задавала себе вопрос: «Что я делаю в той или иной постановке, в фильме?» Каждый раз мне приходилось самой докапываться до сути роли. Никто мне в этом особо не помогал. А задача-то нелёгкая! Поэтому в какой-то момент у меня и возник вопрос о том, своим ли делом я занимаюсь. Он мучает меня до сих пор. Не могу сказать, что разочаровалась в театре. (Задумывается.) Недавно встретила своего старинного друга, и он сказал: «Знаешь, я очень устал жить». Мне стало страшно. Слава Богу, я не устала жить. Мне по-прежнему очень многое интересно. Но интереснее всего понять, чем я всю жизнь занималась и занимаюсь. Это и актёрской профессии касается, и певческой. Мне очень важно, чтобы я пела сегодня с высоты своего возраста. Очень многие артистки в годах забывают, сколько им лет, и начинают прикидываться молодыми. Вот это страшно!
— Но ведь актёрская профессия очень зависима...
— Это правда, и я всю жизнь это в полной мере ощущала. Но говорила сама себе: «Лариса, ты с ума сошла? Ты будешь обижаться на кого-то? Может, тебе на себя надо обидеться? Может, тебя люди просто боятся, ты себя неправильно ведёшь?» Понимаю, что всё это звучит как бред сумасшедшего, но так всё и было. Я не обижалась ни на кого. Не дали поработать здесь — побежала в другое место. Выгнали отсюда — пойду туда.
— Я-то вас хотел спросить про период невостребованности, который случался в жизни почти каждого артиста.
— Был ли такой период у меня? Да всю жизнь он длится! Да, это больно, неприятно. Но никаких депрессий я в связи с этим никогда не переживала.
И вообще все свои комплексы я старалась прикрыть от окружающих какими-то «заплатками».
— Вы в спектакле произносите фразу: «Правда в том, что я никогда не говорю до конца о себе правду».
— Но сейчас я с вами откровенна!
— А в спектакле я вам не поверил. Такая вы вся счастливая, успешная, весёлая там. А так не бывает!
— Потому что все свои душевные нарывы, надломы я зарыла глубоко-глубоко. Если бы я этого не сделала, превратилась бы в жуткую, старую, злую, пьющую и курящую бабу. А мне не хочется в неё превращаться. Чем больше обид выплёскиваешь, тем больше зла появляется. Тем больше возникает гадости внутри, которая начинает тебя разъедать.
«Предпочитаю молчать»
— Вы говорите, что за все годы брака с Андреем Мироновым никогда не говорили с ним дома о профессии. Вы таким образом пытались избежать конкуренции между вами?
— Да, конечно. В такой актёрской паре кто-то должен заткнуться. В данном случае это должна была сделать я. Выйти за него замуж было сознательным решением. Андрей делал мне предложение несколько раз, но согласилась я лишь на четвёртое. Думала: ну как же мы, два актёра, сможем ужиться под одной крышей? А потом в один миг поняла, что ничего сложного и страшного в этом нет.
— Вы предпочитаете не говорить о болезненных периодах своей жизни. А о каком времени вспоминаете как о самом счастливом?
— Прав был Шопенгауэр, когда сказал, что счастья в принципе не существует. Есть мгновения жизни, и в эти мгновения кое у кого может проблеснуть что-то похожее на счастье. Но эти мгновения настолько же скоротечны, как и сама жизнь. Вот сейчас черёмуха расцвела. Я иду, чувствую этот запах — и уже счастлива. Пусть даже на миг. И это не то, что приходит с возрастом. Нет! Каким человек родился, таким он уйдёт в мир иной. Некоторые уже рождаются старичками, недовольными всем и вся.
— Вы не так много снимались в кино, хотя дебютировали блестяще. Что у вас пошло не так с кинематографом?
— Не знаю... (Задумывается, говорит шёпотом.) Я очень независимая. Я так не люблю, когда меня пытаются строить и ломать. Всегда бежала от этого. Как-то я должна была встречать Новый год с Брежневым и Косыгиным. Но не смогла себя заставить. Спела и сразу уехала. А все остались. Я всегда ужасно не любила делать то, к чему меня принуждают. Может быть, из-за этой независимости я и не раскрылась в кино до конца. Возможно, режиссёры не хотели со мной связываться. Слава Богу, гадостей откровенных хоть не предлагали. Один человек мне только однажды сказал: «Я бы тебя снял в своём фильме, но ты, говорят, пьющая!»
— И что вы ответили?
— Сказала (произносит нараспев): «Ну-у-у, ва-а-ас Бог нака-а-ажет сполна-а-а». Развернулась и ушла. Все эти обиды я собирала, копила, поскольку не знала, не понимала, как можно иначе. Но со временем моё отношение к этому несколько изменилось, хотя я по-прежнему предпочитаю помалкивать и о своих радостях, и о своих бедах. И по-прежнему не хочу выглядеть в чьих-то глазах несчастной.
— Тое есть вы пытаетесь казаться лучше, счастливее, чем есть на самом деле?
— Хочу! Я всегда была очень зависима от людей. Только в последнее время, наверное, стала зависеть меньше. Я никогда не умела спорить. Меня перебивали обязательно. (Задумывается.) Но что в этом всём копаться? Я такая, какая есть, и другой уже не буду.
