Карлсон - русский в душе? Герой Астрид Линдгрен был запрещён в США

14 ноября 1907 г. неподалёку от городка Виммербю, что находится в Южной Швеции, в семье крестьянина Самуэля Августа Эрикссона родилась дочь - Астрид Анна Эмилия Эрикссон, больше известная как Астрид Линдгрен.

Долой стыд?

Линдгрен, при всей её популярности, вряд ли соответствует шаблонному понятию «настоящий классик». Писательскую карьеру она начала довольно рано. Первым опубликованным произведением фрекен Эрикссон стало её школьное сочинение на тему «Жизнь в нашей усадьбе». Обычно такие произведения ждёт мусорная корзина. Однако Астрид умудрилась так «отжечь», что его поместили в городской газете. Но единственным результатом этой публикации стало то, что тринадцатилетнюю девочку принялись дразнить. И задразнили. Да так, что впоследствии она признавалась: «Я тогда твёрдо решила, что кем-кем, а уж писательницей ни за что не стану».

Что же касается солидности и степенности, присущей классику, то с этим вообще полный караул. Годится ли «настоящему классику» возмущать общественный порядок? Рядиться в вызывающие шмотки? Хулиганить и эпатировать публику? Нет, Линдгрен не была, подобно Владимиру Маяковскому, замечена в голом виде с плакатом «Долой стыд!», но для протестантской Швеции тех лет хватило и того, что 17-летняя барышня коротко остригла волосы. Вот как вспоминает об этом сама Линдгрен: «Люди подходили ко мне на улице и просили снять шляпку, чтобы посмотреть на мою стрижку. Некоторые восхищались моей причёской, но они были в явном меньшинстве…»

Спустя два года после этого феминистского «пострижения» она родила сына. И опять - ужас-ужас-ужас!.. «Эта девица Эрикссон даже не замужем! Скандал!»

А «скандал» тем временем живёт и работает в столице, в Стокгольме. И лет через шесть привозит своего «нагулянного» сына к бабушке с дедушкой в родную каменистую усадьбу: «Я показала своему Лассе всё в округе, научила его лазать по деревьям и правильно пользоваться рогаткой». Вот вам назидательность и благонравие, подтверждённые личным примером.

Короче, солидность, важность и высокая духовность у нашего классика явно в пролёте... Может быть, остаются хоть думы о судьбах отечества?

«Позор нации»

И это вряд ли. Всего полвека назад раздавались неистовые голоса, которые утверждали, что Линдгрен позорит и унижает шведский народ и его великую историю. По той простой причине, что «любимую поговорку одного из наиболее почитаемых шведских королей она осмелилась вложить в уста самого кошмарного своего героя, плута и выжиги».

Упомянутого короля зовут Карл XII. Чтут в Швеции его за то, что он, дескать, «противостоял Петру I и ордам русских варваров». Любимая поговорка короля: «Lappri, Lappri!» В переводе это значит: «Пустяки, дело-то житейское!» Соответственно, «кошмарный» герой и «выжига и плут» есть не кто иной, как лучший в мире Карлсон, самый популярный и узнаваемый герой Линдгрен в России.

В музее писательницы «Юнибаккен», что находится в самом центре Стокгольма, собраны почти все издания её книг. Так вот, 80% всех изданий «Карлсона» приходятся на СССР и Россию. Саму Линдгрен поражала популярность этого героя в нашей стране. Потому что в Америке, например, эта книга в некоторых штатах была запрещена. Причина проста: «Выходки Карлсона приводят в ярость педагогов и родителей. Этот герой провоцирует детей быть непослушными и вызывает страх и отвращение по отношению к няням и приходящим домработницам. Он настоящий подонок!»

В своём письме к советским детям Астрид Линдгрен отметила: «Наверное, популярность Карлсона в вашей стране объясняется тем, что в нём есть что-то русское, славянское». Но что именно? Безалаберность? Авантюризм? Постоянная надежда на авось? Или твёрдое намерение выручить друга по суворовской формуле «сам погибай, а товарища выручай»? Ответа от Линдгрен дождаться не удалось.

Тем не менее осмелюсь предположить, что ответ может дать украинский перевод «Карлсона». Это у нас он предстаёт как «в меру упитанный мужчина, в полном расцвете сил». А вот у братьев-славян примерно так: «Я козак у повному розквiтi сил».

Очень заманчиво представить себе нашего старого знакомого с пропеллером за спиной в кругу запорожских казаков, которые пишут письмо турецкому султану. Тем более что и сам Карлсон как-то оставил письменное послание, выдержанное в казачьем стиле. Оно и наглое, и насмешливое, и угрожающее. Я имею в виду надпись на стене «самой обычной шведской квартиры в Стокгольме, где живёт Малыш». Это граффити, исполненное на кухонной стене и адресованное фрекен Бок, гласило: «Ну и плюшки! Деньги дерёшь, а корицу жалеешь! Берегись!»

Подсчитано, что все книги Астрид Линдгрен, выложенные в цепочку, опоясали бы земной шар целых три раза. Думаю… Да нет, уверен, что русский «Карл­сон» может претендовать как минимум на треть этого славного пути.