Каждый из нас хоть раз в жизни спел (или хотя бы промурлыкал) одну из написанных им мелодий. Потому что композитор, народный артист Российской Федерации создал музыку более чем к 60 фильмам («Д’Артаньян и три мушкетёра», «Мушкетёры двадцать лет спустя», «Тайна королевы Анны, или Мушкетёры тридцать лет спустя», «Сокровища кардинала Мазарини, или Возвращение мушкетёров», «Ах, водевиль, водевиль…», «Карнавал», «Трест, который лопнул», «Зелёный фургон», «Мэри Поппинс, до свидания!», «Маленькое одолжение», «Светлая личность»). А еще — к мультфильмам («Летучий корабль», «Кошкин дом»), мюзиклам ( «Емелино счастье», «Три мушкетёра», «В поисках капитана Гранта», «Двенадцать стульев», «Любовь и шпионаж», посвящённый Мате Хари, «Алые паруса» и др.).
15 января Максим Дунаевский отмечает 75-летие. АиФ.ru в преддверии юбилея побеседовал с композитором.
Ольга Шаблинская, АиФ.ru: Максим Исаакович, вы всегда были неравнодушным к происходящему человеком. Что вас волнует в современной культуре?
Максим Дунаевский: Много всяких мыслей! Но есть одна особенно болезненная тема, которую бы я затронул. Я с ней обращался к нашему министру культуры, но безрезультатно, можно сказать. Если вы заметили, во всех средствах массовой информации (а средства массовой информации — это то, что владеет умами масс людей) возникают имена исполнителей. Талантливых, ярких - но только исполнителей. Это имена артистов, скрипачей, дирижёров, музыкальных руководителей всех мастей. А то, на чем держалась всегда любая идеология, эта почва исчезла из-под ног совершенно. Почва — это творчество. Литература, изобразительное искусство, поэзия, музыка. Оно исчезло. То есть как будто его не существует. Театр есть, но именно как исполнительское искусство. Драматургия — где она? Ее нет! Да, кто-то по-прежнему пишет пьесы. Но вспомните, какие у нас были глыбы-драматурги: Шатров, Розов, Арбузов. Талантливейшие люди! Потому что основой всего в культуре все равно остается творчество. Исполнение вторично. Даже самое великое исполнение. Исполнять-то что будем? То, что сотворено. Как мы могли это умение творить потерять за последние 25 лет, уронить абсолютно на дно?
— Ну почему же на дно? Вы же есть, активно работаете… Да и другие ваши коллеги-композиторы не сидят сложа руки.
— Наша плеяда композиторская — это 5-6 человек, оставшихся в живых. Нам повезло, потому что мы еще при той власти были приподняты и продолжаем это движение. Но за нашей спиной нет никого, нет новых имён.
50-летние зарабатывают себе на хлеб, они чего-то все делают, пишут: и прозу, и поэзию, и музыку. Но их никто не знает. Два имени в литературе, которые сами себя продвигают, есть, но они не создают никакого настоящего фона. Про художников вообще не говорю, просто какая-то гибель изобразительного искусства. Поэзия — погибшее дело, её нет. Поэты — это же властители дум, как всегда говорили на Руси. На государственном уровне у нас поддерживается только то, что во всем мире является бизнесом: кино.
— Вы считаете, что государство не должно финансировать кино?
— Я не говорю о том, что завтра всех кинодеятелей надо отпустить на свободные хлеба. Но… Музфонда нет, Литфонда нет, а есть Фонд киноискусства. Вы кормите то, что по идее должно само себя кормить. Значит, вы считаете кино государственной идеологией. Значит, это государственная позиция. А как же творчеству быть? А кто ж писать-то для всего этого будет, сочинять? Где оно, великое-то? Посмотрите, какие композиторы, какие художники составляли нашу элиту, до сих пор мы эти все имена повторяем как молитву. Среди наших писателей и поэтов были лауреаты Нобелевской премии — где это всё? Можно сказать, что ну случается такое в истории. Ничего подобного, это не история, это рукотворно. История здесь не виновата.
Ужас в том, что творчество у нас находится в загоне. А мы, все те, о которых вы говорите, — это ненадолго. Нас хватит на какой-то отрезок времени — и всё. А потом колоссальная потеря будет. За нами действительно никто не стоит. Музыку пишут, да, но нет авторитета, нет влияния.
Всё, о чем я говорю, имеет отношение очень ко многим вещам, которым у нас не придается значения. Не хочу влезать в чужие сферы, я никогда не был оппозиционером. Но внутри страны у нас сегодня наблюдается явная недостача внимания по всем параметрам. Это огромная ошибка. Вроде как что-то идет само по себе. Да, делают вид, что что-то происходит, что-то меняется. Но внутрь страны у нас не заглядывают. И это касается всего.
— И политики?
— Политики — нет. Вот как раз происходящему в политике у нас уделяется огромное внимание, и это мне нравится. Я вижу, что над этим трудятся умнейшие люди, целые экспертные бригады, группы, составляют всевозможные планы, документы и разрабатывают стратегии и тактики. А вот внутри страны этого нет. Какой-то жуткий недосмотр во всём. Вот что меня волнует, возвращаясь к вашему первому вопросу.
— И последний вопрос. Максим Исаакович, список знаменитых фильмов, мюзиклов, мультфильмов, песен, к которым вы написали музыку, огромен. Вы всё, что хотелось сделать в жизни, воплотили? Или есть мечта, которая ещё не сбылась?
— Мечта, пусть и несбывшаяся, — это одно. Другое дело, когда человек начинает себя грызть. Я вижу, например, потуги некоторых моих коллег, которые вдруг к определенному возрасту и достигнутому положению решили, что они должны добавить большого искусства в свою деятельность. Что им мало, допустим, песен, которые поет вся страна и которые их прославили. Выглядит это для музыкантов смешно. Для настоящих музыкантов. Что же касается массовой публики, наверное, это её каким-то образом убеждает, что композитор растет. «О-о-о!» — говорят они, поднимая указательный палец вверх. Но, как говорил замечательный поэт Наум Олев, перефразируя известную пословицу, богу — богово, кесарю — кесарево сечение. Жестоко, но правильно. Я тоже этого мнения придерживаюсь. Поэтому не дай бог мне подумать, что у меня не написана симфония, и загрузить ею кого-нибудь из наших дирижеров, который будет открещиваться, бежать от меня куда подальше и говорить: «Господи, спаси меня от этого Дунаевского. С удовольствием сыграю музыку из „Мэри Поппинс“, но на хрена мне эта его симфония?» Я знаю от дирижеров, что они так бегают от этих людей… Очень бы хотелось, чтобы со мной такого не случилось (улыбается).
