Сериал «Столыпин» (с 5 ноября на телеканале «Россия») может стать одной из главных премьер осени. Байопик о премьер-министре, который вошел в историю и своей жесткостью, и своими реформами, собрал множество прекрасных актеров. В главной роли снялся Александр Устюгов, а роль начальника полиции, пресекающего работу революционных ячеек, сыграл Борис Каморзин.
В большом интервью порталу aif.ru Борис Борисович рассказал и о новой роли, и о любви к футболу, и о том, почему не стал профессиональным пианистом.
«Что-то дьявольское»
Елена Садкова, aif.ru: — Борис Борисович, как думаете, почему сериал появился именно сейчас?
Борис Каморзин: — Думаю, что наша картина своевременна. У многих фигура Столыпина связана только со «столыпинскими вагонами», но ведь есть еще его фраза, ставшая крылатой: «Им нужны великие потрясения — нам нужна великая Россия». По задумке сценаристов и режиссера, мы показывали Столыпина как хорошего человека и прогрессивного государственного деятеля. Конечно, как у любого человека и политика, у него есть и светлые, и темные стороны. Но в целом его деятельность в сериале оценивается как правильная и помогающая России идти вперед.
— К критике со стороны любителей искать исторические ляпы готовы?
— Знаю, что режиссер и продюсеры настаивали на очень внимательном отношении к антуражу, реквизиту, костюмам, прическам... Проведена огромная работа. Ну а если что-то кому-то не понравится... Господи, Боже мой! Без этого же не бывает. Какой бы шедевр ни сняли, все равно скажут, что у кого-то ус отклеился и настольная лампа стояла не на том конце стола.
— А как вы готовились к своей роли?
— Не знаю, что подразумевают актеры, когда говорят: «Я готовлюсь к роли». Я учу текст, который лежит передо мной, и после этого уже готов играть. У меня как-то все достаточно быстро и просто получается. Да и в изучение эпохи не сильно погружался, я же не Столыпина играю (улыбается). Мой персонаж — Антон Данилович Лепихин — полицмейстер. Это собирательный образ, такого человека не существовало на самом деле. Но мне понятно, что играть. Я же вижу, что он хочет от молодого революционера, о чем он с ним разговаривает.
— Вам симпатичен ваш герой?
— Не то чтобы симпатичен... Мне было интересно его играть. Он служит в «охранке», он интриган и не очень хороший человек. Но тем не менее он обаятелен. Плетет сети, заманивает юношу, готовится его расстрелять. Человек с двойным, даже с тройным дном. Это всегда интересно.
— У вас много отрицательных героев, а энергетика у вас очень даже положительная. Неприятных персонажей играете «на сопротивление»?
— Не знаю. Как-то мне легко это дается. У меня мама, слава Богу, жива, ей 83 года, она смотрит мои работы и говорит: «Слушай, ну ты же такой хороший и позитивный человек в жизни. Почему ты так хорошо играешь подонков и мерзавцев? Откуда в тебе это?» Может, и правда во мне сидит что-то такое... дьявольское (смеется).
«Футбол музыке не мешает»
— Недавно вышел фильм с вашим участием «Федя. Народный футболист» про Федора Черенкова. Еще вы играли в лентах «Вне игры» и «Лев Яшин. Вратарь моей мечты». Вы болельщик?
— Да, конечно. А когда был моложе, любил и играть в футбол. И могу сказать, что играл хорошо.
— А Черенковым восхищались?
— Мне очень нравилось, как играл Черенков и «Спартак», но я всегда болел за ЦСКА. Понимал, что Черенков — гениальный футболист, но моя душа всегда этому факту противилась (смеется).
— В детстве вы серьезно занимались музыкой, могли стать пианистом. Кто же вам разрешил гонять мяч? Могут быть травмы!
— Это мне не мешало никогда! В футбол ведь играют ногами, а не руками. И на пианино играл, и в футбол бегал играть. Был форвардом, всегда только вперед. Играл справа, потому что лучше бью левой ногой. А так-то я правша.
— Стать пианистом — это была ваша мечта или родителей?
— Сначала, скорее, родителей. Но я этому не противился, мне нравилось. Поехал из Брянска в Москву и поступил в Центральную музыкальную школу при консерватории, что тоже о многом говорит. К нам приезжали педагоги из Москвы, послушали меня и сказали: «Этому мальчику — прямая дорога в ЦМШ». Но пригласили — это одно, надо ведь было еще экзамен сдать, уровень свой показать. И вот я поступил, мы с бабушкой переехали в Москву, жили в съемной квартире.
«От судьбы не уйдешь»
— В какой момент вы поняли, что не будете пианистом, а станете актером?
— Когда окончил ЦМШ, меня сразу забрали в армию. Так сложилась жизнь. Отслужил два года в Белоруссии в ракетных войсках. На общих основаниях. Ну и понятно, что после двух лет армии та форма и техника, которые нужны для поступления в консерваторию, были утеряны. И восстановить их было крайне тяжело. Но к тому времени я уже понимал, что есть и вторая дорога — актерская. У меня же и мама актриса, и папа актер. Подумал: «Ну и Бог с ним, на пианино я играю — отлично. А стану актером». От судьбы не уйдешь.
— Когда вы пошли в армию, ведь был Афганистан. Страшно было?
— Страшно, да. Мог бы попасть и в Афганистан, потому что шел без всяких протекций, на общих основаниях. Блата никакого у меня не было.
— А какой запомнилась вам служба? Как-то пригодился там ваш талант музыканта?
— Да! Нас куда-то перевозили, и там был сельский клуб, в котором стояло пианино. Сел и начал играть. Играл самозабвенно, долго, и песни с ребятами пели. Мимо проходил какой-то штабной человек, услышал и спросил: «Ты кто?» Я ему: «Рядовой Каморзин». Он в ответ: «Ага, значит, ты играешь... А что же ты тогда тут делаешь?» И он меня пристроил в оркестр. В результате я служил в военном оркестре. Два года маршировал на плацу и параллельно играл на барабане и большой трубе, именуемой баритон.
— Тогда ведь еще случилась авария на Чернобыльской АЭС.
— Да, тогда и Чернобыль был. Я служил с 1985 года по 1987-й, а в 1986-м был Чернобыль. Мы были близко, и после армии я начал лысеть. Наверняка из-за этого. Но, слава Богу, что ни на что больше это не повлияло.
«Актерские упражнения отвратительны»
— Уже в армии решили, что будете поступать в театральный?
— Да-да, конечно. Через месяц после демобилизации поступил в Щукинское училище. Мне всегда нравилась вахтанговская школа, хотелось быть вахтанговцем — искрометным и ярким. А готовиться начал еще в армии. Думал о репертуаре, учил прозу, стихи, басню. Мама помогала — советовала, читала вместе со мной.
— Многие актеры вспоминают, что их буквально через колено ломали в театральных. А как вы вспоминаете время учебы?
— Первые два с половиной года вспоминаю с ужасом. Вообще не понимал — куда я попал, что я делаю и зачем. Какие-то актерские упражнения на начальном этапе обучения не мог делать, они мне были просто отвратительны.
— Изобразить прищепку?
— Вот-вот, прищепку! Память физических действий, профнавыки, этюды на органическое молчание... Ну не мог я этого делать. Меня хотели отчислять после первого курса. И спасибо мудрейшему Юрию Васильевичу Катину-Ярцеву (советский актер театра и кино, педагог — прим. ред.), который сказал: «Я отстою тебя, буду за тебя. Но и ты как-то шевелись, приди в себя и пойми, где находишься». И он меня действительно отстоял. Но я начал понимать, чем занимаюсь, только когда мы стали делать отрывки — выучили текст, и давайте играть — вот здесь я и понял, что и как надо делать.
«Играл котов и собак»
— Сейчас мода на «лихие 90-е» и в кино, и в музыке. А какими вы запомнили те годы?
— Если брать социум и политику, я вообще не помню 90-е годы. Потому что это был рассвет моей молодости — поступил, влюбился очень сильно в первый раз и по-настоящему, начались первые отношения... Жил своей молодой жизнью, страстями. А то, что страна распалась, ножки Буша, Америка... вообще было не до этого.
— У вас ведь в профессии путь нелегкий, вы долго шли к признанию. Как переживали это?
— Ну как... Тяжело переживал. Долго сидел в ТЮЗе, играл котов и собак. Съемок у меня не было. И даже появились мысли уйти из профессии. Но жена мне всегда говорила: «Я в тебя верю, все у тебя будет. Потерпи. Подожди. Прорвемся». И на самом деле, постепенно все появилось. Папа уже умер к тому времени, в 1994-м... Мама поддерживала, бабушка еще тогда жива была. Они понимали, что я делать больше ничего не умею и что актерство — это мое. Они видели, какой я актер, какой у меня уровень, и понимали, что рано или поздно это должно проявиться.
— В каком фильме вы почувствовали — все, случилось?
— Это был фильм Сергея Урсуляка «Долгое прощание» (2004), я тогда получил первую мою кинопремию — «Белый слон». Действительно, это первая серьезная моя работа, замеченная критиками. А вот крылья за спиной и всенародную известность я почувствовал после сериала «Ликвидация» (2007) того же Урсуляка. Вот эти две роли и дали мне толчок вперед.
«Я всеядный»
— Когда начинали сниматься в «Ликвидации», понимали, что прикладываете руку к легенде?
— Ну нет, конечно! Понимал, что это Сергей Урсуляк и что будет серьезный сериал. Но что он дойдет до таких высот, никто не осознавал. Все стало ясно и понятно, когда смонтировали и увидели целиком, что получилось. Вспоминаю те съемки с большой теплотой. Снимали в Одессе, 8 месяцев — с апреля по ноябрь. Море рядом, отношение к нам было замечательное. Люди нас там любили, приносили на площадку домашние компоты, соленья, сало — в общем, подкармливали нас. После съемок мы — купаться, в выходной — купаться. Отлично!
— У вас такой диапазон ролей — от майора полиции до настоятеля мужского монастыря. А вам каких персонажей интереснее играть?
— Абсолютно неважно! Кто-то мне сказал: «Почему у тебя столько полицейских? Не надоело?» Я ответил: «А при чем здесь это? Я же человека играю, а не полицейского. Полицейские ведь разные бывают: добрые и злые, благородные и подлые». Прежде всего играю людей, человеческую судьбу, а не форму и звездочки на погонах. Диапазон большой, да. Ну и хорошо! Я всеядный.
«Спасибо и до свидания»
— Вы снимались у великих режиссеров. Помните, как Николай Досталь пригласил вас в свою картину «Монах и бес»?
— Впервые я появился в картине «Облако-рай» как раз у Досталя в 1990-м году, еще когда в Щукинском учился. Один небольшой эпизод, и я так неуверенно играл: не знал, куда смотреть, как себя вести, как держаться перед камерой. На озвучании никак не мог попасть в свою же артикуляцию. Почувствовал, что разочаровал Николая Николаевича. Он мне по окончании работы сказал торопливо: «Все, ладно. Спасибо и до свидания». И все — наши отношения с ним прервались на много-много лет. И вдруг лет через двадцать раздается звонок: «Борис Борисович, не удивляйся. Но тебе звонит Николай Николаевич Досталь». Я ему: «Господи! Я уж думал, вы мне никогда не позвоните. Думал, что разочаровал вас, и вы поставили на мне крест». Он отвечает: «Ну что ты! Я же смотрю за твоей эволюцией, вижу, в какого актера ты превратился. И вот созрела у меня мысль пригласить тебя на роль настоятеля монастыря». Не забыл он меня, за что ему огромное спасибо, конечно. По его настоянию мы поехали в церковь к настоящему батюшке, который рассказывал про иконы, показывал, как правильно проводить ритуалы. Чисто технически это было полезно, я какие-то детали перенял. Но сыграл бы не хуже и без похода к батюшке. Это я точно сам про себя знаю.
— В вашей фильмографии есть роль Хрущева в исторической драме Юрия Кары «Главный». Как готовились к этой картине?
— С Хрущевым очень интересная история у меня была. Сначала мне предложили его сыграть в сериале «Фурцева». А я отказался. Было очень много съемок, и я подумал: «Это ж надо смотреть хронику, изучать, как он ходит, машет руками, над пластикой работать. Господи Боже! Не хочу. Лень». В итоге в «Фурцевой» я сыграл члена политбюро Фрола Козлова, а Хрущева великолепно сыграл замечательный Виктор Сухоруков. Прошло немного времени, и мне звонят от Юрия Кары, приглашают снова на роль Хрущева. Здесь я уже подумал: «Все! Это судьба. Нельзя отказываться. Значит, сверху мне кто-то говорит — сыграй Хрущева, сыграй!» (Смеется.) Юрий Кара сказал: «Не надо тебе особой похожести. Ну бородавочку приклеим тебе одну, волосики зачешем...» Я же видел Никиту Сергеевича в кадрах кинохроники и постарался как-то попасть в образ. Вроде получилось и неплохо. Во всяком случае, не слышал критики: «Плохой у тебя Хрущев».
«У меня имидж положительный»
— Ваша жена, к которой вы прислушиваетесь, не говорит: «Борис, ну откажись от неоднозначных персонажей. Создавай себе образ положительного героя?»
— Нет, не говорит. Тем более что и положительных героев у меня достаточно. Откровенные мерзости у меня две: в сериале «Чистые» (2024) режиссера Николая Хомерики и в картине «Сказка про темноту» (2009) того же Хомерики. Да и в жизни у меня имидж положительный (улыбается).
— Сейчас очень модно снимать в кино и блогеров, и кавээнщиков без актерского образования, лишь бы лицо было примелькавшимся. Как к этому относитесь?
— Резко отрицательно. Понимаю, что бывают исключения, и человек может быть органичным и правильно сказать текст. Всякое бывает. Но... редко. Чаще, конечно, видно, что человек — не в профессии. Это какая-то самодеятельность. Ты блогер? Ну будь блогером, в этом ты профессионал. Не лезь на съемочную площадку. Но это не его вина. Это же решение продюсеров. А чего отказываться? Тем более за хорошие деньги. Не понимаю, зачем это продюсеру. Мне кажется, это признак слабости. Ну если больше брать нечем, завлечь публику нечем, давайте Бузову позовем, Господи, Боже мой.
