Цена невозможного. Наследие и страхи Сергея Рахманинова

В Старорусском уезде Новгородской губернии у отставного гусарского офицера Гродненского полка, потомка господаря Молдавии Стефана Великого и «покорителя кавказского бандита Шамиля», родился сын. При крещении младенца назвали по святцам Сергеем, что означает «высоко­чтимый». Фамилия — Рахманинов.

На родине значение своего имени он оправдал только после смерти. А вот фамилию ему удалось подтвердить сразу. Дальний предок композитора, внук Стефана Великого, получил прозвище Рахман. В переводе с арабского это «милосердный, добродетельный, доброжелательный», что является одним из наименований Аллаха.

В русской же традиции это слово означает «чудной, блаженный, задумчивый, простодушный, весёлый, общительный, разгульный, кроткий». Не слишком ли много противоречивых определений для одного человека?

Благодарность наследников

Увы, но вся классическая музыка, к которой относится и творчество нашего героя, для многих сегодня слилась в какую-то малопривлекательную заумь. Но даже здесь Рахманинов прочно удерживает позиции. В любимом всеми старом советском кинофильме «Весна на Заречной улице» главный герой испытывает просветление в тот самый момент, когда по радио исполняют рахманиновский Концерт № 2. И герой в исполнении секс-символа 1950-х Николая Рыбникова говорит: «Хочу, чтоб наша фамилия звучала так же громко, как фамилии Рахманинова и Блока!»

И на Западе та же история. Стопроцентный американец Фрэнк Синатра не стеснялся указать на то, что одна из его популярнейших мелодий основана на рахманиновском Концерте для фортепиано с оркестром № 2. Обласканная триумфом фильма «Титаник» Селин Дион призналась, что у неё тот же самый источник вдохновения. Патентованный король арт-рока Фредди Меркьюри сознался: «Второй фортепианный концерт Рахманинова стал для меня открытием, и я его неоднократно цитировал». Даже современные рокеры, и те утверждают, что без Рахманинова у них вряд ли что-нибудь получилось бы. Солист и фронтмен британской группы Muse Мэттью Беллами признал, что в своих самых хитовых композициях он использовал тот же Концерт № 2 Сергея Рахманинова.

Вообще музыка Рахманинова и отношение к ней, прежде всего в СССР, — удивительное дело. Эмигрантов в Союзе не жаловали. Рахманинов же как раз и был классическим, эталонным эмигрантом — покинул Россию через пару месяцев после Октябрьской революции. А если бы не покинул, то мог бы проходить в соответствующих ведомствах по разряду «зажравшегося буржуя». В родовой деревне Ивановке, что под Тамбовом, он не только считался, но по-настоящему был помещиком. Деятельным, хозяйственным и требовательным: «Я, знаете ли, люблю порядок. И крестьяне трудятся. Но при этом отлично помнят, что имение родовое, моё... Как бы чего не вышло...»

А «выйти» могло. Особенно если учесть, как воспринимали своего барина мужики. Представьте себе — только что был неурожай, голодуха, а барин держит в деревне роскошный автомобиль. Это и сейчас повод для недовольства, а уж тогда за такое можно было схлопотать и «красного петуха» в усадьбе.

Терпение и труд

Но этого не произошло. Может быть, по той причине, что Рахманинов сочувствовал революции? Емельян Ярославский, видный деятель коммунистической партии, а в будущем председатель Союза воинствующих безбожников, вспоминал: «Как-то раз наша явочная квартира была провалена. И я очутился в другом доме. Там был рояль. Когда все разошлись, откуда-то, как по волшебству, явился Рахманинов... И долго играл для одного меня революционные песни, так популярные тогда среди интеллигенции».

Или, может быть, потому, что Рахманинов и сам был тружеником до мозга костей? Работал он на износ. Главным своим счастьем почитал сочинительство, но был вынужден вкалывать, как грузчик. Давал по сорок, а иной раз и по пятьдесят концертов в месяц. «Тяжёлая пора, настоящая крестьянская страда... Когда же это кончится?»

А «это», раз начавшись, кончиться никак не могло. Ещё в молодости из-за чрезмерной работы и чрезмерной ответственности Рахманинов балансировал на грани. И даже раз оказался за нею. «Реактивный психоз, — констатировал лечащий врач Сергея Васильевича психиатр Николай Даль. — Следствие переутомления и старания достичь невозможного».

За намерение «достичь невозможного» полагается расплачиваться. И Рахманинов расплачивался собой. В буквальном смысле — своим душевным здоровьем. «Я теперь боюсь всего. Боюсь мышей, крыс, жуков, быков, разбойников, боюсь, когда сильный ветер дует и воет в трубах, когда дождевые капли ударяют по окнам... Боюсь темноты, боюсь старых чердаков и готов даже допустить, что домовые бывают и водятся...»

А больше всего он боялся смерти: «Запугали меня до одури адом и всякими чистилищами... Очень страшно. Я изнашиваюсь, старею и сам себе уже надоел».

Спасался же только фисташками: «За этими орешками даже страх смерти куда-то улетучился. Вы не знаете, куда?»

Но, разумеется, от настоящей смерти — забвения — его спасли не фисташки. А благодарная человеческая память. Мы привыкли считать Рахманинова нашей национальной гордостью. «Самым русским из всех русских композиторов». Но в США, где в последние годы жил и упокоился Сергей Васильевич, его числят по разряду «великих американцев».

Честнее же прочих, наверное, музыканты, среди которых ходит любопытный анекдот. Дело в том, что Первая симфония Рахманинова, которой дирижировал Александр Глазунов, провалилась с треском. И тогда Сергей Васильевич якобы сказал дирижёру: «Когда придёте домой, передайте мои соболезнования вашей жене. Я преклоняюсь перед нею — как можно спать с таким неритмичным человеком?»