Накануне Нового года в Академии кинематографического и театрального искусства Н. С. Михалкова при поддержке Министерства культуры РФ прошла открытая творческая встреча с заслуженным артистом России Владимиром Долинским, которого зрители помнят и любят по ролям в фильмах «Обыкновенное чудо», «Тот самый Мюнхгаузен» и, конечно же, по юмористической передаче «Кабачок “13 стульев”».
Владимир Абрамович рассказал о легендарных актерах, с которыми ему довелось дружить и работать — Андрее Миронове, Инне Чуриковой, Валентине Гафте, Анатолии Папанове, о любимой телепередаче Леонида Брежнева.
А начал Долинский с признания: нынешней встречи со зрителями могло и вообще не состояться, потому что он мог не родиться.
«За драки меня выгоняли из школы, института, театра»
— Я родился под дулом пистолета — в прямом смысле слова. Мой папа — майор, командир саперной роты Абрам Юрьевич и моя мама Зинаида Ивановна в 1944 году случайно встретились за карточным столом у генерала медслужбы. Играли в преферанс и почему-то дико разругались, но после ссоры дальше все пошло хорошо. Мама забеременела, но папа на несколько месяцев, пока воевал в партизанском отряде, пропал. Мама решила сделать аборт. На мое счастье, в ее санчасти дежурила хитренькая санитарка, которая побежала к начальнику. Тот приказал «отставить, сберечь плод, а за выкидыш расстреляет лично». Меня и назвали в честь его сына.
…Мальчишкой я рос духовитым. С виду ангелочек, а по характеру — та еще сволота! Дрался часто, за что меня выгоняли из школы, института, театров…
«Радовался я недолго»
— Актером я хотел стать, сколько себя помнил. И меня нисколько не смущало, что многие буквы я просто не выговаривал.
В театральный поступал в Москве. В то время папа работал главным инженером «Литфонда» и жил в писательском поселке Красная Пахра, дружил с соседом по даче — Константином Михайловичем Симоновым. Он был картавым. И не Константином, а Кириллом — имя он себе поменял, чтобы мог его выговаривать. «Ну что, — говорит, — Вовка, ты поступаешь в театгальный. А что читаешь?» Отвечаю: пока не знаю. И он дает мне своё — «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины». Мне так понравилось, я сразу выучил. Выхожу на экзамен, объявляю: «Кофафтин Фимоноф!» И вдруг понимаю, что в стихах нет ни одного слова без шипящих. И зарядил навзрыд: «Ты помнифь, Алефа, дофофи Смоеффины...» Борис Евгеньевич Захава, ректор, зарыдал в голос от смеха. Я сбился, прошептал: «Фто, так плофо?!» «Нет, — прорычал он — очень, очень хорошо, только ни хрена не понятно!» Дочитал, и меня взяли с условием: к 1 сентября я принесу справку от логопеда, что имею исправимый дефект и как могу его исправлю.
За лето я «вылечил» речь и пришел учиться. У нас был хороший курс — Шура Калягин, Валентин Смирнитский. Но радовался я недолго — меня выгнали за драку с будущим актером Театра на Таганке Толей Васильевым. Правда, на год — Захава сказал: «За одного битого двух не битых дают». И велел потом занести характеристики с места работы.
«Успеха “Кабачка” никто не ожидал»
— В следующий раз я попал на курс с Борей Хмельницким, Женей Стебловым, Машкой Вертинской, Натальей Селезневой.
Когда закончил институт, меня брали в три театра, но я пошел в «Сатиру» к Плучеку — он располагался поближе к дому.
В 1967-м году, к 50-летию Октябрьской революции, Плучек ставил пьесу Славина «Интервенция». Там играли все сливки театра, а я получил одну из главных ролей — сыграл Женю Ксидиаса. Роль его мамаши исполнила Татьяна Пельтцер... За эту первую большую роль я получил серебряный приз «За лучший дебют года».
Правда, из Театра сатиры меня тоже вскоре выгнали. Плучек очень не любил «Кабачок “13 стульев”» (Долинский снимался в передаче в роли пана Пепичека — прим. ред.). Почему? Представьте: выходит на сцену Папанов, Менглет и молодой «Пан Пепичек» — и все хлопают именно ему! Игравшим в «Кабачке» заслуженным артистам он ничего сделать не мог, поэтому отыгрался на «мальчишке».
К слову, никто не ожидал, что «Кабачок» будет иметь такой оглушительный успех. Два драматурга сделали одну передачку без названия, просто «Кабачок». И вдруг она «пукнула», ее дважды повторили по заявкам зрителей. Решили снимать дальше — начали собирать миниатюры по чешским, румынским, болгарским журналам. Сделали больше двухсот серий и в какой-то момент объявили конкурс на лучшее название передачи. Победителю полагался ящик пива. В итоге он нам достался — от лица Марии Ивановой мы предложили в честь романа «12 стульев».
«Миронов жутко завидовал Табакову»
— В Красной Пахре у родителей Миронова была дача. Андрюша был старше меня на пять лет. Когда вышел фильм «А если это любовь», я смотрел на него как на бога. Мы с Ванькой Дыховичным бегали хвостом за ним. Андрюшка был такой смешной! Они с отцом вместе работали на эстраде, читали Есенина с одесским акцентом. Он был замечательным — более преданного театру, живущего сценой и кино человека я не встречал!
При этом Андрей всю жизнь был завистником. Знаете, кому он завидовал? Безумно. Даже когда он его уже перерос, когда стал невероятно знаменит и не хуже его, если не лучше, был. Он завидовал Олегу Табакову! Андрей так рано ушел. Ушел, когда вышел на полную мощь как актёр.
Приходилось ли мне самому завидовать коллегам? Да, буквально всем... Я — вор! Очень люблю воровать у обожаемого Бориса Новикова. Я так никогда не сыграю, но часто, беря характерную роль, думаю: как бы ее сыграл не я, а он? Или Менглет, или Папанов...
«Чурикова играла “на разрыв аорты”»
— Вспоминаю наш последний разговор с Инной Чуриковой, который состоялся за кулисами театра «Ленком».
Инна играла в спектакле пожилую женщину (спектакль «Ложь во спасение» — прим. ред.). Играла феноменально, на «разрыв аорты». Захожу после финальных аплодисментов за кулисы. Она спрашивает: «Как?» Отвечаю: «Инка, ну, что говорить?! Шедеврально!» А она: «Знаешь, в первом акте не так, нет, не так…» Я был потрясен, как актриса, которой зал аплодировал стоя, в сторону которой во время спектакля зрители боялись дышать — как эта актриса была вся в сомнениях, достаточно ли хорошо она сыграла.
Я обратил внимание, что хорошие актеры собой, как правило, недовольны. Валя Гафт говорил (произносит с интонациями Гафта): «О, все, я г…но играл, не ходи смотреть!» А Анатолий Дмитриевич Папанов говорил (с интонациями Папанова): «Ой, хуже меня актера трудно найти! Так вчера играл, что там, где должно быть четыре аплодисмента, я еле два сорвал!»
Про лучшую роль в театре
— Не люблю разговоры «про степень вашего проникновения в образ»! Актер играет, а не живет. Вранье это все. Если бы жил, по-настоящему душил бы «Дездемон». Играют дети, животные и актеры… Моя лучшая театральная роль — в «Цене» Артура Миллера Театра Розовского. Играл старика-оценщика Соломона. За несколько недель до этого у меня умерла мама, поэтому монолог про дочь, покончившую жизнь самоубийством, я сыграл более наполненно.
Помню, как удивило, что выстрелила моя эпизодическая роль Палача в «Обыкновенном чуде». Зрители ее запомнили. Получился такой комсомольский работник при парторге, сволота такая, как я и задумывал. А режиссер Марк Захаров, безусловно, гений.
