Питерский кинорежиссер, профессор Санкт-Петербургского университета кино и телевидения Леонид Менакер до сих пор не может сказать точно, кем ему приходился Андрей Миронов - кузеном или троюродным братом. Но ни эти родственные тонкости, ни 12-летняя разница в возрасте не мешали их дружбе.
"Пилиберда" и костюм с буклями
- Я познакомился с Андреем, когда ему было три года. После эвакуации мы жили на Петровке, в квартире родителей Андрея - известных эстрадных артистов Марии Мироновой и Александра Менакера, папиного брата. Там за столом сидело смешное существо с белесыми ресницами - толстенький мальчик, перемазанный манной кашей и похожий на диснеевского поросенка. Это был мой брат Андрюша. Он сиплым голосом повторял: "Пилиберда!" Блистательно двигающийся на сцене Андрей в детстве был очень неуклюжим...
Потом мы поселились в Ленинграде, рядом с "Асторией". Там же останавливались Миронова и Менакер, когда приезжали в Питер на гастроли. Маленький Андрюша подружился с моим отцом - они были неразлейвода, дурачились, называя друг друга только по имени-отчеству. Миронов-младший звонил из гостиницы: "Это говорит Андрей Александрович". "Андрею Александровичу" тогда было 8 лет, но отец в ответ так же солидно с ним здоровался. Однажды они пошли в цирк. Отец решил разыграть племянника и стал хлопать себя по карманам: "Я потерял билет. Что делать?" И они пошли через черный ход, пробираясь между медвежьими клетками, чтобы наконец проникнуть в цирковой зал. А после представления Андрюша подмигнул отцу и сказал: "А билетики-то у тебя в правом кармане!"
Следующее воспоминание: Андрей - студент первого курса Щукинского училища. Все еще толстенький. Приехал в розовом буклевом "пупырчатом" костюме, который Мария Владимировна специально заказала у портного. Андрей страшно гордился, ходил, выпячивая зад, и спрашивал: "Я алегантный?"
Сын миллионера
Я начал приобщать его к пороку и, продолжая богемное образование, как-то спросил: "Ты в ресторанах-то бывал?" - "Бывал". - "Тогда пойдем сегодня в "Европейскую". Андрей в то время начал учить английский и великолепно имитировал английскую речь, на самом деле выдавая набор бессвязных слов. Пришли - все места заняты. Я сказал метрдотелю: "Со мной сын американского миллионера. Надо устроить столик". Андрюша сразу вошел в образ "мистера-твистера"-сына и вовсю лаял на манхэттенском сленге. Денег хватило только на салат и водку. Я спросил: "Ты водку пьешь?" - "Конечно!" Он выпил рюмку-две, позеленел и прошептал: "Мне плохо! Где туалет? Быстрее!" Но даже в сортире, давая на чай туалетному работнику, он непринужденно благодарил его на "зарубежном" языке.
Как-то зимой мы пришли в мансарду к его брату Кириллу Ласкари: сам Андрей, Саша Ширвиндт, артисты из Театра сатиры. Вечер прошел под лозунгом "Водки явно не хватило". В "Астории" купили еще "Столичной". Был гололед. Андрей, одетый в приталенную дубленку и большую меховую шапку, как ребенка, нес эту бутылку, прижимая к груди. Вдруг он нелепо заскользил по тротуару и упал. Мы бросились к нему: "Дрюля, что, как бутылка?" Он сказал, отряхиваясь: "Животные! Вас человек интересует или эта проклятая водка? Я вас разыграл!" Он несколько раз повторял этот трюк падения, а когда свалился в очередной раз, мы уже не подбежали. И услышали: "Идиоты! Я ее разбил!"
Однажды он меня вытащил на свой концерт в питерский Дом культуры работников пищевой промышленности. Не зал "Октябрьский", конечно, но Андрей все равно работал на убой. Сменил несколько рубашек - все были мокрые. Тогда уже у него была болезнь крови, фурункулез, причинявший сильную боль. Однако каждый раз он выходил на сцену с лучезарной улыбкой.
"Он не может играть большевика"
Меня спрашивают: "Почему вы не снимали Андрея?" На самом деле я приглашал его на роль нашего разведчика. Андрей сделал великолепную пробу. Трагическая сцена в тюрьме: он обросший, худой. Помню тишину в павильоне, когда и осветители, и рабочие почувствовали момент истины. На просмотр проб приехала из Москвы суровая замминистра в каракулевом манто - Стелла Ивановна Жданова и сказала: "Миронов - хороший артист, но скомпрометированный "бриллиантовыми руками", и прочее. Он не может играть большевика". Тогда я написал Андрею горькое письмо с предостережением насчет его репертуара: "Заштампуют тебя, и не выберешься". Он ответил: "Ладно, на другой "собаке" встретимся". А потом отец мне сказал, что Андрей очень переживал этот случай.
Когда он приезжал в Питер, всегда останавливался в "Астории". А я жил рядом - три дома от гостиницы. Однажды он позвонил: "Приходите завтракать. Будет еще одна знаменитость, некий совершенно неизвестный вам Михаил Барышников". Я пришел: утренняя "Астория", сидят седые американские дамы, полутемно, у них - ланч. Тут соседи стали поглядывать на наш столик и переговариваться. Андрюша загарцевал - думал, что это из-за него. Началось паломничество: пожилые интуристки подходили к Барышникову и совали ему салфетки и программки для автографа, минуя поникшего Миронова. Они были на спектакле в Мариинке, где танцевал Барышников, и Миша с печальными голубыми глазами лениво им все подписывал. У Андрея было растерянное лицо с оттопыренной нижней губой. Я сказал: "Твоя известность - в рублях, а его - в долларах". Он обиделся смертельно. Но потом, конечно, простил.
...Я не был на его похоронах и рад этому. Позвонил Марии Владимировне: "Тетя Маша, если разрешите, я не приеду". Она разрешила. И я не видел Андрея в гробу. После его смерти я пришел к Марии Владимировне домой. Посреди комнаты на вешалке висел бархатный костюм Фигаро с нашитыми зеркальцами. Она, тяжело ступая, ходила, дотрагиваясь до этого Андрюшиного костюма, и повторяла: "Это Хиросима!"
Андрей погиб на лету. Подчас после тяжелого дня в кругу семьи и друзей он долго развлекал всех экспромтами и репризами. Я просил: "Дрюля, уймись!" Он отвечал: "Если я уймусь, то умру".