На эти и другие вопросы «АиФ» ответил бард, поэт, писатель, учёный-океанолог Александр Городницкий.
В 90-е было гражданское общество
Александр Моисеевич, в вашей песне «Губернаторская власть хуже царской» есть строки: «Если где-то и искать справедливость, то уж точно не в российской глуши». И петь о ней тоже не имеет смысла?
Александр Городницкий: Смысл-то есть. Но желающих очень немного. Слишком изменилось общество. Раньше всё держалось на ханжеской, но всё-таки морали. Всё было на лжи, но эта ложь казалась внешне привлекательной. Кодекс строителя коммунизма был списан с христианских заповедей. А сейчас и этого нет. Каждый сам за себя, что бы ни внушала нам власть. Пофигизм стал новой национальной идеей. Какая идея — такие и песни. Неофициальным гимном страны стал криминальный шансон...
Но общество не может быть бездуховным долгое время. Иначе погибнет и держава. Я не допускаю мысли, что страна с такой великой и многострадальной историей возьмёт и рассыпется, как карточный домик. Или, что ещё хуже, превратится в нацистскую Московию... В чём может быть надежда? Мой оптимизм основан только на дурацкой вере в российскую культуру. Я не верю, что какие-то там подонки или бездушные чиновники могут за пару десятилетий разрушить всё наше наследие. Больше сейчас надеяться не на что. Гражданского общества в России нет — мы его утратили. А было — в те самые 90-е, которые сейчас проклинают. Тогда, при всём «раздрае», чувствовалось: есть граждане в России! К счастью, не вся молодёжь воспитана на делании денег. И она не молчит...
«По закону али по душе?»
— Бардовские песни о добром и вечном пелись у Белого дома в августе 91-го. Тогда праздновали победу. А сейчас жалуемся на наступившие цинизм и бездуховность. Не жалеете, что тогда защищали демократию?
— Этот вопрос мне часто задают на концертах: «Зачем вы всё это делали, когда всё равно из этого ничего не вышло?» Но ничего не было бесцельно. По крайней мере, для меня. Тогда я впервые в жизни, очень ненадолго, почувствовал себя свободным человеком. И это чувство непривычной свободы во мне осталось. После тех событий я стал другим человеком и в обратное состояние уже не вернусь, что бы ни происходило вокруг. Один лишь раз ощутив такое, человек себя снова в рабские рамки не загонит... Эту перемену в душах я считаю главным приобретением тогдашнего стояния на баррикадах.
— Андрей Макаревич сказал, что не будет петь на Васильевском спуске, как в 2008-м, — потому что, мол, его обманули с выборами президента: на самом деле выбора нет. Зато написал песню «Путин едет в Холуёво». А остальные кумиры почему молчат?
— Бессилие и пассивность — из-за кажущейся бессмысленности протеста. По себе это ощущаю. Зачем идти на выборы, если где-то в глубинке всё равно проголосуют 105%, а в Чечне все 112 (и за это Кремль даже пожурит Кадырова)?
Граждане знают, что не участвуют в жизни своей страны и мало где добьются правды. Везде шемякин суд, не только в случае с Ходорковским. Стоит какому-нибудь чину насмерть сбить человека — его обязательно отмажут. Никто уже не верит в правду. Как у Окуджавы: «Люди царства своего не уважают больше...» Народ не уважает власть. При Сталине страх и уважение были смешаны. По Карамзину, «народ назвал Иоанна IV не Мучителем, а только Грозным». А сегодня не боятся, и пиетета тоже нет, потому что «всё покупается и всё продаётся». Страна живёт не по закону, а по понятиям. Помните, в «Горячем сердце» Островского: дескать, «ну, как мне вас, мужички, судить: по закону али по душе?».
— Может, не только одна власть такая-сякая? Социологи говорят, что деградирует и народ: у 6 миллионов россиян психология нищих.
— Народ меняется, в том числе и из-за эмиграции: если раньше уезжали халявщики, то сейчас — умные, толковые люди. Помимо вреда, который это наносит науке, средний тип человека в России становится хуже. Неслучайно ЛДПР, партия маргиналов, приобретает всё больше сторонников... Как это можно исправить? Прежде всего за счёт воспитания детей и молодёжи. Но с этим тоже проблема — за души детей борются и ТВ, и рекламщики, и политизированные группы типа «нашистов», исповедующие верноподданность элите чиновников. Тут не до гражданской совести.
— Говорят, «всё дорожает, а жизнь обесценилась»...
— Это проповедуется «сверху». Я посмотрел по Первому каналу фильм «Елена» режиссёра Андрея Звягинцева — о «нормальных людях». Потом два дня ходил чёрный. Картина сделана профессионально и интересно. Но без единого положительного героя. Все персонажи — выродки... По сюжету жена убивает мужа из-за денег, чтобы обеспечить своих детей от первого брака. И всё — конец фильма. Просто, обыденно, без всякой морали и политики... Не дай бог, если этот действительно правдивый фильм — зеркало общества.
— А вам не жалко мечты, которая, даже невольно, насКор объединяла? Ваш друг Даниил Гранин сказал корреспонденту «АиФ»: «Знаете, что было нашим отличием и преимуществом перед остальным миром? Не только культура и лучшие черты национального характера. Мы вместе мечтали о лучшем и по-настоящему справедливом обществе. О рае на земле. Мы хотели его построить, а они — нет».
— Недавно в Питере я встречался с Граниным. Он привёл меня к себе, налил стакан виски, заставил выпить и спросил: «Саня, как ты думаешь, чем всё это кончится?» Я удивился: «Вы меня спрашиваете?! Вы, фронтовик, писатель, увенчанный всеми лаврами?!» Он кивнул: «Да, мне очень тревожно». И я его понимаю. Но всё равно не согласен с ним. Что значит — вместе мечтали? А что мы построили? «Они», может, и не имели мечты, но зато живут в нормальном обществе... Недавно я был в Новой Зеландии на заключительном матче мирового первенства по регби и видел, как два мужика шли обнявшись. Один нёс плакат «Поджарим французов!», а второй — «Уничтожим киви!» (то есть новозеландцев). Это были фанаты двух враждебных команд. Но не те наши озверевшие фанаты, которые просто убивают друг друга...
Из-под глыб?
— Вам не кажется, что большинство людей просто смирились с мыслью, что грядёт новый застой?
— Лучше творим из-под палки и гнёта?
— Из-под глыб (был в 70-х самиздатовский сборник с таким названием). Россия тем и сильна, что в ней всегда отражается третий закон Ньютона: «Действие рождает противодействие». Когда авторская песня снова станет единственно возможной формой протеста, она и займёт в обществе свою достойную нишу... Это, конечно, не лучший сценарий. Пусть бы авторская песня исчезла вообще, но взамен возникло что-то реальное по части счастливой жизни. Ради такой цели, так уж и быть, я и сам был бы готов наступить на горло собственной песне.
