Единственный сын Виктора Цоя рассказал АиФ.ru о детстве и отношениях с отчимом, о том, почему долго скрывался под псевдонимом Молчанов и какую роль сыграл продюсер Юрий Айзеншпис в судьбе легендарного коллектива.
Владимир Полупанов, АиФ.ru: В каком возрасте к вам пришло осознание того, что вы сын лидера культовой группы? И что вам принесло это открытие: радость, печаль, может, обиду?
Александр Цой: Не помню себя человеком, которого не достают вопросом: «Ты что, правда сын Цоя?» Мне кажется, со мной это было всегда, ещё раньше, чем осознание. А вот что это значит, почему это происходит и вообще все стадии (от обиды на весь мир до принятия) происходят со мной на протяжении всей жизни и продолжают происходить регулярно. Я до сих пор думаю: «Ах, эти сраные медиа. Из-за тиражей, рейтингов и кликов они полоскают мою фамилию». И это тоже правда. С другой стороны, думаю: «Зато люди посмотрели наш новый релиз, который очень крутой. И про него написали хорошие рецензии. Это же классно!» Всё это происходит в моей голове постоянно.
— В целом у вас было счастливое детство?
— Не помню, чтобы я чувствовал себя активно несчастным ребёнком. В детстве ты и не думаешь про себя как про трагического персонажа. А сейчас понимаю, что оно было как минимум странное, местами не очень радостное. Понимаю, что так было не у всех. Не у всех подъезд расписан от первого до последнего этажа его фамилией.
— Вам было 5 лет, когда погиб Виктор Цой. Какие-то воспоминания об отце у вас сохранились?
— Я был совсем маленьким. У меня осталось, условно говоря, три довольно смутных флешбэка. Даже пересказать нечего.
— Но Рикошета (Александр Аксёнов, лидер группы «Объект насмешек» — Ред.), который был гражданским супругом вашей мамы, вы воспринимали как наставника по жизни?
— По факту он был моим отчимом и участвовал в моем воспитании как мог. Но я бы не сказал, что он полноценно выполнял эту роль. Он сам не очень к этому стремился. В полном смысле слова семьей, мне кажется, мы не были и друг друга с ним не чувствовали.
— А в музыкальном смысле он на вас повлиял?
— Он был очень крутым музыкантом с потрясающе хорошими слухом и вкусом. Глядя на то, как он работает с музыкой, я многому у него научился.
— А какой вам видится истинная роль Юрия Айзеншписа в истории группы «Кино»?
— Могу пересказать только со слов музыкантов группы. Он был концертным директором коллектива, очень неплохим. Он занимался организационной деятельностью. Люди недооценивают эту работу. Хотя это очень большое дело — разрулить так, чтобы всё вовремя приехало, прилетело, чтобы музыканты поели, поспали, поселились. Это невероятно важная и большая роль. Если он выполнял эту работу круто, большое спасибо ему. Он любил называть себя продюсером группы «Кино». Насколько я представляю себе группу «Кино», не уверен, что эта роль вообще была для кого-то возможна в этом коллективе.
— Скорее Айзеншпис был коммерческим директором, который умел считать деньги. Вряд ли он влиял на музыкальную политику. С его приходом у участников коллектива появились большие деньги. И, в частности, тот самый автомобиль «Москвич», на котором разбился Виктор Цой. Тогда Айзеншпис купил одну машину себе, другую — Виктору. В этой трагедии что, по-вашему, явилось самым фатальным: неопытность Цоя как водителя, ранний подъем (не выспался), плохой автомобиль?
— Я периодически думал про автомобиль. Но это лишь домыслы моей неспокойной головы. У меня нет на этот счет оформившихся мыслей, которые я бы мог озвучить.
— Вы подали в суд на режиссёра Алексея Учителя из-за выхода на экраны его фильма «Цой», который он выпустил, не согласовав с вами некоторые детали. Этот фильм вы категорически не приняли. А фильм «Лето» Кирилла Серебренникова вам понравился?
— Да, мы с ним нормально обо всем договорились, услышали друг друга. Когда посмотрел сырой монтаж фильма, всё оказалось классно, как и было задумано. Мы пожали друг другу руки и остались в хороших отношениях.
— Мне фильм не понравился своей излишней театральностью, надуманностью, мюзикловостью. Я немного помню это время. Так не говорили, так не жили. И БГ ведь тоже не принял этот фильм по этой же причине.
— Не помню, чтобы кто-то из участников событий фильм принял. Но я не участник событий. Поэтому смотрел его свежим взглядом. Не воспринимаю его как попытку дословно описать события. Для меня это театрально-артхаусный способ передать атмосферу и дух времени. Мне показалось, что это удалось. Как раз невозможные, максимально далекие от реальности моменты мне показались увлекательными и самыми классными. Это классный, не сделанный оскорбительно плохо продукт для своей аудитории, которая, судя по сборам и приёму, не очень большая.
— Все права на песни Виктора Цоя принадлежат вам как наследнику?
— Мне. Правообладателем также является Роберт Максимович Цой, мой дедушка. Автор слов, безусловно, Виктор Цой, тут нет никакого двойного толкования. Но музыканты группы «Кино» являются соавторами музыки. Есть ещё наследники Георгия Гурьянова (барабанщика), Алексей Рыбин, являющийся соавтором раннего творчества. Вот и весь наш коллектив соавторов и наследников.
— Я где-то прочитал, что с дедушкой Робертом Максимовичем у вас не очень хорошие отношения. Это так?
— Они не то чтобы не очень хорошие. Их просто нет. Мы разные люди, у нас довольно мало точек соприкосновения. Никто из нас друг про друга плохо не думает. Просто не клеятся отношения. Поэтому мы друг другу почти не звоним.
— А живёте вы в Питере или в Москве?
— Последние 10 лет я живу в Москве. Первый раз предпринимал попытку переселиться из Питера в Москву, когда мне было 15-16 лет. И потом я приехал в 2012 году и остался здесь. Пока жил в Петербурге, ненавидел этот город. Учитывая трагическую историю моей семьи, мне казалось, что там за каждым углом какая-то история, которая меня за душу теребила. Всё как будто бы напоминало мне о том, что я потерял. А потом я уехал, и это у меня прошло, потому что перестало быть ежедневным раздражителем.
Сейчас приезжаю в Питер с большим удовольствием. Это как отношения с родителями: нужно было уехать из Петербурга, чтобы с ним подружиться. И подумываю, что, может быть, и там надо иметь какую-нибудь недвижимость. Мне приходится довольно часто бывать в Питере из-за работы с группой «Кино». И я устал от жилья, снятого через портал AIRBNB, надоело постоянно ютиться в чьем-то чужом углу. В Москве, слава богу, мне удалось приобрести своё жильё.
— Помимо группы «Кино», у музыкантов есть ещё какая-то работа?
— Про Игоря Тихомирова не скажу, потому что не знаю. Александр Титов периодически выступает с группой «Аквариум». У Юрия Каспаряна сольный проект YK. И ещё мы время от времени ездим играть концерты «Симфоническое „Кино“». Это камерный сидячий проект для совершенно других залов с симфоническим оркестром. Играем мелодии группы «Кино» и одно произведение из «Поп-механики».
— Уже который день слушаю с наслаждением «Концерт „Кино“ в Севкабеле». Очевидно, что проделана огромная работа, начиная с реставрации голоса Виктора Цоя и заканчивая съёмкой с хорошим звуком. Я вас поздравляю! Но как это стало возможно? Я говорил с бас-гитаристом Игорем Тихомировым, который работал много лет звукооператором группы «ДДТ», на тему группы «Кино». «Возможна ли реинкарнация коллектива?» — спросил я его. Он всякий раз отвечал, что без Виктора нет смысла. Кто кого в результате уговаривал?
— Я точно никого не уговаривал. Меня в проект пригласили, когда у него уже было ядро в виде Каспаряна и звукорежиссера Андрея Алякринского, которые искали точки соприкосновения с остальными участниками и думали, как это можно воплотить. Мне об этом рассказали на гастролях в Астане после очередного концерта «Симфонического „Кино“». Это прозвучало уже как рецепт. Позже идею озвучили Саше Титову и Игорю Тихомирову, и они с честью в это дело вписались. Я был приглашен в проект в качестве специалиста по видеочасти и промоушену.
— Честно говоря, я не сразу узнал Тихомирова на видео, он сильно преобразился.
— Да, на эту тему много комментариев. Когда мы представили его новый образ в программе «Вечерний Ургант», многие писали после выступления: «Жалко, что без Тихомирова».
— По какому принципу отбирались песни для этого концерта?
— Мы, конечно, понимали, что для большой программы, которая рассчитана на 2 часа 40 минут, нужно собрать хиты. Людям надо дать послушать всё, что они любят. Хронометраж концерта в Севкабеле — всего 1 час 10 минут. Там мы немного лукавили, кривили душой, не хотели все карты открывать. Но понимали, что все хиты не влезают в усечённый концерт. С одной стороны, выбирали хиты, с другой — ориентировались на то, что хотят сыграть музыканты. Какие-то песни они больше любят, какие-то — меньше.
— Я читал, что процесс реставрации голоса Виктора Цоя стал чуть ли не самым трудоёмким. Расскажите, как это было?
— Это будет очень скучно, но я попробую. У Игоря Тихомирова сохранились плёнки с мультитреками (где прописано много дорожек), у Саши Титова — хорошие копии ранних альбомов «Кино», где не было мультитрековых плёнок, только мастер-плёнки с двумя каналами: левым и правым. Проблема в том, что магнитный состав пленки, эмульсия с возрастом начинает отслаиваться. И, если такую старую пленку начать играть на магнитофоне, головка её может просто соскоблить. Останется только почистить головку и выбросить плёнку, материал будет утерян. Поэтому мы обратились к специалистам в Корнуолле (город в Великобритании). Супермозговитые английские инженеры придумали процесс восстановления плёнки: нужно запечь её, чтобы вернуть эмульсию в оригинальное состояние.
— Это можно сделать с любой старой плёнкой, независимо от того, сколько ей лет?
— Вроде как да. Для этого используют инкубационные печи, в которых выращивают птиц и рептилий. После запекания плёнки её содержимое переписывают на хороший магнитофон, а затем уже оцифровывают и отделяют вокал от звучания инструментов. В некоторых случаях для этой цели мы использовали нейросети, есть такая технология. Сначала ты обучаешь сеть тому, как звучит голос, а потом она пытается выделить, где этот голос среди инструментов. Затем брали из разных источников фрагменты вокала: где-то хорошие согласные, один слог брали из одного источника, другой — из другого. Мы сводили их воедино. Это невероятная работа!
— Сложно ли играть музыкантам на уже записанный голос? Инструменты живые, можно не попасть в ритм.
— Не думаю. Там технология стандартная для любого современного концерта, когда среди живых инструментов есть компьютерные звуки, подкладки, так называемый playback. Сейчас это есть у большинства групп. Это гораздо проще, чем везти с собой струнную секцию, духовые и т. д. Во время концерта из компьютера играет метроном, под который играет барабанщик. А все остальные подстраиваются под него.
— Почему концерт записан в месте с непоэтичным названием «Севкабель»?
— Часто мне не нравится, как выглядит концертный зал на видео. Вживую всё иначе, даже запах прокисшего пива греет тебе душу. Но на видео пятна от пролитого пива смотрятся не очень. Не хотелось таких разочарований. Мы долго искали подходящее место. Хотелось, чтобы было индустриальное фактурное пространство, которое бы добавляло, а не отнимало объём, не портило впечатление. Искали чистое и тёплое место, куда удобно добираться, с туалетами. Это прагматичные и простые параметры для того, чтобы легко можно было организовать мероприятие. Я предложил это место, все согласились. Был ноябрь или октябрь 2020 года (большие концерты в Москве и Питере с осени перенесли на зиму), и всем было понятно, что в феврале у нас снова ничего не состоится. И очень хотелось уже просто показать эту программу. Когда что-то долго делаешь, хочется это уже выпустить. Кажется, что упускается какой-то момент. Начинаются какие-то сомнения. И вот мы записали этот концерт 31 января этого года.
— Обратил внимание на то, что часть зрителей без масок.
— Мы раздавали маски. Но довольно много людей их попросту сняли. У нас не было возможности ходить по залу и заставлять 300 человек надевать маски. В Москве, как мне кажется, люди более дисциплинированные. В Петербурге вообще ко всем запретам люди проще относятся.
— Музыканты почти не общаются с публикой, молча отрабатывая свои номера, это такая задумка?
— Каспарян сказал раз несколько фраз в микрофон. И это большой шаг вперед. Я его очень просил взять на себя эту обязанность. Спасибо ему за это большое.
— Будет ли какое-то продолжение, может, запись нового альбома? Многие песни «Кино» плохо записаны. Их можно было бы осовременить.
— Писать студийный альбом, мне кажется, не имеет смысла. Это всегда немного попытка изменить что-то в прошлом. И мало кому это удается. Все переписанные и пересведённые старые альбомы, даже если они лучше звучат, всё равно проигрывают первому впечатлению. И потом, мы упрёмся в то, что голос не так хорошо записан, как инструменты. Все-таки технологии сильно шагнули вперед.
При этом мы хорошо научились записывать живое исполнение. «Кино» в Севкабеле звучит невероятно круто!
— 14 и 15 мая будут большие концерты в Москве, а 22 и 23 — в Питере. Этим всё не ограничится, я так понимаю?
— Да, запланированы ещё концерты в Нижнем Новгороде, Риге, Минске, Киеве. Все они перемещаются во времени, но не в пространстве. Поэтому боюсь называть конкретные даты. Интерес к проекту большой. Нам немного спутала карты пандемия. Но, конечно, сделав такую программу, мы хотим показать её всем желающим. А таких довольно много и среди публики, и среди организаторов.
— Почему, на ваш взгляд, песни группы «Кино» оказались такими долгоиграющими? Что в них такого? Знаю, вы по-разному отвечаете на этот вопрос. Какая последняя версия?
— Последняя версия, которую я всем пересказываю, — это про ценности. Мне кажется, что эти песни несут важные и не теряющие актуальности ценности. Это помимо социального образа и в целом удачно пойманного момента, музыкального стиля, который стал таким модным, что до сих пор звучит актуально. Все бы это не сработало без внутреннего стержня группы. Сейчас мне кажется, что это так. Через какое-то время я, может быть, ещё что-то придумаю.
— Были ли какие-то находки в процессе работы? Может быть, нашли какие-то неизвестные песни?
— Будет одна песня, которая известна, но так и не была записана группой: «Сосны на морском берегу». Она издавалась, но в ней какой-то другой музыкант сыграл партию гитары. В общем, участники группы цокают языками, когда про эту версию песни вспоминают. Возможно, мы её даже переделаем в студии. В концерте она тоже, возможно, будет. Кроме этого, весь материал известен, никаких неизвестных треков больше не осталось. Но музыка — живой организм. Песни типа «Денег нет», может, и игрались таким составом, но записей осталось очень мало. Честно говоря, эти записи с концертов из советских ДК представляют интерес только для фанатов. Поэтому для большинства слушателей все равно исполнение этих песен в современном качественном звуке будет чем-то новым и интересным.
— Вы какое-то время жили под псевдонимом Молчанов и всячески дистанцировались от имени Виктора Цоя. Но все же приняли участие в проекте «Кино». Получается, от судьбы не уйдешь?
— Получается, что так. Я догадывался, а точнее, знал о массе неприятных атрибутов, связанных с узнаваемостью и популярностью. Все эти бесконечные человеческие ожидания, представления обо мне, которые никак не соотносятся со мной как с человеком. Всем было бы комфортно, если бы я был маленький и плохонький Виктор Цой. Поменьше ростом, более хилый. Вот это бы людей устроило. А самостоятельный отдельный персонаж часто возмущает, не укладывается в представления. Народная популярность — это часто бремя. Я не тот человек, который этим бременем наслаждается. Когда хорошее настроение, может быть, классно с кем-нибудь сфотографироваться, но я человек, который лишний раз избегает человеческого контакта. Люблю с людьми быть на расстоянии. Для меня часто такое общение бывает нелёгким. Но я научился с этим жить. По крайней мере, уже не испытываю слишком много негативных эмоций.
— Вы в качестве гитариста участвовали в проекте Para bellvm, потом организовали свою группу «Ронин». Будете продолжать музыкальные опыты?
— Также я играю на гитаре в проекте «Собаки Табака», дорогом моему сердцу, но идущим в разрез с тем, что, наверное, люди хотели бы от меня услышать. Это тяжелая, некрасивая индустриальная музыка. Но я с большим удовольствием её исполняю. Коллектив считается одним из родоначальников индастриала в России.
Моя группа «Ронин» дебютирует на «Отличном FESTe» 19 июня в Питере. В этой группе мы играем только мои песни. Может быть, на фестивале сыграем какой-нибудь кавер, но не на «Кино». Это было бы немного в лоб. Думаю, на Nine Inch Nails или на Tequilajazzz. Пишу новый альбом начиная с конца 2019 года. Но пандемия выбила меня немного из колеи. Кто-то успел записать не один альбом, а я, наоборот, ничего не делал. Записал одну песню, выложил её, и потом меня как будто отрубило. Я двигал «Кино» изо всех сил. Боюсь уже чего-то загадывать. Но, надеюсь, к осени выпущу альбом. А к фестивалю запишем пару новых песен, чтобы подогреть интерес публики, чтобы побольше людей пришло посмотреть концерт.
