- Почему вы посоветуете зрителю посмотреть ваш новый фильм?
- Я посоветую его посмотреть, чтобы попробовать задействовать те клапаны души, те мышцы организма внутренние, которые задействованы очень редко. Это не развлекательный фильм, поэтому не буду обманывать, говоря, что вы получите большое удовольствие, и радостного просмотра желать не буду. Этот фильм требует соучастия, отдачи человеческой и психической. Этот фильм для тех, кто не отвык думать и чувствовать. Философ Пятигорский сказал: дьявол - это побуждение к немышлению. Для тех людей, которые не одержимы дьяволом, наше кино.
- Каких актеров вы задействовали для реализации собственного замысла?
- Ксения Рапопорт - замечательная артистка театра Додина, европейская кинозвезда, могу рекомендовать ее как замечательную актрису, умного человека и красивую женщину. Она играет главную роль. В других ролях народный артист России Сергей Сохновский, Тимофей Трибунцев, Екатерина Дурова, много других интересных артистов, которые играют жителей городка.
Была разная команда, среди исполнителей есть и непрофессионалы, люди, связанные с искусства и совсем далекие от него. Им большой привет и поклон, потому что без них, без их участия и помощи, картина не смогла бы состояться.
- Вы рассчитываете повторить успех вашего первого фильма «Изображая жертву»? Это авторское кино, фестивальное?
- И коммерческое кино бывает авторским. Считаю, что кинематограф не может быть неавторским. Это кино не предназначено для извлечения максимальной прибыли, а для диалога со зрителем. Хорошо, если мы окупим затраты, но фильм снят на деньги государства в рамках поддержки развития отечественной кинематографии. Спасибо ему за это большое. Бюджет порядка миллиона, плюс добавили деньги дружественные спонсоры. Мы получили приз за лучшую женскую роль на «Кинотавре», что немаловажно, это серьезный приз. Мы получили четыре важных приза на фестивале в Локарно, были претендентами на главные призы. Может быть, серьезно повлияла война с Грузией. Как было написано в статьях в прессе, в рамках фестиваля в Локарно, нельзя же давать приз стране-агрессору. Мы получили приз независимой прессы за женскую роль, приз Дон- Кихот, приз молодежного жюри. Может быть, наше кино не дотягивало до уровня фестиваля, может быть, виной война, которую вела наша страна в Грузии.
Фильм приглашен еще на несколько фестивалей. Его фестивальная судьба мне кажется нормальной в том смысле, что это встреча с очень хорошим зрителем. Люди, которые приходят на кинофестивали - это невероятно потрясающая, умная, тонкая, опытная публика. Ради этой публики стоит куда-то ехать, чтобы поговорить с ней после просмотра. И мы показали фильм специально пользователям «ЖЖ». Полный зал пришел, и люди очень тонко, уважительно, умно в конце говорили свои соображения про фильм. Сама интонация беседы для меня была открытием, потому что очень часто я привык к неподобающему тону в разговорах о произведениях кино или в театре. Здесь, наоборот, было настолько по-человечески, тонко, уважительно, умно, деликатно, что я очень признателен этим людям за внимание к нашей работе.
- Вы приостановили совместную работу с Пресняковыми, людьми определенно атеистического мировоззрения, и начали работать с Юрием Арабовым, религиозным художником, - это случайность? Или результат каких-то Ваших внутренних перемен?
- Я потрясен, какой вопрос. Всегда удивляюсь этому, потому что редко бывают такие хорошие, умные вопросы. Прекратили общение с Пресняковыми по объективным и субъективным причинам, разошлись в чем-то. Думаю, что причина этого кроется в какой-то недостаточности тем или разнице мировоззрений, которая возникла с этими безумно талантливыми людьми. Я сильно влиял на тексты, которые ставили в театре, я толкал их к какому-то объему, он, как мне кажется, необходим в театре, хотелось уйти от чистой сатиры и публицистики, такого юмора в другую интонацию. И где-то у нас совместно это получалось, где-то - нет.
Одна из наших удачных работ - фильм «Постельные сцены» по их тонкому, замечательному сценарию. Над «Изображая жертву» работа шла тяжело. Но формально успешна, потому что получены призы, известность. Могу сказать, что работа с текстом Арабова и вообще с Юрием Николаевичем повлияла на меня очень серьезно. Получив этот сценарий, я понял, что не могу его сделать, оставаясь прежним. Я готовился к съемкам год. Понимал, что по-другому никак. Каждый раз, делая кино, я должен материал делать своим. Я вторгаюсь, к неудовольствию автора, в материал, что-то пишу, что-то выбрасываю. С Арабовым мое режиссерское вторжение… Он не был шокирован им. Оно было уместным. Ему понравились мои предложения, и я рад, что он считает эту картину для себя важной и хорошо к ней относится.
- Почему у вашей картины такое название?
- Юрьев день - это день в дореформенной России, когда крестьяне могли переходит от одного хозяина к другому, день перемены участи. И наш фильм о судьбе, о перемене участи. Это название оказалось уместно, и снимался фильм в городе Юрьев-Польский.
- После фильма «Изображая жертву» вам не хотелось полностью посвятить себя кино?
- Все время хочется, но, я вам честно скажу: если бы у меня было большое количество сценариев друг за другом, я бы так и поступил. Хотя я очень люблю театр. Я год ничего не делал в театре, а в этом сезоне выйдет только «Трехгрошовая опера» и все. Я сейчас набрал курс в Школе-студии МХАТ, это мой первый педагогический опыт. Мне хочется сделать партизанский театр. Я удовлетворен вполне работой в репертуарных театрах, мне хочется радикальных перемен. Понимаю, что это возможно только с новым типом артистов, с другими мозгами, мне кажется, театр очень сильно отстает, в отличие от кино, которое выруливает на серьезную цивилизованную дорогу. А театр отстает, потому что с советского времени не подвергся изменениям. Виноваты в этом только деятели театра сами по себе. Все это иногда очень скучно и печально, во всяком случае, для меня. Я об этом много раз высказывался в прессе. Партизанским театром буду заниматься.
- Это на вас так Табаков влияет, что свой молодежный театр хотелось?
- Олег Палыч Табаков - отдельный случай. Про него либо хорошо, либо никак. Он молодец, делает правильные дела. Ввиду того, что его театр состоит из самых разных очень странных людей, и что делает руководство - для меня большой вопрос, на них лежит часть вины за плачевное художественное состояние театров. Театры состоят из смысла, из энергии. Энергия уходит, смысла все меньше, поэтому к театру нашему соответствующее отношение в мире. А ведь был один из главных мировых трендов.
- Как вы думаете, театр жив, и сможет выжить?
- Театр жив. Эти разговоры ведутся бесконечно. Все эти вещи останутся навсегда. Это связано с физиологией восприятия, с психопрактиками человеческими. Человеку нужно снимать энергию, он делает это разными способами. Главное - театр превратится в провинциальное убогое существо, если не подвергнуть его серьезной реформе, организационной, экономической и прочее. Когда эту реформу пытаются начать делать, приходят люди, говорят: не трогайте наш великий репертуарный театр, и все убирают руки, говорят: не будем трогать это дерьмо, и оно не будет резонировать. Но надо задуматься, почему театром интересуются 2% городского населения. Москва - не показатель. А для чего нужен людям театр? Если его завтра не будет, кто-нибудь заметит это или нет?
Театр не является выразителем дум, местом, где человек получает ответы на свои вопросы. Это же не кино, которое снимается годами. Уже завтра театр может сделать спектакль против войны, высказаться граждански. Нет, все боятся, сидят, развлекают, поют. И дальше доверия будет еще меньше. Мне это все печально видеть, особенно по контрасту, скажем, с немецким театром. Я понимаю, насколько там театр важен, нужен людям. Я там все время вижу молодых людей, которые приходят и смотрят спектакли, какая в них буря протеста. Там показывают самые радикальные, провокационные спектакли. На мой взгляд, это лучший театр в мире на сегодняшний день. Была серьезная система работы с театром. Театры доверили молодым людям, они совершили там осмысленную революцию. Театр живой и интересный.
У нас - неживой и неинтересный, с репертуарным кризисом, с кризисом актерской школы и образования. Никто не хочет про это поговорить, задуматься, понять, что делать. Все собираются, чтобы куда-то деть очередной пансионат актера. Какой театр лучший - очень наш вопрос. Нам хочется, чтобы было лучшее, туда прийти и взять лучшее. Не хочу говорить об этом. Театр - это вещь не где-то, куда можно прийти и увидеть все лучшее, театр - это контекст, диспут, это театральное мышление, все это рухнуло, все это из советских времен. Что там говорить. Может быть, это никому не нужно и неинтересно. Мне кажется, это не так. Великий русский театр - одно из самых больших достижений цивилизации.
- На ваши спектакли всегда аншлаги, билеты перекупщики предлагают за 5000. Почему люди стараются попасть на ваши постановки? В чем ваш секрет успеха?
- Не знаю. Не хочу никакие секреты раскрывать. Я очень недоволен этой ценовой политикой. Я от нее ничего не имею. Я возмущен этой политикой, потому что на мои спектакли не могут попасть студенты. Чтобы прийти с девушкой на спектакль, студент должен заплатить 2000 рублей минимум. Возмутительно, что у нас нет системы скидок. Поэтому мы прозевали целое поколение зрителей и продолжаем зевать. Хорошо, когда состоятельные люди ходят в театр, но без здоровой галерки, которая создает напряжение в любом зале, ничего не будет. Потом эта галерка становится буржуазией, спускается вниз. А так они потом не приведут детей на спектакли, и эта живая нить порвется. Я работаю в репертуарных буржуазных театрах, где за большие деньги показывают на сцене знаменитых артистов. Попасть туда можно только за деньги. Поэтому хочу сделать свой театр партизанский, который будет существовать в мегаполисе, где будет играться следующий спектакль - никто не будет знать и так далее. Делать все наоборот.
- Кирилл, когда поедете покорять Голливуд?
- Как вы это представляете? В лаптях, как Ломоносов? Голливуд принимает только тех людей, которые делают кассовые картины. Я пока не снял ни одного кассового блокбастера. Если сниму и будут большие сборы, как у Бекмамбетов, тогда меня и позовут. Другое дело, что мне от этого будет, неизвестно. Может, денег подзаработаю, куплю, наконец, квартиру. А так, я всегда говорю: деньги кончатся, позор останется.
- Есть масса людей, которые вас не знают. И в театры не ходят, шедевры ваши по тв и кино не смотрят. Вас это не огорчает? Вы хотели бы большой славы?
- Если бы хотел, чем-нибудь другим занялся. Я усиленно борюсь со своим эго, мне лама это велел. Я несколько лет серьезно увлечен буддизмом. У меня есть амбиции, но я не тщеславен. Я знаю цену всему этому, потому что много работаю с прессой и знаю механизмы, как это все делается. Вообще, очень рад статусу частного лица. Мне жаль людей, которым трудно выйти на улицу, они должны быть в черных очках, их вывозят через задние дворы... Мне нравится, что можно гулять по улицам, спускаться в метро. Когда я вел передачу, иногда было не вполне удобно. Сейчас передачу закрыли и уже все в порядке.
- Почему вы до сих пор не женаты? У вас есть девушка?
- Девушка есть. Не женат, потому что так нравится. А девушке, может, не очень нравится, но кто ее спрашивает. Главное, что штамп в паспорте - некая условность, можно и без этого. Я как-то сейчас рад тому, как устроена моя жизнь, поэтому мне роптать не приходится.
- Какие женщины вам импонируют?
- Умные, самостоятельные, красивые, такие прямо... Это химия, конечно. Если она происходит, то ты уже не анализируешь, что с тобой произошло, почему она тебе понравилась. Просто бамс - и все, что-то с тобой случается. Это бывает очень редко, со мной было совсем мало раз. Своих актрис я люблю всех. Но я должен между собой и актрисой иметь расстояние. Если оно сокращается до неприличного, работа не получается. Работа - это секс, вечное желание обладать и невозможность обладать. Думаю, всем не нравится доступность. Когда хочешь очень, и оно рядом, но... Во всяком случае, многие мужчины меня понимают, насколько это заводит. Маяковский написал лучшие поэмы, когда Лиля Брик ему отказала и сказала: иди и без стихов не возвращайся.
- Мне нравится все, что вы делаете. Я знаю, что у вас нет специального образования. Как вам удалось пробиться в Москве?
- Даже не знаю, как удалось. Мохнатой руки нет. Родители в этой сфере не работают. Публика в Москве как раз не консервативная, консервативны там другие люди. Меня просто жизнь очень сильно закалила. Я приехал в Москву уже в 30 лет. Я был взрослым человеком, который взял себя в руки и сказал: ты сильный. И пахал. И я думаю, что нам нужно просто работать, пахать. Если ты работаешь достойно, то, мне кажется, будет результат обязательно. Это в любой сфере. Из нашего общества отчасти ушло это понимание, что нужно не только олигархом быть или успеть примкнуть к какому-то крантику, а надо работать, заниматься собой, становиться профессионалам. Себе помочь сначала, потом поможешь другим. Если есть эта сильная уверенность, то любой человек может свернуть горы.
