Однако трудно найти в отечественном искусстве человека более разностороннего: время от времени снимаясь в кино, Адабашьян то пишет сценарии, то выступает в качестве режиссера. И это при том, что по образованию он художник, окончил Строгановское училище.
Разные роли
«AиФ»: – Александр Артемович, читала, что вы ушли из кино и занимаетесь оформлением ресторанов. Это правда?
Александр Адабашьян: – Я периодически меняю формы и образы деятельности: то театр, то интерьеры ресторанов, то оперная сцена, то снимаюсь, как артист, а такого, чтобы бросить кино, – нет, ничего я окончательно не бросал.
«AиФ»: – В связи с чем происходит переключение на другой вид деятельности?
А. А.: – Когда появляется интересное предложение. Или просто когда подряд занимаюсь чем-то одним и это превращается в «работу», ремесло, мне становится неинтересно, да и на качестве это сказывается, а хочется творчества, адреналина, чтобы не скучно было.
«AиФ»: – А сейчас у вас какой период?
А. А.: – Творческий. Последняя моя работа – с режиссером Анной Чернаковой. Это картина «Смерть в пенсне, или Наш Чехов». В 1993 году Чернакова сняла классический «Вишневый сад», а теперь – с теми же актерами, играющими тех же персонажей, – историю, которая происходит 15 лет спустя. Смысл в том, чтобы повторить фабулу «Вишневого сада» на новом этапе: чем можно жертвовать на переломе эпох, в момент переоценки ценностей, до чего можно было дойти тогда и до чего – сегодня... Мы с Чернаковой вместе писали сценарий, а еще я в этом фильме работал как художник и снялся в маленьком эпизоде. Но прямо в первый съемочный день со мной случилось несчастье – аневризма аорты, в результате чего я попал в больницу и весь съемочный период пролежал там: сначала операция, потом реанимация, потом интенсивная терапия, потом санаторий…
«AиФ»: – Газеты писали, что в больницу вы попали из-за конфликта, случившегося на седьмом съезде кинематографистов…
А. А.: – Я не думаю, что это было причиной. Ну какой там раскол? Щепка от бревна откололась… Группка крошечная, они объединились на почве нелюбви к Михалкову. При этом никакой вразумительной программы у них не было, да и вообще о кино – ни слова. Про недвижимость, про то, что, доплачивая старикам, Михалков «покупает» их голоса… На что Федя Бондарчук сказал: а когда Михалков хоронит стариков за свой счет, то тогда он что покупает? Конечно, неприятно, что вся эта грязь выплеснулась, и у людей могло создасться впечатление, что Союз кинематографистов только склоками и занимается. Но не могу сказать, чтобы эта свара меня так сильно задела.
Жизнь – кино
«AиФ»: – Наверное, самая заметная ваша роль в кино – Бэрримор в фильме «Собака Баскервилей». Какой анекдот про овсянку вам больше всего нравится?
А. А.: – Да мне их никто не рассказывает, к сожалению. «Англичанство», которое мы так подчеркнуто изображали, придумал режиссер Игорь Масленников. Наши персонажи были «более англичанами», чем настоящие жители Англии. Все играли очень стильно, команда была прекрасная, работать было – одно удовольствие! «Образ овсянки» появился, когда придумывалась сцена приезда сэра Генри с Дикого Запада. Никто не предполагал, конечно, что фраза «Овсянка, сэр!» станет одной из самых знаменитых фраз, произнесенных мной в кино. Так же, как у великой Раневской «Муля, не нервируй меня!». Ее это раздражало ужасно. У меня такой реакции нет, но, впрочем, и нет таких работ, из-за которых это могло быть обидно.
«AиФ»: – Вы снялись в сериале «9 месяцев», в котором действие происходит в отделении патологии беременности. Это как-то изменило ваше представление о женских проблемах, о материнстве?
А. А.: – Забавный сериал был. Сценарий к нему написала Алиса Хмельницкая. В свое время врачи запретили ей рожать, но она все-таки решилась и родила вполне здоровую девчонку, заряженную энергией человек на пять. Но почти всю беременность провела «на сохранении», и вот под этим впечатлением первый раз в жизни написала сценарий и попросила меня помочь ей.
Но для меня эта тема не такая уж далекая: у меня – двое дочерей, причем у старшей – четверо детей. К тому же я однажды играл врача-акушера в фильме «Президент и его внучка», а еще был фильм «Таяние снегов», который снимался во Франции. Главную роль в нем играла Марина Александрова, а так как она по-французски не говорила, продюсер попросил меня побыть с ней на съемках, чтобы помочь выучить роль, и там был большой эпизод родов. Снимали в настоящей клинике, я много разговаривал с французским врачом, которая рассказывала, как это происходит у них.
Зигзаги Судьбы
«AиФ»: – «У них» это происходит как-то иначе?
А. А.: – У них практически обязательна эпидуральная анестезия, отказаться от нее – это целая история… Но главный больничный опыт у меня – личный. До школы у меня был туберкулез, открытый процесс в левом легком, но мне повезло, что я попал в самую первую детскую группу, на которой испытывали новый антибиотик. Полгода лежал в Институте туберкулеза и вылечился…
А в 79-м году я попал на Каширку, что-то у меня было с лимфой. Я решил не вникать, даже не знаю, как болезнь называлась. Просто абсолютно доверял своему врачу, Инне Аркадьевне Финогеновой, и она меня вылечила.
Всегда рядом со мной оказывались люди, которые помогали мне «выкарабкаться»! И с аортой – тоже. Если бы не Леня Ярмольник, я бы с вами сейчас не беседовал. Это случилось поздно вечером, я потерял сознание. Младшая дочь была дома, она позвонила жене, которая была на даче. Та помчалась домой, а по пути позвонила Ярмольнику. У него замечательно работают мозги в критической ситуации! Он сразу примчался, отвез меня в Склиф, вызвал туда доктора Бранта, диагноз поставили – «аневризма аорты», надо было срочно оперировать, но они не успевали собрать ночью бригаду и заказать кровь. Он планомерно стал обзванивать знакомых и вышел на профессора, члена-корреспондента РАMН Юрия Николаевича Белова, который в Российском научном центре хирургии им. академика Б.В. Петровского РАМН возглавляет отделение сосудистой хирургии. Тот только что приехал домой после операции, но Леня сумел уговорить его немедленно ехать обратно. Врачи боялись, что меня не довезут, но он нашел реанимобиль для перевозки таких больных.
«AиФ»: – Александр Артемович, после болезни ваше отношение к жизни, к своему здоровью как-то изменилось?
А. А.: – Пришлось бросить курить, хотя, казалось, что это будет очень сложно. Теперь необходимы какие-то ограничения в еде, лекарства, режим дня… Пока не встал вопрос «или – или», все это казалось абстрактными поучениями.
«AиФ»: – Но работать вы не перестали…
А. А.: – Не перестал, но относиться к работе стал спокойнее. Работа уже не кажется самым главным в жизни.
Педагогические истины
«AиФ»: – А в воспитании внуков вы принимаете участие?
А. А.: – Летом они приезжают на дачу. Общаемся, конечно, но это не то что с собственными детьми…
«AиФ»: – Неужели же у вас было время воспитывать собственных детей?
А. А.: – Конечно, не было. Особенно в 90-е, когда здесь с работой было плохо и я много времени проводил за границей. Все на жене было. Сейчас я с дочерьми больше вижусь, чем тогда.
«AиФ»: – Чем они занимаются?
А. А.: – Старшая закончила филфак, отделение византинистики. Она преподает, дает уроки греческого языка. Несмотря на то, что у нее четверо детей, не хочет превращаться в «домашнюю клушу».
«AиФ»: – В одном из интервью вы говорили, что младшая дочь «ищет себя» в Гоа. Поиск увенчался успехом?
А. А.: – По-моему, он продолжается, хотя она вернулась в Москву. В Индии она вместе со своим молодым человеком занималась какими-то духовными практиками, ездила на открытие какого-то монастыря. Это ее путь.
«AиФ»: – Для многих родителей проблема – позволить детям идти своим путем…
А. А.: – Надо чаще самого себя вспоминать. Да, у замечательных родителей порой вырастают ужасающие дети, но потом из этих ужасающих детей как-то получаются потрясающие родители для следующего кошмарного поколения.
