Авторскому агентству «Независимый театральный проект» исполняется 10 лет. В каталоге агентства на сегодняшний день 25 авторов, 121 пьеса. Недавно список авторов пополнился именами Ларса фон Триера, Вуди Аллена и Торнтона Уйлдера — «Независимый театральный проект» предоставляет права на постановку их произведений в театрах России.
О том, как всё начиналось, как выглядят отношения агентства с автором, а театра с агентством, как выстроена система взаимодействия агентств в России и других странах, рассказывает генеральный директор Авторского агентства «Независимый театральный проект» Эльшан Мамедов.
Екатерина Кудасова, АиФ.ru: Эльшан, ваше агентство самое крупное из негосударственных. Сколько у нас в стране вообще авторских агентств? Большинство театров до сих пор уверено, что все вопросы с авторами решаются только через РАО.
Эльшан Мамедов: Агентств немного. Создавать авторское агентство как бизнес с нуля нелегко — в нашей стране эту деятельность трудно назвать полноценным бизнесом. Я имею в виду авторское агентство, специализирующееся на драматическом театре. Я смог позволить себе подобную роскошь, только имея в активе основную деятельность, — театральное продюсирование. И поначалу всю затею с авторским агентством я позиционировал для себя практически как хобби.
— Получается, что без продюсерской компании не было бы авторского агентства?
— Совершенно верно. Мало того, эта связка вырастает в очень интересные проекты. Например, пару лет назад ко мне обратился Омский Топ-театр с просьбой помочь с репертуаром. Театр переживал трудные времена, в нём сменилось руководство, были необходимы новые названия, «свежий воздух». Я с удовольствием включился в работу и не просто посоветовал оригинальные названия, но и сработал продюсерски — привлёк режиссёров и т.д. На сегодняшний день в афише Топ-театра три названия, которые появились в ней как результат разностороннего сотрудничества — авторского, продюсерского...
— Как пришли к тому, что агентство необходимо?
— Это решение органично сформировалось внутри продюсерской деятельности. Всё началось с нашего знаменитого спектакля «Ladies’ Night. Только для женщин», который играется вот уже двенадцатый сезон. В течение первых трёх лет у нас были эксклюзивные права на эту пьесу. Прошло три года, и мы понимали, что глупо настаивать на дальнейшем эксклюзиве. Оглушительный успех нашего спектакля возбудил аппетит многих театров, да и авторы очень хотели, чтобы их пьеса игралась не только у нас. Справедливости ради замечу, что хотели-то многие, но решились единицы — когда «дело дошло до дела», многие испугались пограничности темы пьесы. Именно из-за этой пограничности я и сказал авторам и их агентам: «Господа, у нашего спектакля есть реноме, успех, репутация. Но согласитесь, если мы будем раздавать сублицензии направо и налево, мы рискуем напороться на то, что в каком-нибудь театре, где нет качественной режиссуры, нет достойной актерской команды, выйдет спектакль, поставленный только с коммерческими целями, который превратит эту социальную по большому счёту пьесу в вечер шуток ниже пояса. И это отразится на дальнейшей судьбе пьесы в России. Дайте мне право определять, кому можно давать разрешение на постановку "Ladies’ Night" в нашей стране, а кому ни в коем случае. Я смогу проследить, чтобы это была хорошая труппа, хороший режиссер — обязательные условия для обеспечения достойного уровня постановки». Авторы согласились с моими доводами. И мы получили право представлять пьесу в России. Вот с этого всё, в принципе, и пошло-поехало.
Но полноценная работа авторского агентства началась с Марка Камолетти, с его пьес, точнее, с пьесы «Боинг-Боинг». Это практически приключенческая история. Пьеса была написана в 1960-м году, и в нашей стране не охранялась, поскольку Советский Союз вступил в Женевскую конвенцию об авторском праве (ВКАП) только в 1973-м году. До подписания этой конвенции в СССР царило авторское раздолье. Можно было ставить всё, что угодно, ни с кем не согласовывая. По пьесам зарубежных авторов ставились спектакли, снимались фильмы, и никто никаким авторам ничего не платил. Год вступления СССР в Женевскую конвенцию стал тем «водоразделом», после которого мы стали делать вид, что соблюдаем авторское право. То есть произведения, которые были опубликованы до 73-го года, в нашей стране продолжали не охраняться, а всё, что вышло после 73-го, подпало под действие конвенции. Так вот, когда мы начинали репетировать «Боинг-Боинг», я понимал, что контракт мне не нужен, поскольку пьеса у нас не охранялась (именно из-за этого переводчики отказывались её переводить. Зачем? Неохраняемая пьеса, на ней не заработаешь).
Тем не менее, спектакль был отрепетирован. И тут-то начались приключения. 15 июля 2004 года мы сыграли прогон «для пап и мам», на октябрь была назначена премьера, а 20 июля 2004 года президент Путин подписал поправку в закон об авторском праве, которая убирала 1973 год как водораздел «до и после», и с этого момента у нас стали охраняться все произведения, независимо от года публикации и при условии, что они охранялись в государстве, в котором эти произведения были опубликованы. За исключением, конечно, public domain — произведений, признанных мировым достоянием. То есть Гюго продолжал не охраняться. У меня началась паника! Нужно было срочно делать контракт. Камолетти умер год назад, его сын ещё не до конца вступил в права наследования. Сын к театру не имел никакого отношения, — он занимался морскими грузоперевозками. Мы искали его всем миром, через французских друзей и партнёров, и в конечном итоге контракт был подписан. Через какое-то время наследник отдал нам право представлять все пьесы своего отца на территории бывшего Советского Союза, поскольку был очень доволен нашей работой. Так начала расширяться наша деятельность. И дальше пошёл уже нормальный поступательный процесс, репутация агентства была создана, к нам начали обращаться и агентства, и авторы. Только за последний год мы стали представлять интересы таких авторов, как Вуди Аллен, Ларс фон Триер, Торнтон Уайлдер. Появились новые партнеры, зарубежные агентства. С какими-то мы работаем по отдельным авторам, но есть и такие, которые доверили нам весь свой каталог, и мы являемся их аффилированными агентствами.
— Что-то за десять лет работы вашего агентства поменялось в российской театральной действительности?
— Очень многое. Но «пиратское» сознание наших соотечественников придётся искоренять ещё долго. Не только в области кино, видео, но и в области театра. Я до сих пор часто слышу тексты от вполне уважаемых театральных деятелей: «А что, автору ещё и платить нужно?». Взрослые, опытные люди искренне считают, что автор должен быть счастлив, что его текст ставится в нашей театрально «продвинутой» стране! Что он творил, страдал, тратил своё здоровье только для того, чтобы где-нибудь в Тютюшах на его текстах люди зарабатывали. А ему и славы будет достаточно. Мы 10 лет работаем на этом поле, и, к счастью, я могу констатировать, что прогресс есть. Многие уже «смирились» с тем, что автору придётся платить. Но мы всё ещё вынуждены объяснять нашим театрам, что нельзя ставить пьесу и сообщать об этом её автору после премьеры, что необходимо ещё до начала репетиций получить разрешение от автора. У многих это до сих пор не укладывается в сознании. Как же так? Они же решили эту пьесу поставить! Автор уже должен быть счастлив! Как им можно отказать? А когда мы им сообщаем, что автор вправе отказать в постановке своей пьесы без объяснения причин, все впадают в ступор.
Или, например, могут позвонить из какого-нибудь театра и попросить разрешить не платить автору, так как «театр очень бедный». До сих пор сталкиваемся с высказываниями в стиле «ну, вы же купили эти права! Уступите нам немного по процентам». Что значит — «купили»? Мы же не на рынке, мы ничего ни у кого не купили. Авторское право не продаётся! Не мог Достоевский написать роман и подарить или продать авторство Толстому. И мы не можем никому ничего ни продать, ни подарить.
Мы представляем авторов, их произведения, мы даем разрешения, то есть сублицензии, и следим за тем, чтобы авторы получали своё вознаграждение. Я могу быть доверенным лицом автора, но решать за него всё я не могу.
— Ваши авторы застрахованы от произвола, это отлично! Но театр, вздумавший «просто так» поставить пьесу, тоже рискует — рано или поздно к нему придут юристы РАО.
— РАО может к ним прийти и через полгода, и через год. Все знают, что реакция у Российского Авторского Общества замедленная. И это нормально для большой структуры. Но, к сожалению, это вредит делу. Несколько лет назад у нас по вине РАО случилось недоразумение с пьесой Жеральда Сиблейраса «Ветер шумит в тополях». «Сатирикон» задумал ставить эту пьесу и, как театр, уважающий авторские права, отправил заявку в РАО. А у меня уже был контракт на постановку этой пьесы, и я собирался её ставить. Простите за нескромность, с лучшим кастингом. Представьте себе ситуацию: я собираюсь начинать репетиции, режиссер с актерами на низком старте, а в «Сатириконе» уже вовсю идут прогоны. В этот момент театр, наконец, удостаивается ответом РАО — эксклюзивные права у «Независимого театрального проекта», и он по праву начинает собственные репетиции. Представляете себе состояние Константина Аркадьевича Райкина? Изготовлены декорации, пошиты костюмы, срепетирован спектакль... И он может не состояться по вине РАО, поскольку я, владелец прав, мог сказать — «нет»! Слава Богу, мы еще не начали репетиции! И, конечно, я не мог отказать любимому артисту! Мы урегулировали вопрос с автором, и спектакль «Сатирикона» был выпущен. А мы к творчеству этого драматурга обратились через несколько лет, — в марте этого года сыграли премьеру по его пьесе «Романтическая комедия», в нашем варианте спектакль называется «История любви. Комедия ошибок». Кстати, русское название мы согласовывали с автором.
Совсем недавно был ещё инцидент. РАО в очередной раз проявило аморфность, и коллеги из Дании попросили нас помочь решить вопрос о несоблюдении прав Ларса фон Триера. Театр, в котором играется спектакль, стоит в центре Москвы, а не где-то в провинции. Так вот этот театр умудрился выпустить спектакль «по фильму» Триера, заказав российскому автору пьесу на основе фильма. Никому и в голову не пришло спросить автора, хочет он, чтобы по его сценарию написали русскую пьесу или нет. Вопрос урегулировали, но такие истории работают против имиджа страны, увы, подтверждая «дикость» наших театров в области авторского права.
— Помогите разобраться, как выглядит система авторских агентств в других странах. Там есть и подобные РАО структуры, и отдельные агентства? И что такое аффилированное агентство?
— Во многих странах есть авторские агентства, подобные РАО, — это тоже общественные организации. SACD — французский аналог РАО, и если французский автор состоит в SACD, то в России я могу заключить с ним договор только через РАО. Напрямую не могу, так как РАО — аффилированное агентство SACD. Кроме таких структур, существуют другие авторские агентства, как наше. Только в отличие от России, там их гораздо больше. Например, во Франции мы в качестве аффилированного представителя тесно работаем с очень крупным агентством «Драма», с «Бюро литтерер», в США — c «Мартон-эйдженси». Список длинный.
— Ваше агентство представляет Жана Ануя, одного из самых популярных французских авторов ещё с советских времён. И его-то точно представляло РАО! Как получилось, что сейчас права у «Независимого театрального проекта»?
— Права на пьесы Жана Ануя мы получили именно из-за недовольства правопреемников работой РАО. Он активно ставился в советские времена, а после распада Союза интерес к его пьесам резко упал — наследники не понимали, в чём дело. А секрет прост — Жан Ануй в советское время был одним из немногих «разрешенных» западных авторов, как, например, тот же Теннесси Уильямс. Началась перестройка, появилась возможность ставить всех, а не только одобренных, поэтому интерес к Аную резко упал (к слову сказать, его творчество почти граничит с графоманией, он был страшно писуч, но на поверку только несколько пьес актуальны сегодня). Получив права, мы заново занялись пиаром наследия Ануя и возродили интерес к его драматургии. В этом наше принципиальное отличие от РАО — мы занимаемся продвижением авторов. Сейчас уже снова наследники Ануя считают, что в России мало ставятся его пьесы. В связи с общеевропейским кризисом у всех увеличиваются аппетиты, и у наследников, и у агентов (у них устойчивое мнение, что Россия — клондайк). Они не понимают и, к сожалению, не хотят понимать, что в кукольном театре маленького городка, где зал на 50 мест, билет может стоить не более 200 рублей. При том, что в России спектаклей по пьесам Ануя идёт больше, чем во Франции.
– А почему вы не занимаетесь российскими авторами? Им же можно только мечтать о таком агентстве.
— Потому что в налоговом законе есть поправка для организаций, которые получили от государства лицензию на коллективное управление правами. Такой организацией является РАО, и у неё есть налоговая льгота. Если же я подписываю с гражданином России договор, то гонорар автора тут же приравнивается к «заработной плате». Мы будем обязаны платить за него все страховые взносы (которые сейчас составляют около 30%), и должны будем работать себе в убыток, потому что никакая комиссия этого не покроет.
Такая ситуация сложилась давно, и что-то поменять я пока не вижу возможности. Если бы произошло чудо, и государство дало бы налоговую льготу и другим авторским агентствам, то для меня это был бы хороший бизнес, — так как многие наши авторы хотят работать с «Независимым театральным проектом». Но пока это невозможно.
— Нашему автору от РАО никуда не деться, получается.
Я не считаю, что РАО — такое уж большое зло для авторов. Да, они неповоротливые, так как очень крупные — чем больше структура, тем она инертнее. А в случае с театром, так и подавно — мы такая мелочь в обороте для них. Основные деньги приносит музыка. Мы по каждому своему спектаклю заключаем договор на использование музыки через РАО. И это удобно. Отчисляется процент от сбора, дается список произведений, используемых в спектакле, указывается, сколько секунд, минут звучит композиция, и специалисты РАО сами распределяют между авторами гонорары. Есть и такая тонкость. Если ты используешь фонограмму произведения один в один, то платишь дополнительные полпроцента за использование фонограммы. И мы их платим тоже, и в «Ladies’ Night», и в «Боинг-Боинг» звучат оригинальные фонограммы хитов, и мы платим и за использование музыки, и за использование фонограммы.
Вот и сейчас мы заключаем контракт с РАО по «Тапёр-шоу». Полтора часа звучит музыка, и не только классика, много современных вещей, мировых хитов. И только РАО может справиться с такой задачей — правильно распределить наши отчисления между авторами, причем и зарубежными, и нашими. Только в «Тапёр-шоу» нам не придётся платить за фонограмму — музыканты играют сами.
