21 мая Любовь Полищук могла бы отметить 75-летие. Но ушла в 57. Не сыграв многих ролей. Не понянчив внуков. Не пожив в новом коктебельском доме.
Что она вообще-то успела — жгущая брюнетка с голубыми глазами, чувственными губами, ростом 175 см и 43-м размером ноги?
«Несоветская внешность» — припечатали чиновники яркую актрису в начале карьеры. И режиссеры вынуждены были предлагать ей в основном эпизоды. Спустя годы Полищук сетовала, что при немалом количестве киноработ главных ролей она почти не имела. Называла только «Любовь с привилегиями», в которой отношения с партнером — Вячеславом Тихоновым — по-настоящему прочувствовала.
Сценарий классиков советского кино, Брагинского и Черных, прекрасный актерский состав (Табаков, Федосеева-Шукшина, Балуев). Но... Чего-то не хватило режиссеру, чтобы снять больше чем просто хорошее кино. Полищук была рада и этому. Наконец-то интересная история, полноценные съемки, а не просто мелькание.
«В синяках, в рваном платье»
Справедливости ради, главные роли у нее были и до этой картины, и после. Но фильмы не становились любимыми зрителями. В некоторых небольших ролях запомнилась. Однако и королевой эпизода не стала. Даром что начало было феерическим.
Когда Люба появилась на площадке «12 стульев» Марка Захарова, он подумал: вот настоящее мастерство актрисы. Не подозревая, что за ее плечами — лишь два фильма-спектакля и эпизод в последней картине Александрова «Скворец и Лира» (с последней же ролью Любови Орловой), который даже не вышел на экраны.
У Марка Анатольевича Полищук предстояло стать партнершей Андрея Миронова (Остапа Бендера) и исполнить с ним экспрессивное, страстное танго. «Такая радостная, искрящаяся, жизнь в ней так и бьет!» — радовался режиссер. И ради трехминутного эпизода не один час мучил артистов. Но одно дело Миронов, который должен был бросать коллегу на пол. И другое дело — сама Люба, которую кидали, били о стекло... И так — 14 раз! Без всяких дублеров.
«Я была вся в синяках, с ободранным телом и в рваном платье, — рассказывала Полищук. — Ничего сложнее этого маленького эпизода у меня в жизни не было! Вспоминаю его как страшный сон».
Синяки и ссадины оказались ненапрасными. На следующее утро после премьеры актриса проснулась звездой. Фамилию, конечно, не все сразу запомнили. Но после объяснения: «это та, которую Миронов башкой об стекло ба-бах!» народ понимал, о ком речь.
Жить оставалось полгода
Много лет спустя, когда у Любови Григорьевны обнаружились серьезные проблемы со здоровьем, кто-то распустил слух, что во всем виноват Миронов — мол, Полищук тогда получила травму позвоночника, с нее все и началось. Однако Марк Григорьевич опровергал эти сплетни: «Я стоял в полутора метрах и все прекрасно видел».
Причиной проблемы со спиной, скорее всего, стали автокатастрофа и травма на сцене, когда во время спектакля у Полищук выскочили позвоночные диски, и она упала замертво. Но жаловаться на жизнь и плакать Любовь не привыкла. Да и к чему нюни распускать, если после «12 стульев» карьера пошла в гору? Другой вопрос, что достойных предложений по-прежнему не было. Полищук вынуждена была браться за любую работу. Ездила по стране с творческими вечерами и концертами, играла в театре. Сына надо было растить, а с мужем не сложилось. Пришлось Алешу отдать в интернат. Потом она всю жизнь будет корить себя за это.
Но ради чего же были все эти жертвы? Что вспоминает зритель при упоминании фамилии Полищук? Зину из «Интердевочки»? Скульпторшу в картине «В моей смерти прошу винить Клаву К.»? Барменшу в «31 июня»?.. Ведь и Эльдар Рязанов ее приглашал, и Владимир Меньшов. И Марк Захаров после «12 стульев» позвал в «Мюнхгаузена». Но начальники посмотрели ярчайший эпизод с Полищук и приказали сократить...
Говорят, после удачного дуэта в «Стульях» Андрей Миронов очень хотел, чтобы Полищук вошла в труппу Театра Сатиры — оттуда как раз ушла Татьяна Васильева, и нужна была такая же экстравагантная актриса. Он даже пробовал говорить с Плучеком. Но... не вышло.
Всегда работавшая на износ, Полищук соглашалась на роли, которые, возможно, соответствовали ее психотипу, амплуа. Но уровень дешевых комедий, заполонивших экран с распадом СССР, никак не соответствовал ни ее дарованию, ни внешним данным. Зачем, например, ей, уже популярной, нужен был ситком, если не ради денег? Жить-то оставалось полгода...
После смерти актрисы коллеги говорили, что режиссеры не использовали талант Любани, нашей Софи Лорен, и на 20%. Но теперь-то уж что?
Не знала, что такое звездность
Сама Любовь Григорьевна признавалась, что только выйдя замуж за Сергея Цигаля, начала «выдавливать из себя мужика» и поняла, каково это — ощущать себя слабой женщиной. Правда, обороты все равно не сбавила. Известность художника не распространялась дальше узкого круга лиц. Актриса помогала мужу на телевидении, когда он вел кулинарную передачу, они вместе мотались по стране. И она искренне думала, что в настоящей семье только так и должно быть — чего там считать, кто сколько заработал. Хотя Цигаль как был, так и остался «мужем Любови Полищук». Она же всю жизнь боялась безработицы. И считала, что для человека, который любит свою профессию, ничего страшнее нет.
Она была звездой, даром что не знала, что такое звездность. Была роскошной женщиной, но не считала себя красивой.
С ролями не везло. Зато травм, операций было — выше крыши. Роды оба раза (от Цигаля на свет появилась Мариэтта, теперь — тоже актриса) были тяжелыми. И что такое послеродовая депрессия, Полищук знала не понаслышке. И к инвалидности ее приговаривали. «А тут еще в магазинах пусто, и ребенок болеет... Думала: надо свалить куда-нибудь. Ради дочки. Я понимала, что в 35 лет никому за границей не нужна, и готова была работать уборщицей. Но депрессия прошла — я снова вышла на сцену. И поняла, что никуда не уеду».
«Москва слезам не верит» — это и про Полищук. Она завоевала этот город. Нашла здесь свое счастье. Как актриса не боялась стареть и легко говорила: «Буду играть старушек». Не пришлось.
Смеялась, когда на душе скребли кошки. Улыбалась, когда к горлу подступали слезы. И уж точно не планировала умирать в 57 лет. До последнего крича в трубку Кобзону: «Иосиф, я очень хочу жить!» Но никто уже не в силах был изменить течение смертельной болезни.
«Если бы мне довелось начать жизнь сначала, я бы ничего в ней не изменила, — призналась незадолго до ухода актриса. — Жизнь у меня была хоть и страшная, но зато очень интересная. Некоторые свои ошибки я бы даже несколько раз повторила. Потому что это — моя жизнь».
