— С фильмом Германа тоже ни хрена не понять...
Из письма Бориса Стругацкого Борису Штерну
Вольный кораблик, послушный поток
Семь озорных шагов за горизонт
Семь ледяных мостов за горизонт
Семь проливных дождей за горизонт.
Егор Летов, «Семь шагов за горизонт», альбом «Сто Лет Одиночества»
Единственное правдивое и заслуженное, что в последнее время было слышно о фильме Алексея Германа «Трудно быть богом», снятом по одноимённой повести Братьев Стругацких, это то, что Гильдия киноведов и кинокритиков России наградила картину премией «Событие года». Одна поправка — это не событие года, а событие как таковое. Может быть, десятилетия. А может, событие конца эпохи.
Всё остальное, что приходилось слышать, и о чём не без любопытства было читаемо, представляет собой очень грязную и очень лживую кашу. То есть, виноват. Лжи как таковой там не было. Здесь уместнее будет привести цитату тех же Стругацких, но из другого произведения: «Это был ответ в стиле Августа Иоганна Бадера. Очень веско и на полметра мимо».
И мне кажется, что с этого самого «мимо» следует начать. Пусть пока будет доказательство от противного.
«Рожки да ножки»
Первая претензия: «Ой, какой кошмар, какой ужас! Как же Стругацким не везёт с экранизациями! От оригинала Герман оставил только рожки да ножки!».
Это промах — и промах очень досадный. Как-то даже не верится, что этот промах мог допустить человек, написавший, правда, в соавторстве, о творчестве Братьев Стругацких довольно объёмную и умную книгу.
Моё первое впечатление — Стругацких там ровно столько, сколько нужно. Впечатление второе, примерно часа через три после просмотра — Стругацких там даже больше, чем нужно. Между «ой, мамочки» и «не приведи, Господи». Причём ближе к последнему.
Да, конечно, можно выдвигать претензии типа: «А вот барон Пампа, вращающий над головой мечом, ни разу не походил на большегрузный вертолёт на холостом ходу!». Но это, извините, сильно напоминает досужие рассуждения толкиенистов по поводу штанов Арагорна. Дескать, раз Толкиен ничего и ни разу не написал про его штаны, значит, наследник Исилдура ходил, натурально, голозадым. И режиссёр Питер Джексон, показав шикарные кожаные портки будущего короля, конечно же, еретически отошёл от источника и оставил от него «только рожки да ножки».
Короче, подобные претензии из серии «Поросячьи ушки не хрустели на зубах!» тут же и смело списываются в утиль. И должны быть изгнаны из разговоров нормальных людей в ролевую тусовку. Кстати, характерный момент. В зале справа от меня сидел тощий и очкастый парень, который проявил эмоции, то есть громко и коротко заржал, только один раз. А именно — когда главному герою, дону Румате, подают стёганую куртку. Думаю, что это как раз из тех реконструкторов, которые увлечённо, но виртуально лупят друг друга, выясняя, носили ли викинги стёганки.
Теперь, собственно, о первоисточнике. Никогда бы не подумал, что режиссёр, даже такого калибра как Герман, и тем более такой своенравный, как Герман, практически в полном размере процитирует знаменитый диалог, тот самый, где «выстребаны обстряхнутся».
Никогда бы не подумал, что режиссёр будет так буквально следовать замыслу авторов: «Это можно написать весело и интересно, как "Три мушкетёра", только со средневековой мочой и грязью, как там пахли женщины, и в вине была масса дохлых мух». Это уж не говоря о знаменитых цитатах типа:
— Тогда убей нас, сотри с лица земли!
— Сердце моё полно жалости. Я не могу этого сделать.
Никогда бы не подумал ещё много о чём. В фильме автор с частотой примерно раз в пять минут буквально тыкает зрителя носом в тот самый оригинал. И несколько раз тыкает носом в известные онлайн-интервью Бориса Стругацкого. Почему этого не видит даже тот, кому положено это видеть, для меня загадка. Может, давно не перечитывали?
Вообще экранизация, если уж подходить к фильму Германа с такой позиции, удивительно точна. Во всяком случае, история Руматы Эсторского, он же земной прогрессор Антон, показана и даже разжёвана с учётом мнения как минимум одного из братьев. А ведь именно эта история — центр повести как таковой: «Подспудно провести идею, как коммунист, оказавшийся в этой среде, медленно, но верно обращается в мещанина, в скотину».
Позвольте длинную цитату. Вот каким видят Румату-Антона его соотечественники земляне, уже после того, как он натворил кровавых дел:
«Она робко потянулась к нему, и тут же отпрянула. На пальцах у него... Но это была не кровь — просто сок земляники».
Вот как объясняет ситуацию Борис Стругацкий:
— Как относятся теперь к Румате земляне? Сложно. Наверное, так, как мы бы относились к честному человеку, который служит... Скажем, исполнителем приговоров.
А вот что кричат Румате в «полуфинале» фильма:
— Теперь на Земле ты будешь сидеть в психушке! Или даже в тюрьме! Будешь сидеть!
Знаете, если уж это кому-то кажется «оставили от источника и замысла рожки да ножки», мне тут говорить больше нечего. Кроме совета учить матчасть и глядеть в оба.
Кровь и плоть
Обобщённая претензия номер два звучит примерно так: «Ох, сплошное дерьмо! Зачем показывать все эти плевки, гниющие трупы, выгребные ямы, все эти выделения, гнусно истекающие... Что, нам в жизни этого мало?»
Говорят, что человек привыкает практически к любому запаху за минуту. Алексей Герман продемонстрировал то же самое насчёт видеоряда. Может, кто привык и за минуту. Мне лично потребовалось целых три. Но это не так уж и важно. Средневековье, вообще-то таким и было. Утопить в нужнике — милое дело. Прилюдно помочиться — это и сейчас бывает. Заняться сексом при свидетелях? Сплошь и рядом. Тыкать пальцами в половые органы повешенных? Запросто. И даже отрезать у него кисть руки — по немецкому преданию это поможет при воровстве. Если кто не верит, пусть посмотрит фильм Пола Верховена «Плоть и кровь». Или опять-таки учит матчасть.
К тому же, для особо одарённых, в самом начале твёрдо и неоднократно говорится: «Это не Земля».
Учтите, что даже на Земле обычаи разнятся. Русский в качестве утверждения кивнёт головой. Болгарин в том же случае ею покачает. Общеизвестный знак из большого и указательного пальца, который «ОК», в ряде мусульманских стран лучше не использовать — там это означает «Я тебя сейчас убью». И так далее.
Плевки направо и налево, а иной раз и в рожу, да и обмазывание этой самой рожи разными субстанциями — от грязи до смолы — для данного конкретного Арканара могут значить всё, что угодно. Вплоть до выражения особого благоволения. Что кричат Румате в самом-самом финале картины? Вот именно: «Плюнь на меня, сын бога, и я не буду болеть!».
Вот вам Герман во всей красе. Герман, играющий смыслами и цитатами из тех же Стругацких. Если что, это «Сказка о Тройке»:
«Что же касается товарища Константинова, то обычай сплевывать на землю избыток жидкости определенного химического состава, образующейся в ротовой полости, обычай, означающий у некоторых народов Земли неудовольствие, раздражение или стремление оскорбить собеседника, может и должен у инопланетного существа выражать нечто совершенно иное, в том числе и благодарность за внимание».
Герман, знаток творчества Стругацких, не мог не обратить внимания на этот эпизод. И вот вам, извольте, плюются весь фильм.
Предвижу, что многие со мной не согласятся. Ну что ж, тогда они станут подобны не самому симпатичному персонажу «Сказки о Тройке»:
— Чего там «внимание», — заорал Хлебовводов. — Заплевал весь пол, как бандит, и смылся!
Кстати, позволю себе ещё раз привести цитату из письма Аркадия Стругацкого к брату: «И в вине была масса дохлых мух». Румата несколько раз демонстративно достаёт из бокала отвратительного вида насекомых. Чего вам нужно ещё? Какого приближения к тексту?
Последний выстрел по Парижу
Претензия третья. Самая, пожалуй, важная. «Цельного впечатления от фильма нет. Есть гениальный набор кадров, если считать кадром время от включения до отключения камеры. Картина разваливается. Но сами кадры очень насыщенные. Пожалуй, даже слишком».
Тут уж кому как. Лично для меня фильм цельный. Связан он, возможно, и не совсем типично для Германа. Возможно, даже топорно. Но связан. Чем — в следующей главе.
А пока — про перенасыщенность. Да. Есть. И от этого поначалу устаёшь. Но потом каким-то странным образом перестаёшь это замечать. Как перестаёшь замечать «плоть и кровь».
Знаете, у Ильи Репина есть полотно «Пушкин на лицейском экзамене». Там, где молодой Александр Сергеевич читает стихи перед комиссией, а «старик Державин», сходя в гроб, его практически благословляет.
Эстеты Серебряного века плевались. Дескать, перенасыщена картина. И Державин у них был «глухой восторженный кретин». И Пушкин — «молодой восторженный дурак». И всё не то, и всё не так.
А смысл, мне кажется, в другом.
Репин, судя по его воспоминаниям, явно хотел передать мощную экспрессию. Трепет. Волнение. Восторг. Но действовал заведомо негодными, академическими методами. Поскольку считал тех же импрессионистов жуликами, а их приёмы — мазнёй. Вот и получилось то, что получилось. С одной стороны — почти неудача. С другой — попытка прорыва за флажки засчитывается.
Что хотел передать Герман — бог весть. Возможно, он хотел поломать жанр художественного фильма как таковой. Об коленку. Хрясь — и пополам. Возможно, создать что-то доселе невиданное. Но, как и Репин, действовал заведомо негодными средствами. Либо по ходу дела пытался сделать их годными. В конце концов, почти 15 лет съёмок позволяют задуматься кое о чём подобном. Есть принцип алхимиков, тоже, кстати, вполне средневековый: «В ограничении средств познаётся мастер». Что же имеем на выходе?
С одной стороны — весь этот шквал претензий. С другой — впечатляющая попытка прорыва за флажки. Семь озорных шагов за горизонт. Засчитывается, причём с восторгом.
Мается, мается, то грешит, то кается
А вот теперь — как и обещано, почему лично для меня фильм кажется цельным. Более того — не просто цельным, а внятным, легко читаемым предсмертным посланием Алексея Германа. И не просто посланием, а посланием покаянным.
Музыкальная тема в начале и в финале. Помните, как слуги дона Руматы затыкают уши, когда их благородный хозяин достаёт странную дуделку, напоминающую удивительно ублюдочный гибрид кларнета и саксофона, выполненный из дерева, рога и кости?
И играет на нём некую джазовую тему. Сначала мне показалось, что это изнасилованный Чарли Паркер. Потом я подучил матчасть и понял, что не сильно ошибся. Композитор фильма, большой любитель джаза Виктор Лебедев, сказал: «Что-то в духе Дюка Эллингтона».
Джазовая эпоха. Ребята джазовой эпохи. Режиссёр — 1938 года рождения. Композитор — 1935 года рождения. Один из писателей — 1933 года рождения. Им было лет по 20-25 как раз тогда, когда считалось, что настоящий «свой парень» просто обязан любить джаз.
— Мы решили населить Мир Полудня теми людьми, которые уже есть сейчас. Которые уже годятся для коммунизма.
Так говорил Борис Стругацкий. И Антон, он же благородный дон Румата Эсторский, главный герой фильма, как раз из этих самых ребят. Плоть от плоти, кровь от крови. Джаз. И все благоглупости, связанные с поколением этого самого джаза.
Ребята, которые очень любили джаз, не очень любили страну, в которой живут. Некоторые считали её кровавой помойкой. Желали её конца. Кое-кто даже активно «раскачивал лодку».
И, как ни странно, «свершилось всё по слову их».
Вот только «кровавая помойка» по сравнению с тем, что стало, теперь кажется чем-то вполне респектабельным. А «то, что стало», рухнуло в такие кровавые и зловонные тартарары, что не во всяком кино увидишь.
Не во всяком.
Но Алексей Герман нам это кино показал.
И показал, чем кончаются забавы любителей джаза. Тех, кто хотел как лучше. Тех, кто «хотел странного».
Их мир явно стал хуже, чем был. Более того — им уже нравится играть по правилам этой зловонной параши. Их увозят на санях. Зимой. Финал по-своему абсолютный. Точное воспроизведение композиции картины Сурикова «Боярыня Морозова». И над всем этим — джаз.
По-моему, это покаяние. За себя — уж точно. И, кажется, за всё поколение тех, кто считал себя прогрессорами в «неритмичной стране». За это многое спишется в стране вечной охоты.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции