Многосерийный художественный телефильм Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» уже давно перешёл из разряда классики в разряд чего-то такого, что намертво вшито в наш культурный код.
Штирлиц стал героем анекдотов наряду с тем же Василием Чапаевым, и это ещё посмотреть надо, о ком их рассказывают больше. Мы частенько говорим фразами из этого фильма — во всяком случае, знаменитые «Штирлиц... А вас я попрошу остаться», «Запомните — никому верить нельзя. Мне — можно» и «Мы все под колпаком у Мюллера» вылетают из нас с завидным постоянством.
Да и вообще культовое кино разобрано буквально на молекулы. Чаще всего, конечно, встречаются любители поиска киноляпов — дескать, вся сантехника в фильме советская, а герои носят обручальное кольцо на правой руке, тогда как немцы всегда носили его на левой. Есть любители поиска исторической достоверности. Они самые въедливые и дотошные. Благодаря им все уже, наверное, оповещены о том, что СС, эта элитная организация Третьего Рейха, куда входил и русский разведчик Макс Отто фон Штирлиц, никак не могла весной 1945 года носить чёрную форму — к тому моменту почти все члены этой организации перешли на полевую форму цвета фельдграу, то есть серо-зелёную. А, ну да — фломастер, которым Штирлиц виртуозно рисует шаржи на высшую элиту нацистской Германии, тоже ни к селу, ни к городу — он появится только в 1960 году.
Смерть профессора
Штирлиц, конечно, в этом плане лидирует, что вполне естественно. Но ведь и второстепенные персонажи не обойдены вниманием. Скажем, профессор Вернер Плейшнер в исполнении Евгения Евстигнеева тоже удостоился анекдотов, выдержанных в фирменном стиле чёрного юмора: «Профессор Плейшнер уже пятый раз выбрасывался в окно. Яд всё не действовал». Имеется в виду самая, наверное, щемящая сцена в фильме, когда профессор, вторично придя на давно уже проваленную явку в городе Берн, в Швейцарии, внезапно понимает, что окружён агентами гестапо, и осознаёт, что только сам в этом виноват, после чего принимает цианид.
Виноват он был, прежде всего, вот в чём: «Пьяный воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку». Он расслабился в нейтральной Швейцарии и попросту забыл посмотреть на окно явочной квартиры. А ведь Штирлиц его предупреждал, что если на подоконнике вдруг окажется горшок с геранью, это значит, что явка провалена, и ходить туда ни в коем случае нельзя.
И вот тут самое время задать очень серьёзный вопрос. Нет, не создателям фильма. А самому Штирлицу, которого по-настоящему звали Всеволодом Владимировым — имя Максим Исаев было всего лишь его первым оперативным псевдонимом.
Вина Владимирова
Всеволод Владимирович! А вам не кажется, что смерть профессора лежит на вашей совести?
Дело в том, что такая система условных знаков, как оконная сигнализация, была в 1945 году днём даже не вчерашним, а позавчерашним. И это было лучше всех известно русским революционерам, которые ещё в конце XIX столетия убедились, что про окна в конспиративной игре следует крепко-накрепко забыть. Собственно, в брошюре «Задачи русских социал-демократов», изданной в 1898 году, Владимир Ленин предупреждал: «Правительство опутало уже заранее сетью своих агентов не только настоящие, но и возможные, вероятные очаги антиправительственных элементов. Правительство изобретает новые приемы, ставит новых провокаторов...»
Одним из этих новых приёмов было вот что. Узнав через агентов, внедрённых в революционные организации, про систему подачи сигналов о проваленных явках путём выставления каких-либо предметов на подоконник, жандармы применили простую тактику. За явочной квартирой устраивали многодневную слежку, обращая особое внимание на наличие или отсутствие занавесок, на их положение, и уж, конечно, на предметы, стоящие на подоконнике. И, когда вламывались в явочную квартиру, первое, что делали — запрещали кому бы то ни было приближаться к окну. А если всё-таки замечали хоть малейшие перестановки, возвращали всё в первоначальный вид. И устраивали засаду. На этом погорели очень и очень многие, так что уже к революции 1905-1907 годов такой ерундой, как оконная сигнализация, не пользовался почти никто. А уж большевики — точно. Тут постарался Ленин, который на II Съезде РСДРП 1903 года поставил вопросы: «Слежение за шпионами. Борьба со шпионами и провокаторами. Формы её, бывшие и желательные». Впоследствии методы, разработанные в том числе и Лениным, легли в основу методов ВЧК. А ведь структура, где служил Всеволод Владимиров, в момент своего рождения 20 декабря 1920 года называлась Иностранным отделом при НКВД РСФСР.
Мог ли полковник Владимиров, он же Макс Отто фон Штирлиц, забыть азы? Теоретически он мог о них даже не знать, поскольку занимался оперативной работой с 1919 года. Но вот своего отца он вряд ли забыл. А его отец, между прочим, был привлечён к делу социал-демократии не кем-нибудь, а самим Георгием Плехановым. Да и потом он был, что называется, в центре циклона — вместе с сыном жил в эмиграции, в том же Берне, был знаком с Лениным... В общем, маленький Сева, будущий Штирлиц, должен был всё это дело знать не смолоду, а буквально с пелёнок, поскольку рос в окружении самых матёрых подпольщиков. Так что профессор Плейшнер не виноват ни в чём. Если бы даже воздух свободы не сыграл с ним злую шутку, и он посмотрел бы на окно, это ни к чему бы не привело. Немецкие агенты гестапо 1945 года были вряд ли глупее русских жандармов 1905 года, и о всяких фокусах с окошками знали отлично. Профессор был обречён по определению.
