В прокат выходит фильм Николая Лебедева «Нюрнберг» — вольная экранизация книги Александра Звягинцева «На веки вечные». На фоне суда над главными нацистскими преступниками, который начался в Нюрнберге в ноябре 1946 года, капитан-переводчик Игорь Волгин (Сергей Кемпо) ищет своего брата, пропавшего без вести во время войны. Ему помогает угнанная на работы в Германию Лена (Любовь Аксенова), а поиски выводят Игоря на уцелевших гитлеровцев, которые пытаются сорвать работу Международного трибунала. В ролях также заняты Евгений Миронов, Сергей Безруков, Алексей Бардуков, Игорь Петренко, Вольфганг Черни и другие актеры.
Накануне премьеры Николай Лебедев рассказал aif.ru о работе над фильмом, о том, почему мало кинокартин о Нюрнбергском процессе, о личном отношении к этой истории и о том, почему его отец стал военным, а не врачом.
Игорь Карев, aif.ru: Николай, расскажите, как вы пришли на этот проект?
Николай Лебедев: Мне предлагали снять фильм про Нюрнберг в 2015 году, но тогда я занимался «Экипажем», и мне, конечно, было ни до чего. Год спустя проект вновь возник на горизонте, и я некоторое время обдумывал возможности работы над ним, однако в конце концов переключился на другой замысел. А третий раз меня позвали на него в 2019-м, и тогда всё началось уже всерьез — я год писал сценарий, затем готовил картину, а затем и снимал. Но такой многоступенчатый процесс — норма для кино. Любой кинопроект — это же всегда несколько лет жизни, в него нельзя «впрыгнуть» случайно и легкомысленно, нужно врасти корнями в историю, прожить её, чтобы передать свои эмоции на экран.
— А почему в качестве литературной основы выбран именно роман Александра Звягинцева?
— Эта идея была с самого начала — мне предложили экранизировать этот роман. Но при написании сценария я использовал и его, и другие документальные произведения Александра Григорьевича, который опубликовал множество редких материалов по Нюрнбергскому процессу. Хотя источников, конечно, было больше — хроники Бориса Полевого, который был корреспондентом на процессе, воспоминания Аркадия Полторака, главы секретариата советской делегации в Нюрнберге. Читал и западные книги — в частности, беседы с заключенными психиатра Леона Голденсона. И, разумеется, протоколы Нюрнбергского процесса.
— Что из прочитанного произвело на вас наибольшее впечатление?
— Знаете, на меня всё производило сильное впечатление, поскольку я жил этим проектом, он меня очень волновал. Но я не скажу, что я что-то открыл для себя, потому что был знаком с темой войны и с теми страшными последствиями, которые она принесла, с её влиянием на судьбы людей. Но я вновь обратил внимание на то, как союзники смогли, несмотря на противоречия, объединиться для того, чтобы совершить правосудие, и держались вместе до самого завершения процесса. Ведь за тот год многое изменилось в мировой атмосфере: началась холодная война, прозвучала Фултонская речь Черчилля. И были силы, которые надеялись на то, что процесс развалится. Но этого не произошло, потому что, как мне кажется, здоровое начало в человеческой природе всё равно всегда сильнее.
— На ваш взгляд, каким получился «Нюрнберг» — это фильм о Нюрнбергском процессе, драма о войне после войны или что-то ещё?
— Нет, речь не шла о том, чтобы рассказать об итогах Нюрнберга, потому что игровое кино имеет другие задачи. Документальный фильм излагает факты, делает это абсолютно жёстко, по той канве, как это происходило. А игровое кино работает с образами, а не фактами, с эмоцией, а не с информацией. И мне было важно показать отдельного человека и людей, которые оказались на пороге мира после войны. Показать, что они, выйдя из такой глобальной катастрофы, как Вторая мировая война, смогли сохранить в себе веру в человечество после полного крушения всех идеалов, выстоять и двигаться вперёд — и вновь возрождать эти идеалы. Нюрнбергский процесс — это своего рода терапия человечества, попытка осмыслить произошедшую гигантскую трагедию, попытка сделать так, чтобы эта трагедия не повторилась. И, на мой взгляд, успешная попытка. Поэтому я делал фильм не о самом процессе, а рассказывал историю человека, который оказывается свидетелем, участником процесса, и показывал процесс его глазами, через его эмоции. Главный герой ищет брата, пропавшего в годы войны, но это также и история поиска себя самого, того, каким был этот человек до войны, история возвращения к жизни после войны. Это история про изживание войны и про воскрешение человека и человечества. Война же не заканчивается по щелчку.
— Николай, как вы думаете, почему мировой кинематограф как-то сторонится Нюрнбергского процесса? В США был фильм Сидни Люмета, но он про один из малых трибуналов, был одноименный сериал. И всё, да и у нас эта тема не поднималась...
— Нюрнберг — это очень сложная тема, проблематичная для воплощения на экране. В Америке к ней изредка обращались, но из-за общего интереса к юридическим фильмам. Поэтому и перед нами стояла сложная задача — нужно было сохранить документальность происходящего на процессе и одновременно создать историю, которая была бы близка многим людям. И, мне кажется, у нас получилась не инсценировка Нюрнбергского процесса, а именно художественный фильм, в котором будет рассказана человеческая история, происходящая на фоне Нюрнбергского процесса. Я на этот проект и согласился потому, что история Нюрнберга перекликается с моей личной историей, историей моей семьи. Мой отец, который пережил войну ещё ребенком, очень интересовался этой темой, он много лет искал могилу старшего брата, который погиб где-то в Австрии. Я помню книжные полки у нас дома, заполненные собранной отцом военной литературой, мемуарами, исследованиями, помню большой двухтомник «Нюрнбергский процесс» — в нем были фотографии, которые у нас в то время не публиковали. На этих старых черно-белых снимках я видел концлагеря, горы трупов, они впечатались мне в память, это было очень страшно — мне было 7-8 лет, но я помню те эмоции, и они вновь ожили во мне, когда я занялся этим фильмом.
— Ваш отец был военным...
— Он собирался стать врачом, но его судьбу изломала война. В год Победы ему было 14 лет — он остался один, осталась только бабушка, приемная мать, и отец попал в Суворовское училище, пошел в пограничники. А так наша семья со стороны отца — это потомственные врачи, которые из поколения в поколение жили и работали в Рязани и в Рязанской губернии. Они были почетными гражданами города, людьми, которые лечили людей. Моего деда, правда, время сделало военным врачом, он был приписан к пограничному отряду и погиб в 1942 году под Харьковом в том страшном котле. Его звали Николай Лебедев, и ему было всего 40 лет. А дяде, могилу которого искал отец, было 19 — и его тоже звали Николай. Меня назвали в память о них. А я в их память назвал героев фильма — главного героя зовут Игорь, как отца, и он ищет брата Николая.
— А ваш отец нашел ту могилу, которую искал?
— Нет, хотя отец очень тщательно собирал крупицы информации повсюду. В 1960-е годы он даже вырвался в Австрию, чтобы искать прямо там. Но только после его смерти мы с братом нашли более точные сведения — знаем и где погиб наш дядя, есть схема братской могилы, карта, и прочее, и прочее. Но захоронение в 1945-1946 годах перенесли наши похоронные команды, перенесли в Вену, на одно из воинских кладбищ. Куда — пока не можем найти, материал до сих пор закрыт.
— Николай, «Нюрнберг» — едва ли не последний кинопроект, который сделан в сотрудничестве с кинематографистами других стран. У вас снимались немецкие, австрийские актёры, вы работали в Чехии...
— Да, фильм трудной судьбы. В марте 2020-го мы должны были начать съемки в Чехии, но из-за пандемии всё отложили на год. Но это действительно большой интернациональный проект, мы работали в одной большой команде — специалисты из России, Германии, Великобритании, из США, Дании, Сербии, Болгарии, Польши. Наша группа, строго говоря, своим интернациональным составом представляла из себя некую маленькую модель Нюрнбергского процесса, где все жили и трудились сообща.
— А как воспринимали тему фильма актеры и сотрудники из других стран?
— Мне кажется, главный посыл фильма: зло, сколь бы могущественным оно ни было, всегда будет повержено, а добро возьмет верх, — был близок всем. Я снова открыл для себя, что если люди делают общее дело, в которое они верят, они понимают друг друга, даже если не знают языка. У нас не было конфликтов, было полное взаимопонимание. И подобралась очень сильная актерская команда — Сергей Кемпо, который может быть очень разным и всегда невероятно достоверным, прекрасные Любовь Аксенова, Вольфганг Черни, Маркус Кунце, Карстен Нёргор, Шарлотта Харвуд, Лаура Бах и многие другие. С оператором Иреком Хартовичем мы работаем вместе уже 20 лет, а художница Юлия Чарандаева создала весь вещественный мир этого фильма. И наши артисты, конечно — Сергей Безруков, Евгений Миронов, Алексей Бардуков, Игорь Петренко. Без них бы фильма не было.
— «Нюрнберг» стал последней работой в кино композитора Эдуарда Артемьева. Вы с ним сотрудничали и раньше. Можете сказать несколько слов о нем?
— Да, мы вместе сделали две картины — «Легенда № 17» и «Нюрнберг». Мы подружились, хотя, казалось бы: он выдающийся композитор, гений, я — человек из другого поколения и взглядов, не так уж много у нас общего. Но Артемьев — невероятный. То, с каким профессионализмом, с какой любовью он относился к работе — такому подходу стоит учиться и учиться. Его смерть, конечно, колоссальная потеря, и наш фильм посвящен и ему тоже, его памяти. В «Нюрнберг» он вложил очень много сил и эмоций, почти год работал над музыкой, успел закончить всю работу. Он приезжал и на запись с оркестром, и на сведение, все внимательно, тщательно контролировал. Я безмерно ему благодарен.
