Дети командира роты батальона «Спарта», легендарного донбасского ополченца Александра Аграновича (Матрос) сняли первый в мире сериал о спецоперации на Украине — «Мобилизация».
Aif.ru пообщался с Катей и Владимиром Агранович, для которых события последних девяти лет в ДНР — не просто сценарий, а жизнь, полная потерь и приобретений. О своем отношении к Украине, спецоперации и тем, кто ругает Россию из-за рубежа, они рассказали АиФ.ru.
Анна Сёмкина, aif.ru: — Ваша семейная история тесно переплетена с событиями последних девяти лет в Донбассе?
Владимир: — Максимально тесно.
Катя: — Папа — командир первой разведроты ПРБ «Спарта». Наш дядя погиб в 2022 году, снаряд прилетел под Авдеевкой, и его осколком изранило, и он не выжил, не смогли спасти.
— Что стало точкой невозврата для мужчин в Донбассе? Вот как вы считаете?
Владимир: — Одесса. Ну, папа и дядя всегда про Одессу говорят, говорили, сожжение людей. В Мариуполе тоже жестко было тогда, когда расстреливали.
Катя: — Просто всех пророссийских активистов убили, и все. Папа просто уехал. Да, уехал в ночь 2 мая в Краматорск, потом вступил в ополчение в нашем родном городе — Константиновке. Потом в начале июня дядя пропал. То есть он сразу не пошел в ополчение, он просто пропал, мы его увидели спустя неделю на фотографиях, там Павел Губарев отправляет добровольцев в Славянск, и дядя там стоит. И папа поехал за ним. Сначала вступил в один отряд, там попал в окружение под Николаевкой, вышел на какую-то дорогу, нес раненого друга, пулемет, видит — стоят военные. Понял, что наши. Говорит: «Кто тут из Константиновки?» И дядя вышел, и так они встретились просто на какой-то дороге под Славянском. Это все описано у Вовчика в книжке, называется «По прозвищу Матрос».
— После «Минских соглашений», на ваш взгляд — людей, живших там, — стало меньше обстрелов?
Владимир: — Суть в том, что все говорят, что Россия напала, но никто не говорит, что учения России и стягивание войск вдоль Украины — это была ответная мера на стягивание украинских войск вдоль Донецкой Народной и Луганской Народной Республик. Это была реакция, а не первый шаг.
Причем это второй случай был. Похожие учения, если, может, вы слышали, в 2021 году происходили. И была реакция на то, что начали резко собирать резервистов украинских и стягивать прямо десятки тысяч войск вдоль границы ЛНР и ДНР. И Россия тогда, ну, в ответ стянула. То есть это было предостережение в случае нападения Украины. И это была реакция. Почему-то для среднестатистического, да, россиянина, вот он жил, была Украина и Россия, потом — раз, Россия и нападает на Украину. Ну, ведь это не вся картина мира.
Катя: — Тут, наверное, вопрос, не знаю, к какой-то информационной политике и так далее, почему у нас формируются такие означающие, которые как бы определяют ожидания людей. Надо учитывать, что мы не одни в мире, это не конфликт России с Украиной, это вообще, можно сказать, война за то, что будет в Европе в ближайшие 20 лет, потому что суть была в том, чтобы спровоцировать Россию на военный конфликт. Зачем? Чтобы ввести санкций еще больше, чтобы остановить развитие «Северного потока-2», в итоге его просто подорвали, да, потому что Европа не хотела отказываться от этого проекта, потому что иначе придется покупать дорогой американский газ. Все войны с конца 19 века — это войны за ресурсы, поэтому очень плохо, конечно, что люди становятся жертвами этого, но пока что другой парадигмы мировой у нас не предвидится. И мы как бы все, так или иначе, просто случайные участники этих обстоятельств. Так что тут, как сказать, красивыми обещаниями устлана дорога в ад. И когда тебе говорят, что вот бедная Украина, при этом пусть умрет все это донбасское быдло, при этом, ой, что они сейчас там говорят? «Ой, как хорошо, что взорвали Владлена Татарского». Ну и что, что там 40 человек пострадало, типа они же ватное быдло, они же пришли его слушать. А то, что там был ребенок несовершеннолетний? Ну, ничего страшного, больше русни умрет. И это пишут выходцы из России. То есть эмигранты, которые белые и пушистые, которые говорят, что они такие, есть бедная Украина, ей помогают, но главное, что эти эмигранты, они сами не понимают, что они Украине на фиг не нужны. Больше москалей погибнет! Ну, то есть логика такая. Они же про Трепову уже пишут: ну и дура, ее развели, она сейчас тоже будет сидеть в тюрьме. Какой итог?
Они все хотят, чтобы их там полюбили, чтобы им дали какие-то гранты. Так они никому не нужны. Это печально. Это, на самом деле, очень страшно.
Я не пойму, где здесь случился слом. Конечно же, это все последствия, да, 91-го года.
Владимир: — И возвращаясь еще к тому тезису про погибших, живя там все эти восемь лет, я не видел мирного разрешения этой ситуации. Огромное количество, так назовем их, упоротых украинцев, которые считают, что Донбасс — это Украина. Даже если какая-то часть сказала бы — да пусть живут сами, эти донбасские, те так не скажут, они потом и Крым тоже захотят забрать после Донбасса. И вот стоит до 22 февраля 15-тысячная группировка ДНР, да, всего лишь, до мобилизации. Напротив нее 100-тысячная группировка Украины, уже нафаршированная техникой НАТО. Говорят: «Надо было России дождаться, пока Украина первая нападет, и тогда бы она не была агрессором». Некоторые районы Донецка, они были фронтовыми. То есть стояли оборонительные сооружения прям вот там на окраине Петровского района, на окраине там Широкого, да, ну, это все было рядом. То есть при наступлении 100-тысячной группировки на 15-тысячную нужно отступать на несколько городов назад, чтобы обороняться.
Я уверен и убежден, что Россия просто буквально на пару дней раньше начала то, что хотела начать Украина. И вот начинает Украина. Причем она же не считает Донбасс, как бы самих жителей, жителями Украины. Это сепары. И, получается, дают Украине первой наступить, Донецк в ближайшую неделю ровняют с землей, да, делают то, что произошло с Мариуполем, только еще хуже, и это сразу десятки тысяч погибших. И при этом при всем в каком положении для самих русских оказывается Россия, которая дала такому случиться? И для самих жителей ДНР как тогда выглядит Россия? То есть это предательство! И вот мы уже обороняемся где-то в Торезе, да, это 100 км от Донецка. И это я только про Донецк рассказал. И то же самое, фронт под Луганском стоял. И идет жестокая бойня, в которой просто численно невозможно противостоять такой силе. И это просто было спасение, на самом деле, то есть Путин же не раз говорил: все сделано правильно, могло быть только лишь хуже, то есть лучше никак не могло быть. Если бы можно было как-то договориться, об этом бы договорились. К сожалению, то, что происходит, это единственный возможный вариант, и слава Богу, он именно такой, а не как бы могло быть, если бы не началась спецоперация.
— А как вы все-таки относитесь к своим ровесникам, соотечественникам, и вообще всем ребятам молодым, которые все-таки предпочли уехать?
Катя: — Нормально, я их понимаю. У меня много было друзей, ну как бы я в Москве, получается, с 17-го года, у меня много друзей из креативных индустрий, там, какие-то дизайнеры, модели. И многие уехали. К ним я отношусь нормально. Это их жизнь, это их право, и в современном мире это абсолютно нормально. Но когда они начинают как бы играть в кровожадность, ну то есть когда они говорят: да, убейте, или там оправдывают убийства, это немыслимо для меня! Потому что даже сейчас никто не оправдывает убийства, то, что умирают мирные жители на Украине, и никто не говорит: о, пусть их умрет побольше. Но почему-то вот россияне уехавшие некоторые это заявляют: о, пусть умрет больше быдла. Я не понимаю этого.
— Были ли мысли отсидеться? Не говорить, не производить патриотический контент?
Владимир: — Начиная где-то года с пятнадцатого как будто вообще жизнь бессмысленная была. Ты живешь в материальном мире, что-то делаешь там, какие-то себе цели ставишь, достигаешь их, но это все не имело какого-то глобального смысла. И тут начинается СВО, и я помню, я 24 февраля утром проснулся абсолютно счастливым человеком. Потому что да, конечно, меня ужаснуло то, что горит все, Украина, но явная мысль была: ну наконец-то что-то начало происходить, наконец-то мы к чему-то идем, наконец-то Россия решилась снова стать великой, скажем так. Я на это так смотрю.
Катя: — Это реакция многих людей в Донбассе, потому что уже очень много лет было чувство, что нас забыли. Честно говоря, вот я когда переехала в Москву, я только через три месяца поняла, живя в Москве, что там реально что-то не так. И вот какая-то прямо темнота, как будто облако какое-то спустилось темное, да? Почему, люди чего-то хотели искренне, да, а их забыли, и они живут...
Владимир: — Вот вы говорите, отсидеться.
Я наконец-то жить только начал, я как будто проснулся 24 февраля, и наконец-то все встало на свои места, наконец-то мы к чему-то идем. И как можно отсидеться, если сейчас твоя страна, вот все русское, что есть в тебе, сейчас находится в историческом моменте, и ты на гребне волны этого исторического события, потому что ты в самом центре этих боев? И ты еще можешь каким-то образом помогать, даже снимая сериал.
Сериал — это ведь тоже оружие в сторону Украины, потому что у них нет сериалов, они в период СВО не сняли ничего, а мы уже сняли.
— Как пришла идея снять именно сериал, еще и о спецоперации, еще и в то время, когда она идет?
Владимир: — Это как шутка начиналось. Мы с товарищем Лешей обсуждали: вот представь, тебя поймали, ну, комендачи, военная комендатура, и ты как бы отмазываешься, они говорят: «Ну, хорошо, мы тебя отпустим, но ты вместо себя должен двух других привести». Суть главного героя в том, что он устал жить в непризнанной стране, в которой у него нет возможности развиваться, и он хочет уехать. Вот. Собственно, он потерял какие-то ноты патриотизма за 8 лет в себе, будучи патриотичным в 2014–2015 годах. И вот перед самым началом, когда он хочет уехать, объявляют эвакуацию, мобилизацию, границы для мужчин закрыты, и он выехать не может, когда уже собрался и его ждут там.
Фактически это сериал о том, что если ты правильно воспитан, то выбора у тебя нет как бы. Вот и все. То есть нет альтернативы. То есть ты должен остаться, и все. То есть ты должен быть со своей страной, со своим народом в сложную для страны минуту.
— Как работала группа, это все происходило во время обстрелов?
Владимир: — На самом деле, нам повезло. То есть в момент, когда мы где-то что-то снимали, конкретно по нам прилетов не было. Было так, что вот нам нужно снимать в одной локации, и, например, мы отснялись сегодня, а завтра в это же время прилетело туда. Один раз было так, что там за несколько дней до нашей съемки прилетело, но мы рискнули, поехали, отсняли. То есть конкретно по нам прилетов не было, но во время съемки было точно две сцены, когда герой куда-то следует и слышатся на фоне выходы снарядов или прилеты, и актер Ваня Бессмолый не терялся, он просто на них реагировал, как бы отреагировал его персонаж.
— У вас, я так понимаю, нет и среди актеров какого-то известного, да?
Владимир: — Шли переговоры с Антоном Шагиным, очень хотелось его позвать. Во-первых, это, наверное, единственный актер, именно молодой, поддержавший СВО. Да, мы знаем, что Машков поддержал и другие, но это постарше люди. У нас персонаж молодой, и мы очень хотели на одну из ролей Шагина позвать, но у него экстренные вводы, репетиции в театре, спектакли.
Катя: — И хорошо. То есть получился проект такой, капсула, да, то есть все из ДНР, снято в ДНР, актеры, команда, все там, на другом сыграли.
Новая донбасская искренность, я считаю!
— Где можно посмотреть сериал?
— Мы показываем его в телеграм-канале («Катруся» — прим. редакции). Конечно, мы опубликуем на Rutube, в VK и так далее.
— А если успех будет, вы предполагаете, что там второй сезон, третий сезон?
Катя: — В фильм перемонтировать.
Владимир: — Как минимум, ближайшая задача.
