Английский писатель-юморист Джером Клапка Джером родился 2 мая 1859 года в небогатой семье торговца скобяными изделиями. Мальчик мечтал стать литератором или политиком, но смерть родителей изменила его планы. В 13 лет будущий писатель был вынужден прервать обучение и, чтобы заработать себе на жизнь, отправился собирать уголь, валяющийся вдоль железнодорожных путей. Однако юноша не хотел всю жизнь оставаться чернорабочим, в 17 лет он начал пробовать себя в актёрской профессии, затем писал эссе, работал журналистом, учителем, упаковщиком, секретарём адвоката. И, наконец, в 1885 году Джерому улыбнулась удача: была опубликована его юмористическая новелла «На сцене и за сценой». А ещё через три года юный автор написал книгу, изменившую его жизнь.
«Трое в лодке, не считая собаки» — юмористическая повесть о друзьях, отправившихся в путешествие по Темзе и её окрестностям, сразу принесла славу её создателю. Популярность произведения была настолько велика, что в последующий после его публикации год количество зарегистрированных на английской реке лодок возросло на пятьдесят процентов. Всеобщее признание и большие гонорары от продажи книги позволили Джерому полностью посвятить себя литературному творчеству, но за оставшиеся сорок лет жизни он так и не создал произведения, сумевшего повторить успех повести «Трое в лодке, не считая собаки».
Интересно, что Джером изначально не планировал писать смешную книгу, он задумывал «Повесть о Темзе» как путеводитель, в котором собирался осветить историю речки и её ландшафт. Однако, издатель заставил Джерома придумать другой заголовок и вычеркнул почти все скучные куски, оставив в тексте лишь смешные истории. Молодой автор последовал совету опытного редактора, сосредоточившись на юмористическом жанре, и уже летом 1888 года в журнале «Домашние куранты» вышла первая глава повести «Трое в лодке, не считая собаки».
Известно, что у всех главных героев произведения есть реальные прототипы. Это сам Джером (в книге рассказчик Джей) и его друзья, с которыми он часто катался на лодке: Джордж Уингрейв, ставший позднее главным менеджером в банке, и Карл Хентшел, основавший в Лондоне своё печатное дело. Четвёртый путешественник — пёс Монморанси — персонаж вымышленный, но и он позже стал реальным: собака была подарена писателю в Санкт-Петербурге через много лет после выхода книги. В России произведение Джерома всегда пользовалось не меньшей популярностью, чем в Англии. АиФ.ru публикует отрывок из повести «Трое в лодке, не считая собаки».
* * *
Багажа оказалось изрядное количество, когда мы все сложили в кучу. Во-первых, большой саквояж и маленький ручной сак, потом обе корзины, большой сверток с пледами и штуки четыре или пять пальто и непромокаемых плащей, и несколько зонтиков, а кроме того, дыня, отдельно в мешке, потому что она оказалась чересчур громоздкой, чтобы где-либо поместиться, да фунта два винограда в другом мешке, да японский бумажный зонтик, да сковорода, которую мы для скорости не стали упаковывать, а просто завернули в оберточную бумагу.
Ворох оказался внушительный, и нам с Гаррисом стало немножко совестно, хотя вовсе не вижу, чего в этом стыдного. Извозчики все не показывались, но взамен их появились уличные мальчишки, которые, очевидно, заинтересовались зрелищем и стали останавливаться.
Первым явился мальчик от Биггса. Биггс — наш зеленщик. Главный его талант заключается в найме наиболее отпетых и беспринципных рассыльных, когда-либо произведенных цивилизацией. Коль скоро в околотке всплывает что-либо особо гнусное в области мальчишеских подвигов, мы знаем наверняка, что это дело рук последнего биггсовского мальчика. Мне рассказывали, что во время убийства на Грэйт-Корам-стрит наша улица тотчас же заключила, что в нем замешан биггсовский мальчик (очередной), и плохо бы ему пришлось, если бы не удалось дать удовлетворительного ответа на допрос, встретивший его на следующее утро после убийства в 19-м номере, куда он явился за заказом (причем в допросе помогал номер 21-й, случайно оказавшийся тут же у подъезда), в результате он доказал полное алиби. Я не знавал тогдашнего биггсовского мальчика, но, основываясь на позднейшем моем знакомстве с ними, лично не приписал бы этому алиби большого значения.
Как я уже говорил, из-за угла появился биггсовский мальчик. Он, очевидно, бежал и запыхался, когда впервые предстал перед нами, но, завидев Гарриса, и меня, и Монморанси, и вещи, замедлил шаг и выпучил глаза. Гаррис и я сделали сердитое лицо. Более впечатлительная натура могла бы оскорбиться, но биггсовские мальчики, вообще говоря, не отличаются щекотливостью. Не доходя одного ярда до нашего подъезда, он остановился как вкопанный, прислонился к решетке и, выбрав подходящую соломинку для жеванья, воззрился на нас. Явно было, что он хочет просмотреть комедию до конца.
Минуту спустя по другой стороне улицы прошел мальчик из бакалейной лавки. Биггсовский мальчик окликнул его:
Мальчик из бакалейной лавки перешел улицу и занял позицию по ту сторону подъезда. Затем остановился юный джентльмен из сапожного магазина, присоединившийся к биггсовскому мальчику, в то время как заведующий пустыми кружками в заведении «Голубых столбов» занял независимую позицию около тумбы.
— С голоду не помрут? А? — заметил джентльмен из сапожного магазина.
— И ты бы захватил кусок-другой,- возразил "Голубые столбы«,- если бы собирался переплыть Атлантический океан на маленькой лодочке.
— Они не Атлантический океан будут переплывать,- вставил биггсовский мальчик,- они отправляются разыскивать Стэнли.
К этому времени собралась уже целая маленькая толпа, и люди спрашивали друг друга, что случилось. Одна пара (наиболее юные и легкомысленные члены толпы) утверждала, что это свадьба, и наметила Гарриса женихом, тогда как более пожилая и вдумчивая часть была склонна думать, что происходят похороны и что я, вероятно, брат покойника.
Наконец подвернулся свободный кэбмен (в обычное время и когда они вам не нужны, их по этой улице проезжает по три штуки в минуту, причем они торчат у вас над душой и не дают вам прохода); мы втиснулись в него вместе со своими пожитками и, спугнув пару приятелей Монморанси, очевидно, поклявшихся никогда не расставаться с ним, укатили, сопровождаемые приветственными криками толпы, причем биггсовский мальчик швырнул нам вслед морковь на счастье.
Мы прибыли на вокзал Ватерлоо в одиннадцать часов и спросили, откуда отходит поезд в одиннадцать пять.
Никто, разумеется, не знал; на вокзале Ватерлоо никто никогда не знает, откуда отойдет поезд или куда он отправится, когда отойдет, ни вообще ничего, что касается поездов. Носильщик, взявший наши вещи, полагал, что он отойдет с платформы № 2, тогда как другой носильщик, с которым он обсуждал вопрос, слыхал, будто поезд отбудет с платформы № 1. С другой стороны, начальник станции был убежден, что поезд отходит от пригородной платформы.
Чтобы положить конец недоумению, мы поднялись наверх и спросили инспектора движения, и он сказал нам, что только что встретил человека, сказавшего, что видел поезд на платформе № 3. Мы отправились на платформу № 3, но тамошнее начальство объявило, что, по их мнению, этот поезд должен скорее быть саутгемптонским экспрессом либо виндзорским окружным. В одном они были уверены, что это не кингстонский поезд, хотя и не сумели сказать, почему они в этом уверены.
Тогда наш носильщик заявил, что поезд, может быть, находится на верхней платформе: ему сдается, что он знает этот поезд. Мы, следовательно, отправились на верхнюю платформу, обратились к машинисту и спросили его, едет ли он в Кингстон. Он отвечал, что наверняка сказать, разумеется, не может, но, должно быть, это так. Во всяком случае, если он — не 11:05 в Кингстоне, то почти наверное 9:32 в Вирджиния-Уотер, или же десятичасовой экспресс на остров Уайт, или вообще что-нибудь в этом направлении, и что мы все узнаем, когда приедем на место. Мы сунули полкроны ему в руку и попросили его отбыть 11:05 в Кингстон.
— Никто никогда не узнает на этой линии,- сказали мы, — что вы такое или куда идете. Дорогу вы знаете, ускользните втихомолку и отправляйтесь в Кингстон.
— Право, не знаю, господа,- сказал благородный малый,- полагаю, что какому-нибудь поезду да надо пробраться в Кингстон, и я спроворю дело. Давайте сюда полкроны.
Так мы попали в Кингстон по Лондонской и Юго-Западной дороге.
Впоследствии мы узнали, что доставивший нас поезд в действительности был эксетерским почтовым и что на вокзале Ватерлоо потратили целые часы, разыскивая его, и никто не знал, куда он подевался.
Наша лодка дожидалась нас в Кингстоне, как раз под мостом, к ней мы направили путь, разложили багаж и устроились сами.
— Все в порядке, сударь? — спросил лодочник.
— Порядок,- отозвались мы.
Гаррис сел на веслах, я на руле, Монморанси, горестный, глубоко подозрительный, на корме, и мы пустились по волнам, долженствовавшим в продолжение двух недель служить нам домашним очагом.
Отрывок из повести Джерома Клапка Джерома «Трое в лодке, не считая собаки».
