155 лет назад, 23 ноября 1869 года, на бумагу легли слова, которым будет суждено до неузнаваемости изменить культурное поле России и в значительной мере способствовать развитию национальной идентичности.
«Все мы, здесь подписавшиеся, сошлись на одной мысли о пользе выставки, где распорядителями были бы сами авторы выставляемых картин, на свой страх и свою выгоду».
«Здесь подписавшиеся» – шесть московских художников – Василий Перов, Лев Каменев, Алексей Саврасов, Владимир Шервуд, Илларион Прянишников, Григорий Мясоедов. Они во главе с Мясоедовым решили объединиться со столичными коллегами и предложить им новый формат сотрудничества. Который, если честно, проходил на грани фола, поскольку подрывал госмонополию на изобразительное искусство. Создание Товарищества передвижных художественных выставок у нас долгое время описывалось как переворот исключительно в живописи – дескать, вместо перепевов западного искусства «демократически настроенные художники» выдали некий «критический реализм», показавший «правду жизни». Как это часто бывает, следствие здесь перепутано с причиной. Причина и главная цель была в том, чтобы разорвать порочный круг, в котором мыкались художники. Состоял он в том, что вся художественная жизнь страны была, по сути, замкнута на Императорскую Академию художеств. Ей же принадлежала единственная выставочная площадка. Монополист диктовал свои жёсткие правила – требования их поменять приравнивались чуть ли не к бунту.
«Товар» перевозится
Однако законами и реалиями тех лет прямо поощрялось создание торговых и промышленных товариществ – правительство Александра II было заинтересовано в частной инициативе, которая должна была оживить экономику путём здоровой конкуренции. Именно поэтому для нового объединения художников был избран формат товарищества, целью которого было извлечение прибыли, а средством – «всякого рода полезные и общему благу непротивные по торговле, по застрахованию, по перевозкам и вообще по какой бы то ни было промышленности».
Сравним этот фрагмент статьи из «Свода гражданских законов» с проектом, который предложил Мясоедов: «Основание Товарищества подвижной выставки имеет целью: доставление обитателям провинций возможности следить за успехами русского искусства. Этим путём Товарищество, стараясь расширить круг любителей искусства, откроет новые пути для сбыта художественных произведений». Попадание стопроцентное. Товар в виде картин производится? Да. Перевозится? Да. Штука эта «общему благу непротивная»? Нет, конечно. Но главное – это не витание в облаках, а предприятие, нацеленное на извлечение прибыли. Чистая коммерция, никакого бунта и революции. Кстати, передвижники коммерции не стеснялись и не кричали о каком-то там «чистом искусстве», которое, дескать, вне рынка. Вот слова участника первой передвижной выставки Василия Перова, образцового «печальника горя народного», как его иной раз представляют: «Мясоедов совершенно справедливо сказал: «Отчего сами художники не собирают доходов со своих трудов?» Многим понравилась мысль его, и составилось Товарищество. Никаких же гуманных иллюзий и патриотических чувств совсем и не было: они бы вытекали сами собой из простого действия Товарищества». Золотые слова. Но была реальная возможность, что проект «не взлетит», поскольку вроде как нет целевой аудитории.
Чистого барыша – 23 процента на рубль
«Спрос определяет предложение» – это аксиома экономики. Здесь всё шло от обратного: будет предложение, может, появится и спрос. Дело было рискованным. И потому первая передвижная выставка шарахнула сразу из всех стволов, выдав широчайший ассортимент произведений высочайшего уровня. Пейзаж? Вот Алексей Саврасов и «Грачи прилетели». Портрет? Извольте – самый модный драматург того времени Александр Островский кисти Василия Перова. Историческое полотно? Николай Ге с картиной «Пётр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе». Бытовой жанр? Снова Перов со своими «Охотниками на привале»…
Успех был феноменальным. Первая выставка длилась 11 месяцев, посетив главные русские города – Петербург, Москву, Харьков и Киев, – в общей сложности посмотреть картины пришли более 30 тыс. человек, что по тем временам невероятно. Но ещё более невероятным был успех коммерческий, что доказывает отчёт Товарищества: «Художественных произведений было выставлено на сумму 29 690 руб. серебром, из них продано на 22 910 руб., не считая фотографий, проданных на 824 руб. 50 коп., рисунков на 91 руб. и гравюр крепкой водкой на 45 руб.». Обратим внимание – художники, продавшие свои картины, озолотились. А что же остальные, у кого не купили ничего? Они тоже не были обижены. Во-первых, 5% с каждой проданной картины шло в фонд Товарищества. Во-вторых, билеты тоже продавались, что принесло доход 4387 руб. 45 коп. И он «был распределён между экспонентами согласно уставу». О коммерческом успехе предприятия писал и художник Иван Крамской: «Выставка дала чистого барыша, который выдаётся теперь, 23 процента на рубль». Прибыль, конечно, не 300%, как при строительстве железных дорог, но тоже очень неплохая, учитывая дебют.
Не богема, а деловые люди
Однако главное состояло в другом. Во-первых, художники, которые ещё вчера почитались за богему и пьянь, неожиданно превратились в деловых людей, став в некотором смысле ровней предпринимателям. Во-вторых, их стартап создал тот самый рынок – русские сюжеты оказались понятны и нужны тем, кто готов был платить за картины. А те, кому полотна были не по карману, могли купить билеты, ощутить причастность к высокому и ждать следующей выставки. Возникали интерес и потребность в искусстве, причём в искусстве новом, современном, актуальном. Между прочим, это педалировали и сами передвижники, не делая секрета из своих правил: «Картины, долженствующие составить выставку, должны быть написаны для неё». То есть всякий раз – новые полотна. Художник, не представивший к следующей выставке картины с пылу с жару, автоматически исключается из товарищества. Жёстко? Да. Но именно так создаётся рынок – за счёт дерзости и новизны, за счёт постоянного удерживания взятой планки и подогревания интереса к своей продукции…
Итог, в общем, известен – последняя треть XIX столетия прошла под знаком передвижников, которые, собственно, и стали русской живописью в её силе и славе.
