21 июня в Эрмитаже открылась выставка, которую смело можно назвать исторической, – «Братья Морозовы. Великие русские коллекционеры». На ней представлено 109 произведений из коллекций Эрмитажа и 31 картина из ГМИИ им. Пушкина. Коллекцию собрали практически в том виде, в котором она существовала до революции (после её национализировали и «рассеяли» по музеям страны). Ажиотаж и эта экспозиция, и коллекция Щукина в ГМИИ им. Пушкина вызывают немалый. Директор Государственного Эрмитажа академик Михаил Пиотровский уверен: в эпоху повальной цифровизации музеи тем не менее рано хоронить.
Чем больше появляется репродукций, тем длиннее очереди в музеи. Даже там, где их раньше не было.
Музеи против ненависти
Дмитрий Писаренко, «АиФ»: Михаил Борисович, зачем сегодня, когда всё можно оцифровать и выложить в Интернет, вообще нужны музеи?
Михаил Пиотровский: Музеи – главные хранители исторической памяти. Это их уникальная роль, и она тесно связана с тем, что музей – прежде всего научное учреждение. Он производит научные знания и смыслы, а те, в свою очередь, формируют историческое достоинство и хороший вкус нации.
Сегодня, к сожалению, во всём мире в обществе культивируется ненависть. Памятники и окружающие их сведения становятся инструментами распри и войн. А музейная наука превращает их в инструменты диалога культур. Музеи показывают человеку сложную, а не примитивную картину мира. Дают ему возможность интерпретации того, что есть. И главное – дают возможность думать.
– Искусство всё глубже уходит в Сеть: появились виртуальные концертные залы, туры по выставкам и пр. Для вас такая ситуация в помощь или, наоборот, вызов? Ведь люди могут всё в Интернете посмотреть.
– С одной стороны, проблема давно решена. Когда живопись только начали тиражировать, казалось: ну всё, искусство больше никому не нужно. А вышло наоборот: чем больше появляется репродукций, тем длиннее очереди в музеи. Даже там, где их раньше не было. Люди голосуют ногами. И пока эта ситуация не меняется, так что нам это в помощь.
С другой стороны, это, возможно, вызов, но пока несуществующий. Да, вы можете посмотреть картинку на экране, но потом вам захочется пойти и взглянуть на оригинал.
– Многих отталкивает от музеев то, что там до сих пор строгие требования: громко не разговаривай, руками не трогай…
– Существует некое негативное отношение к музеям: что это пережиток прошлого, ненужная вещь. Поэтому многие люди им всё ещё не верят. Но это те, которым и самим-то не стоит доверять. А нормальные люди как раз музеям верят. Больше, чем правительству или, скажем, парламенту.
– Верят в каком смысле?
– Музеи во всём мире – образец того, как сделать общество более гуманным. Это и привлекает людей, уставших от насаждаемой им ненависти. На самом деле главная задача музеев в ХХI в. – гуманизировать общество.
Неудивительно, что в последние годы роль музеев резко выросла. Выжив в условиях безденежья и презрения, они заняли часть дополнительных ниш, которые оставили клубы, театры и даже дворцы бракосочетания. В музеях реализуются социальные программы, их экономика рассчитана не на получение прибыли, а на поддержание независимости. А ещё в них происходит тестирование суперновейших технологий. К нам приходят с самыми фантастическими идеями и предложениями, и мы их с радостью опробуем.
Технологии – лишь тень настоящего искусства. Да, они будут развиваться, от этого никуда не деться. Вопрос в том, как их направлять, как помогать машинному алгоритму находить хорошее и отметать плохое. Этот контроль должен осуществлять человек.
– Например?
– Например, Эрмитаж сотрудничал с военными – были созданы новейшие системы маркировки, которые сейчас много где внедряются. У нас стоит связь 5G, с которой мы сами ещё не разобрались. Проводилось тестирование технологии распознавания лиц. Или технологии воспроизведения изображения, которые превышают возможности человеческого глаза: вы не можете разглядеть мазки на пятках в «Возвращении блудного сына» Рембрандта, а технологии позволяют их увидеть.
Сейчас у нас проходит выставка, посвящённая искусственному интеллекту. На ней представлены произведения искусства, созданные с помощью известного алгоритма GAN. Это комбинация из двух нейронных сетей: одна придумывает образцы, вторая их корректирует и очищает. Можно увидеть и работу нобелевского лауреата Константина Новосёлова, выполненную графеном и китайскими чернилами. Она посвящена тому, как работает искусственный интеллект и как человеческий.
«Различия необходимы»
– Если искусственный интеллект уже создаёт картины, не оставит ли он без работы художников?
– В 2018 г. на аукционе Christieʼs была продана картина, сгенерированная искусственным интеллектом. «Портрет Эдмона Белами» из серии «Семья Белами» купили за 432,5 тыс. долл.
Но не думаю, что искусственный интеллект сможет заменить живопись и художников. Технологии – лишь тень настоящего искусства. Да, они будут развиваться, от этого никуда не деться. Вопрос в том, как их направлять, как помогать машинному алгоритму находить хорошее и отметать плохое. Этот контроль должен осуществлять человек.
Никакой глобализм не сможет уничтожить различия, существующие между культурами. Если мир будет одинаков – это же тоска зелёная. Различия должны быть, они необходимы, и их надо ценить
– Ещё мы живём в эпоху Инстаграма. Вас раздражает, когда на выставках посетители делают селфи на фоне картин?
– Меня не раздражает, но я за то, чтобы это не мешало другим посетителям – тем, кто понимает искусство более глубоко. Ведь кто-то приходит в Эрмитаж, чтобы полюбоваться позолотой, а кто-то приезжает издалека ради одной-единственной картины.
Кстати, была история, когда девушка в музее (не помню, в каком) позировала на фоне портрета с обнажённой грудью. То есть грудь была оголена на картине – и та свою обнажила. Собрала в Инстаграме кучу лайков. Картина при этом была не очень известная, но вот так стала популярной.
– А вас что может заставить схватиться за телефон и сделать фото в музее?
– Я во всех музеях фотографирую таблички с ценами на билеты. А ещё этикетки – подписи под картинами. Мне это важно для работы: чтобы знать, где сколько стоят билеты и на каких языках оформляют этикетки. В Германии, например, сейчас убирают английские надписи, оставляют только немецкие.
– Раз уж вы упомянули Европу. Как думаете, идея мультикультурализма себя изжила?
– Никакой глобализм не сможет уничтожить различия, существующие между культурами. Если мир будет одинаков – это же тоска зелёная. Различия должны быть, они необходимы, и их надо ценить. История у нас у всех общая, её нельзя превращать в повод унижать другого, уничтожать или требовать что-то у него отнять.
Хотя в каждой стране есть господствующие традиции и их нужно уважать.
– Россия могла бы научить Запад, как выстраивать диалог разных культур?
– То, что я называю рецептом взаимоотношений ислама и христианства, у нас действительно оказалось лучшим по сравнению с другими странами. Это начала делать ещё Екатерина. И этот рецепт пригодится не только нам.
У России вообще такая судьба – опробовать на себе разные модели, как хорошие, так и плохие.
Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский: «Не надо прибедняться!» 
Жертвы войны. Почему не возвращаются объекты культуры, вывезенные из страны 
Марат Гельман: «Мужество оказалось важнее социального статуса» 
О чём скрипит музей. Зачем Марина Лошак пускает всех в свой кабинет? 
Марат Гельман: «Многие молодые талантливые люди могут покинуть Пермь» 
