Впервые в России в издательстве «Эксмо» выходит сборник рассказов Харуки Мураками «Ничья на карусели», написанный автором в 1985 году и предвосхитивший культовые произведения японского писателя.
При создании этих художественных зарисовок писатель не планировал когда-нибудь публиковать их, это были своеобразные упражнения по созданию реалистичной прозы, дословной передачи устных рассказов. Однако зарисовки стали больше, чем просто писательские упражнения, они стали самостоятельными, живыми историями. Один из рассказов мы представляем читателям сайта AIF.RU.
****
Как любая красивая девочка, выращенная в заботе и любви, а в результате безнадежно испорченная, она виртуозно и талантливо умела ранить чувства других людей. В силу моей молодости (мне тогда было двадцать один или двадцать два года), эта черта ее характера приводила меня в бешенство. Сейчас я думаю, что, привычно раня окружающих, она наверняка причиняла боль и себе. Кроме того, она, вероятно, не знала способа себя контролировать. Найдись в тот момент кто-то гораздо сильнее ее, кто ловко вспорол бы ее плоть, выпустив эго наружу, он наверняка принес бы ей облегчение. Она отчетливо просила о помощи.
Но вокруг не находилось никого сильнее, а я в те молодые годы вообще не задумывался о таких вещах.
Просто злился, и все. Если по какой-то причине (а чаще без причины) она хотела кого-нибудь ранить, перед ней оказывалась бессильной даже королевская рать. Искусно выбирая в толпе несчастную жертву, она заманивала ее в тупик, припирала к стенке и, словно разминая толкушкой вареный картофель, красиво растаптывала. На поле боя оставался труп не толще папиросной бумаги. Пожалуй, она и вправду обладала нешуточным талантом.
Она не была особенно логична или красноречива, просто умела мгновенно нащупать эмоционально слабое место собеседника. Затем, затаившись, словно дикий зверь, выжидала удобный момент и, вонзившись в мягкое горло жертвы, разрывала его. Зачатую ее аргументы были напрочь лишены логики, и она просто ловко обводила нас вокруг пальца. Позднее, по неспешном размышлении, и сам обманутый, и те, кто наблюдал сцену со стороны, никак не могли взять в толк, как какая-то мелочь могла предопределить исход битвы, но в минуту сражения она так ловко вцеплялась в слабое место противника, что тот не мог даже дернуться.
В боксе это называется «сделать» — дальше остается только распластаться на ринге. Она ни разу не поставила в такое положение меня, но мне иногда приходилось наблюдать зрелище со стороны. Это была не дискуссия, не спор и даже не ссора. Перед нами
разворачивалась самая настоящая кровавая психологическая бойня.
Именно эта ее черта, так ненавидимая мной, вызывала восторг у большинства окружающих мужчин.
Оттого что ее считали талантливой, это качество ее характера только набирало обороты. Порочный круг.
Замкнутый круг. Как в «Сказке о маленьком черном Самбо», где три тигра гоняются друг за другом вокруг пальмы, пока не превращаются в масло.
Мне, к сожалению, неизвестно, как оценивали ее другие девочки в тусовке, что они о ней думали. Я немного дистанцировался от их компании, общался, так сказать, на правах визитера, и девочки со мной не откровенничали.
Объединенная любовью к лыжам, эта странная компания сложилась из студентов трех университетов. Во время зимних каникул они все вместе выезжали на лыжные базы, а в остальное время года совместно тренировались, выпивали или купались в море на побережье Сёнан. Их было человек двенадцать или тринадцать— аккуратненькие, милые, внимательные. Между тем я не помню лица ни одного из них. Все двенадцать или тринадцать лиц расплавились в моей голове, словно растаявший шоколад, слипшись в целостный образ.
Не стоит и пытаться разделить его. Только она, конечно же, стоит особняком.
Я совершенно не интересовался лыжами и оказался в тусовке благодаря бывшему однокласснику—так вышло, что целый месяц я жил у него дома. Меня приняли в компанию и стали считать своим. Думаю, не последнюю роль сыграло мое умение подсчитывать очки при игре в маджонг, но, надо признать, все они были со мной чрезвычайно милы и даже пригласили пойти с ними в лыжный поход. Я ответил, что мне нет дела ни до чего, кроме качалки, и отказался от их предложения — теперь мне кажется, что так говорить не стоило. С их стороны это было вполне искреннее участие. Не следовало говорить, что жимы интересуют меня гораздо больше лыж, даже если так оно и было на самом деле.
Помнится, приятель, у которого я жил, всегда был от нее без ума. Не мудрено — от таких, как она, большинство мужчин теряют голову. Думаю, встреть я ее при других обстоятельствах, и сам бы влюбился с первого взгляда. Описать ее красоту словами сравнительно просто. Чтобы представить ее характер, достаточно выделить три момента: (а) выглядит мудрой, (б) полна жизни, (в) кокетлива.
Невысокая и худенькая, удивительно пропорциональная, она казалась до краев наполненной энергией.
Глаза сияют. Губы сжаты в упрямую линию. Когда обычно угрюмое выражение ее лица сменялось улыбкой, пространство вокруг нее мгновенно смягчалось, казалось, произошло настоящее чудо. Мне был неприятен ее характер, нравилась лишь улыбка. Да и как она могла не нравиться? Когда-то давно, еще в школе, в учебнике английского я вычитал такое выражение:
«в плену весны — arrested in a springtime»,— ее улыбка оставляла именно такое ощущение. Разве станешь ты критиковать теплый и солнечный весенний уголок?
У нее не было постоянного парня, и все трое мужчин в компании (включая, естественно, моего друга) были к ней неравнодушны. Никого не выделяя, она, в зависимости от ситуации, ловко жонглировала всеми троими. Те, в свою очередь, не толкались локтями, во всяком случае явно, жили дружно и мило, что никак не укладывалось у меня в голове. Так или иначе, это была их проблема, ко мне она не имела никакого отношения. Не стану же я вмешиваться в их дела по каждому поводу.
Мне она сразу не понравилась. Я прекрасно разбирался в избалованности и сразу понял, насколько сильно ее испортили в семье. Баловали, хвалили, защищали, заваливали подарками. Но проблема была не только в этом. Ребенка портят не баловство и карманные деньги. Главное — кто возьмет на себя ответственность оградить его от восприятия зрелых и витиеватых взрослых чувств. Если окружающие боятся взять эту ответственность на себя, стараясь быть с ребенком добренькими, он наверняка вырастет испорченным.
Как обнаженное тело под мощным ультрафиолетом на пляже в горячий летний полдень, так и еще мягкое, едва народившееся на свет детское эго получает необратимые ожоги. Вот в чем основная проблема. Ну а баловство и неограниченность в деньгах — это лишь сопутствующий второстепенный фактор.
По правде сказать, я ужасно устал во время нашей первой встречи, когда, перекинувшись с ней парой слов, некоторое время просто наблюдал со стороны за ее речью и поведением. Даже если причина была не в ней, а в ком-то другом, она не должна была так поступать. Даже если допустить, что форма человеческого эго в большей или меньшей степени всегда искривлена, ей все равно следовало бы приложить определенные усилия. С тех пор я не то чтобы избегал ее, но старался держать дистанцию.
Говорили, что она родом то ли из префектуры Исикава, то ли еще откуда-то из тех мест и ее семье со времен Эдо* принадлежит элитная гостиница в традиционном стиле. У нее был старший брат, но из-за большой разницы в возрасте она росла практически единственным ребенком в семье. Отличницу и красавицу, в школе ее, конечно же, обожали учителя и уважали одноклассники. Все это я услышал из третьих уст и не знаю, насколько информация соответствует истине, но звучит вполне правдоподобно. Помимо прочего, с малых лет она обучалась игре на фортепиано и в этой области тоже добилась определенных успехов. Однажды в гостях у кого-то из наших я слышал, как она играет. Не настолько хорошо разбираясь в музыке, чтобы судить об эмоциональной глубине исполнения, могу лишь сказать, что манера ее игры была удивительно отрывистой и она ни разу не сфальшивила.
Ей прочили поступление в музыкальный университет и карьеру профессиональной пианистки, но она, вопреки ожиданиям, с легкостью забросила фортепиано и поступила в художественный университет. Здесь она начала изучать дизайн и технологию окрашивания кимоно. Шестое чувство, выработавшееся у нее из-за того, что с детства ее окружали старинные кимоно, позволило ей и в этой, совершенно неизведанной для нее области продемонстрировать незаурядные способности. За что бы она ни взялась—всегда добивалась результата выше среднего уровня. Лыжи, яхты, плавание — что бы ни подбросила ей судьба, все она делала прекрасно.
Из-за этого никто не мог толком распознать ее недостатков.
Отсутствие снисходительности считали следствием художественной натуры, склонность к истеричности — результатом несвойственной другим особой чувствительности. Она была королевой тусовки.
Жила в шикарной двухкомнатной квартире в Нэдзу**, ставшей одним из приобретений ее отца в цепочке оптимизации налогов. Иногда, если было настроение, стучала по клавишам. Гардероб ее был до отказа набит новой одеждой. Стоило ей хлопнуть в ладоши (в переносном, конечно, смысле), и заботливые влюбленные наперегонки бросались на ее зов. Все были уверены, что ее ожидает блестящее профессиональное будущее. Казалось, ничто не в состоянии ей помешать.
Шел 1970-й или 1971 год.
По странному стечению обстоятельств однажды мне довелось сжимать ее в объятиях. Это вовсе не означает, что мы с ней занимались любовью — просто обнимались, и все. Как-то раз после крупной попойки вся компания уснула вповалку на полу, и мы случайно оказались рядом. Обычная история. Но я и сейчас помню ее удивительно отчетливо.
Проснувшись часа в три ночи, я обнаружил, что лежу с ней под одним одеялом—уютно свернувшись рядом, она сладко посапывает во сне. Стояло начало июля — лучшее время для сна вповалку на полу. Поскольку мы лежали прямо на татами, без матраса, суставы, несмотря на молодость, затекли. К тому же она положила голову на мою левую руку, так что я при всем желании не мог повернуться. В горле пересохло, казалось, я сойду с ума от жажды, но сбросить ее голову не представлялось возможным. Моя рука едва обвивалась вокруг ее шеи, но двинуть ею я не мог. Я бы не вынес, если бы, проснувшись в тот момент, когда я выдергивал руку, она превратно истолковала мои действия.
В итоге после недолгого размышления я решил ничего не предпринимать и подождать, пока ситуация разрешится сама собой. Вскоре она повернется во сне, я быстро выдерну руку и смогу наконец пойти выпить воды. Однако она и не думала шевелиться. По-прежнему лежала ко мне лицом и ровно дышала. Рукав стал влажным от ее теплого дыхания, мне было щекотно.
Так я пролежал минут пятнадцать или двадцать, но она не шевелилась, и я уже отчаялся когда-нибудь глотнуть воды. Сухость в горле была сильной, но терпимой.
Стараясь не двигать левой рукой, я выгнул шею, нащупал на низком столике чьи-то сигареты и зажигалку, подтянул их правой рукой. Закурил, хоть и понимал, что от этого горло начнет саднить еще больше.
Тем не менее, докурив сигарету и сунув бычок в пустую банку из-под пива, я с удивлением почувствовал, что сухость в горле слегка отступила. Со вздохом прикрыв глаза, я постарался снова заснуть. По близкой автостраде мчались грузовики. Плоский, словно расплющенный, шорох их шин проникал в комнату сквозь тонкое стекло, еле заметно колебля воздух и сливаясь с посапыванием спящих здесь девушек и юношей. В голове крутилась мысль, приходящая любому, кто проснулся ночью в чужой квартире: «Что я здесь делаю?»
Вылетел со съемной квартиры из-за истории с девушкой, теперь живу у друга, тусуюсь с лыжниками, хотя далек от лыж, вдобавок на моей руке спит девушка, которая мне совершенно не нравится, — при мысли об этом делалось тошно. Я не должен так поступать.
Между тем, как только я доходил до вопроса, что же со всем этим делать, я понимал, что не вижу никаких перспектив.
Когда, отчаявшись уснуть, я открыл глаза и тупо пялился на люминесцентную лампу в потолке, девушка наконец шевельнулась. Думаете, при этом она освободила мою руку? Напротив, прижалась всем телом так тесно, словно собиралась нырнуть в меня. Кончиком носа я почти касался мочки ее уха — от нее исходил слабый запах туалетной воды и пота. Слегка согнутая нога лежала на моем бедре. Дыхание было таким же спокойным и размеренным. Теперь оно попадало мне на шею, боком я ощущал, как вздымается и опускается в такт дыханию ее мягкая грудь. Обтягивающая трикотажная блузка и юбка-клеш позволяли чувствовать каждый изгиб ее тела.
* Эдо —исторический период (1603–1868) в Японии, время правления
клана Токугава
** Нэдзу — часть района Бункё-ку в центральной части Токио.
