«Черный квадрат в белом окладе — это не простая шутка, не простой вызов, не случайный маленький эпизодик, случившийся в доме на Марсовом поле, а это один из актов самоутверждения того начала, которое имеет своим именем мерзость запустения и которое кичится тем, что оно через гордыню, через заносчивость, через попрание всего любовного и нежного, приведет всех к гибели».
Александр Бенуа, русский художник, историк искусства, художественный критик, основатель и главный идеолог объединения «Мир Искусства» о «Чёрном квадрате» Малевича
Ретроспективная выставка сербки Марины Абрáмович, которую называют «дивой перфоманса», проходит в Центре современного искусства «Гараж». Человеку, сведущему и поднаторевшему в софизмах и оксюморонах современного искусства, объяснять, кто такая Абрáмович, не стоит. Тому, кто не сведущ и не собирается, но планирует провести выходные, сделав глоток культуры, скажу вот что. Этот глоток вас не убьет. Возможно, потому, что далеко не все из вас сочтут творчество Абрáмович искусством.
Попытаюсь коротко рассказать, что принесло сербской красавице Марине Абрáмович мировую известность. Её перфомансы имели цель изучить разные состояния тела, предел его возможностей. Делала она их и самостоятельно, и вместе с бывшим партнером, голландским перфомансистом Улаем. Один из наиболее известных перфомансов Марины относится к 1974 году («Ритм 0»). Абрáмович разместила на столе 72 объекта, которыми люди могли пользоваться как угодно. Среди них были ножницы, нож, хлыст и даже пистолет с одним патроном. Художница разрешила публике в течение шести часов манипулировать её телом и движениями. Поначалу зрители вели себя скромно и осторожно, но через некоторое время, в течение которого художница оставалась пассивной, участники стали агрессивнее. Абрáмович позднее вспоминала: «Полученный мной опыт говорит о том, что если оставлять решение за публикой, тебя могут убить. <...> Я чувствовала реальное насилие: они резали мою одежду, втыкали шипы розы в живот, один взял пистолет и прицелился мне в голову, но другой забрал оружие. Воцарилась атмосфера агрессии. Через шесть часов, как и планировалось, я встала и пошла по направлению к публике. Все кинулись прочь, спасаясь от реального противостояния».
На ретроспективной выставке в «Гараже» те же самые предметы были разложены перед посетителями. Лично у меня они вызывали ассоциации исключительно с садо-мазо (но садо-мазо едва ли искусство и даже едва ли перфоманс), а также ощущение нездоровья. Нездоровья человека, который ровно, нож к ножу разложил это все здесь.
Другой известный перфоманс — когда Марина, обнажённая, вырезала лезвием пятиконечную звезду на животе, затем легла на громадный крест изо льда, а сверху на нее светила нагревающая лампа, усиливающая кровотечение...
Идея и метафора обнажения (а в чём мать родила, Марина присутствует во многих своих перфомансах) — совершенно понятна, проста, но и не нова. Обнажаясь физически, тебе легче обнажиться и духовно. Опять же, по-моему: вот здесь можно было бы поставить и точку. Или пойти на нудистский пляж. Или выйти на стадион после футбольного матча. Ну, многое можно было сделать, что делают другие скромные люди, действительно разоблачающиеся, но не относящиеся к себе настолько серьезно, чтобы выносить это за рамки бытовой рутины.
На выставке в «Гараже» в одном из проёмов стояли обнаженные мужчина и женщина. Чтобы перейти в следующий зал, надо было пройти между ними, развернувшись к кому-то из них. Меня развернуло к мужчине — если вам вдруг интересно, моего спутника — к женщине. Очевидно, это было самое не неестественное, что происходило на выставке.
Когда-то, в 70-х Марина и Улай исполняли эти перфомансы на выставке в Музее современного искусства в Болонье сами. Только вот нюанс: проход был гораздо уже, и людям действительно приходилось протискивать себя и свои комплексы сквозь чужую наготу. В Москве перфоманс исполнили в «лайт-версии», и миновать обнаженные тела можно было практически без стеснения — буквального и эмоционального.
Впрочем, я выступаю в лёгкой весовой категории, и мне было проще.
Самое интересное и перфомансное про обнажёнку произошло все-таки тогда, почти 40 лет назад в Италии, когда Марина с Улаем поняли, что организаторы не заплатят им обещанного. Тогда Маринин партнер, как был — голым — поднялся в контору музея, и гонорар ему был выплачен немедленно. Именно эта история, в отличие от «голого стояния», показалась мне вполне метафоричной и наполненной смыслом.
В 1997 году Марина получила «Золотого льва» как лучший художник на Венецианской биеннале за инсталляцию «Балканское барокко». Это трехканальная проекция, демонстрирующая в натуральную величину изображения ее матери, отца и ее самой, две с половиной тонны коровьих костей и медный сосуд, наполненный темной водой. В ходе первоначального перформанса Абрáмович сидела по шесть часов четыре дня подряд, отмывая кости от крови и пробуждая чувство боли и страдания, связанные с войной.
Другие перфомансы не оставили в моей памяти заметного следа: вот Марина с Улаем кричат друг на друга, вот Марина кричит сама, вот она лежит со скелетом, вот она говорит все слова приходящие в голову, вот часами смотрит на сидящего напротив человека. Это называется «энергообмен» — примерно такая же штука, как «память воды», «аура» и другие красивые вещи, но исключительно субъективные вещи и состояния.
Перфомансы, как собственно и весь contemporary art, — штука исключительно оценочная. То есть — нравится — не нравится, цепляет — видится претенциозным бредом. И мне никогда не было понятно, КАК именно здесь оценивают. Каковы критерии? Сама Марина говорила, что, мол, «...многие не любят перфоманс, потому что видели много плохих перформансов». И даже, если поверить Абрáмович, ясности это в общую картину не вносит.
Если классическую живопись или скульптуру можно «осудить» по вполне понятным признакам, то в чем показатель качества, глубины и мастерства перфомансистов? Лишь в том, что ты «выставочно» сделал первым то, что другие делали без бравады, эпатажа и лишних глаз? В глубине пореза? В силе крика?
Да что толку искать критерии там, где их нет? Силу перфоманс чаще всего приобретает благодаря трактовке. Трактуют причудливо и куртуазно, «продадут» зрителям арт-экшен — вот вам и ура. Тоже мастерство — правда, пиара и рекламы. И потому мне никогда не нравились критики перфомансистов категории: «Ой! Да я сам так могу и даже лучше». Ты не встал первый — и тапки не твои, и не надо завидовать чужой славе. Ведь дело не в том, хорош, отвратителен или бессмысленен перфоманс. А в том, что настоящее современное искусство (когда слово искусство произносишь без перфоманса, — не строя рожи и не дурашливо растягивая гласные) — оно ведь где-то есть, где-то существует, просто его не отрыли из-под завалов инсталляций, экшенов и прочих композиций.
И вы так не можете.
И, когда мы увидим его, мы поймём, невзирая на все наши «три класса церковно-приходской школы». Как отличаем хорошее кино от плохого, красивое платье от вульгарного, а естественное от искусственно вымученного.
В конце мне хочется привести отрывок из рассказа Татьяны Толстой «Квадрат», просто потому что, бродя по выставке Марины Абрáмович, я вспоминала именно его: «Я числюсь «экспертом» по «современному искусству» в одном из фондов в России, существующем на американские деньги. Нам приносят «художественные проекты», и мы должны решить, дать или не дать денег на их осуществление. Вместе со мной в экспертном совете работают настоящие специалисты по «старому», доквадратному искусству, тонкие ценители. Все мы терпеть не можем квадрат и «самоутверждение того начала, которое имеет своим именем мерзость запустения». Но нам несут и несут проекты очередной мерзости запустения, только мерзости и ничего другого. Мы обязаны потратить выделенные нам деньги, иначе фонд закроют. А он кормит слишком многих в нашей бедной стране. Мы стараемся, по крайней мере, отдать деньги тем, кто придумал наименее противное и бессмысленное. В прошлом году дали денег художнику, расставлявшему пустые рамки вдоль реки; другому, написавшему большую букву (слово) «Я», отбрасывающую красивую тень; группе творцов, организовавших акцию по сбору фекалий за собаками в парках Петербурга. В этом году — женщине, обклеивающей булыжники почтовыми марками и рассылающей их по городам России, и группе, разлившей лужу крови в подводной лодке: посетители должны переходить эту лужу под чтение истории Абеляра и Элоизы, звучащей в наушниках. После очередного заседания мы выходим на улицу и молча курим, не глядя друг другу в глаза. Потом пожимаем друг другу руки и торопливо, быстро расходимся».
Елена Семёнова: Вместо жизни - ЖКХ 
Рената Литвинова: кризис омолаживает и питает, ты не отвлекаешься на чепуху 
Наталья Рудова: «Объявляю кастинг на мужчину моей жизни» 
Много овощей и смех. Почему жители Сардинии живут дольше всех в мире? 
