И многонациональным своим составом, и феодально-бюрократическим укладом, и уникальной, неповторимой культурой. Конечно, у Австро-Венгрии - а речь идет именно о ней - в отличие от России не было своего «золотого века» в литературе. Даже у самого ярого фаната не хватит куража объявить Франца Грильпар-цера «великим драматургом XIX века» или, скажем, Адальберта Штифтера «великим романистом» (хотя последнего, между прочим, при жизни именовали «австрийским Львом Толстым»).
Зато какая была музыка - от Моцарта до Штрауса! А вот «серебряный век» у австрийской литературы, вне всякого сомнения, был. «Первым номером» вспомним Райнера Марию Рильке, поэта мирового уровня. Современные читатели рублем поддерживают реноме «пражан», покупая Франца Кафку и Густава Майринка. Не могу не назвать и моих личных «фаворитов»: Артура Шницлера, автора гениальной пьесы «Зеленый какаду», и Гуго фон Гофмансталя, чьи стихи подчас удивительным образом перекликаются с образами и мотивами новелл Стефана Цвейга, героя моей сегодняшней рецензии. Мне непонятна причина, по которой из всех вышеперечисленных авторов официальное признание в СССР получил именно Стефан Цвейг. В симпатиях к мировой революции писатель замечен не был, в творчестве своем был весьма далек от тенденций не только социалистического, но, собственно, и критического реализма.
Однако уже в конце 20-х годов выходит его двенадцатитомное собрание сочинений, в предисловии к которому сам Максим Горький пишет: «Стефан Цвейг - редкое и счастливое соединение таланта глубокого мыслителя с талантом первоклассного художника». Заметим, что в нацистской Германии, частью которой вскоре стала и его родная Австрия, отношение к творчеству Цвейга было прямо противоположным: писателя объявили представителем «загнивающего, дегенеративного искусства», книги его были преданы огню, что в сочетании с его еврейским происхождением не оставляло Цвейгу никаких шансов. Он был вынужден поспешно эмигрировать. Но, став после долгих мытарств гражданином США, он не обрел покоя, и в 1942 году вместе со второй своей женой добровольно ушел из жизни, приняв смертельную дозу снотворного. Свое посмертное письмо он закончил следующими словами: «Шлю привет всем друзьям, и пусть они увидят восход солнца после долгой ночи.
Я же слишком нетерпелив и ухожу ему навстречу первым». Хотя Цвейг писал и романы, и стихи, и пьесы, прославился он в первую очередь как новеллист и как автор беллетризованных биографий выдающихся людей, таких как Магеллан, Эразм Роттердамский, Мария Стюарт, Бальзак, Казанова, Зигмунд Фрейд. Оставил он и весьма любопытные литературные портреты Толстого и Достоевского. Кстати, «Достоевский» след у Цвейга очень заметен. Но если у Достоевского герои постоянно пребывают в предельном, «пограничном» состоянии души, то в новеллах Цвейга некое внешнее событие ввергает героев в это состояние, пережив которое они навсегда становятся другими. Да, подчас событие это со стороны выглядит ничтожным по сравнению с вызванными им переживаниями, отчего некоторые критики налепили на Цвейга ярлык «поэта патологии», а одна юная блоггерша высказалась в том смысле, что он «пишет как ЭМО, даже как ЭМО-БАБА». С другой стороны, каждый из нас хоть раз переживал нечто подобное - просто до Цвейга мало кто с такой убедительностью фиксировал это на бумаге.
Искренне ваш, Дмитрий Вересов
Михаил Веллер, писатель:
«Сегодня Стефан Цвейг выглядит чудовищно старомодным, архаичным и трогательно-наивным. Нравственность его времени в нынешние дни не имеет аналогов. Представления его современников о долге, чести и благородстве напоминают сейчас очерки о жизни марсиан. Сто лет назад Цвейг был любимым писателем барышень, молодых интеллигентов и недоученных эстетов. Он наивно относился к жизни, наивно относился к истории, ничего не понимал в политике и превыше всего ставил человеческую порядочность и человеческую мечту. Он был сущим идеалистом и романтиком в лучшем смысле этого слова. И когда сегодня мы читаем Цвейга, мы не можем понять, то ли он существо, живущее в прекрасном зоопарке, то ли в зоопарке давно живем мы, а он рассматривает нас с другой стороны решетки».
Пастернака силком запихнули в историю 
«За что осуждаете?» Кем на самом деле был поэт Борис Пастернак 
Герой - не глянцевый супермен. С кого подросткам брать пример 
Наше всё. Произведения Александра Пушкина, которые стыдно не знать 
Граф Алёшка. Современники считали, что Толстой продался власти 
