Случайно встретив Викторию Островскую на улице, вы вряд ли узнаете в ней актрису, полвека назад сыгравшую роль стамбульской проститутки в картине Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука» и запомнившуюся зрителю загадочной фразой «цигель — цигель, ай — лю — лю». После этого она снялась еще в одном эпизоде, сменила несколько работ, так и не найдя своего места под солнцем ни в театре, ни в кино, развелась с тремя мужьями, похудела в два раза...
«По сравнению с мамой я — полное ... »
Она назначила встречу в парке Сокольники, где в Центре кинезитерапии вела гимнастику для людей, страдающих болью в спине. Актриса не только гнулась в мыслимых и немыслимых направлениях, но и улыбалась во весь рот, подходила к неумехам и помогала сгибать руки-ноги-туловище, приправляя все это отборными выражениями.
Когда-то она пришла в этот центр со своей бедой. Всегда оптимистка, предпочитающая на любые вопросы отвечать «ок», она неожиданно свалилась с позвоночной грыжей. Лечь на операцию не позволила совесть — не на кого было оставить собак, подобранных на улице.
Совесть все годы была главным козырем Островской. Это только на первый взгляд она развязная и нахальная матершинница и вертихвостка. Будь пенсионерка Виктория Григорьевна на самом деле таковой, она не работала бы в трех местах, чтобы выжить. А ей пришлось.
«Бриллиантовая рука» могла стать для нее хорошим стартом в кинокарьере — фамилия режиссера, успех комедии только способствовали бы. После фильма Гайдая все должно было пойти иначе. Не пошло. Вторую картину с участием Островской скорее всего мало кто помнит.
— В продолжении «Карнавальной ночи» — фильме «Старый знакомый» Огурцов по ошибке заходит в чужой номер, где баба в это время моется под душем. Той бабой была я...
Она не любит ныть, вздыхать: «Такая уж у меня судьба», и никого не винит, что не состоялась как актриса.
Отец Вики был репрессирован. Ее воспитывал отчим, до войны бывший директором Киевского цирка, затем директором Театра имени Ивана Франко. Красавица мама получила профессию инженера-строителя, но тоже всегда стремилась к искусству. В 1930-е годы танцевала.
— Я, конечно, полное ... по сравнению с ней, — не стесняется в выражениях Виктория Григорьевна. — Она женственная, с великолепной фигурой!
Островской грех жаловаться — и она была стройной. Родители отдали ее в хореографическое училище. Но вскоре случилась беда. Катаясь на перилах, Вика упала со второго этажа и перевернулась. Ударилась головой. Три дня молчала, потом началась рвота. Врачи поставили диагноз — сотрясение мозга. Тогда девочка еще не знала, что эта болезнь не проходит бесследно. После школы поступила в Киевский театральный. И за пять лет учебы успела многое. Сначала ее исключили из комсомола и из вуза.
— Был у нас один ....., секретарь комсомольской организации. Такой жлоб! Говорил: «У нее декольте до задницы, колеса в ушах, ресницы накрашенные... Да у нее и мати така!» Я как услышала, бросилась на него, мат-перемат, вцепилась, как кошка, и давай душить, разодрала ему всю рожу... «Комсомольцы» не унимались: «Вот в це она вся. Хулиганка. Гнать ее из института!»
После скандала Вику отправили «проникаться идеологией рабочего класса». Да не куда-нибудь — в Москву, на керамический завод. В то время она уже успела выскочить замуж за москвича, но так как оба были студентами, жили врозь. А тут судьба благоволила к ним.
— На заводе я работала слесарем. Каждый день перлась электричкой до Бескудниково. Тогда это была глубокая ....
С первым суженым Игорем Ульчицким Островская познакомилась на отдыхе в Одессе. Мальчишка влюбился без памяти! Вскоре приехал на практику и тут же сделал Вике предложение.
Восстановили Вику и в институте, и в комсомоле. Отработав год на заводе, Островская вернулась в Киев. Муж остался в Москве.
Наверное, тогда она повела себя легкомысленно. Или просто не смогла пережить разлуку. А может, не очень-то и любила своего Игоря? Спустя три или четыре года после свадьбы Вика познакомилась с Романом Райгородецким.
— Подружки привели его ко мне на день рождения... Весь из себя такой хемингуевый! Неординарный!.. Приятель Виктор Некрасов очень ценил его талант — Роман был способный. Писатель. С хорошим стилем. По его сценарию даже снят фильм «Путина». Самородок, внешность выразительная, курил трубку... Спортсмен, боксер. Похож на молодого Жженова. Всем мои девки были в него влюблены. Но он сразу клюнул на меня, и пошло-поехало.
Обманывать мужа Вика не могла. Написала письмо: встретила другого, прости.
Если муж бил, запускала ему в лицо тарелкой
После окончания института Вику по распределению отправили в Сызрань, в местный театр, выделили комнатку в общежитии. «Кошмар, ужас, актеры нищие», рассказывала Виктория Григорьевна. Воды не было, пищу готовили на керогазе. Воду для чая брали из батареи. А куда было деваться?
— В эту засрань-Сызрань я взяла и Ромку. Сначала работал в газете, потом пригласили на телестудию. Но он так ревновал меня, мы с ним так бились! Дурак! Репу клинило... Я молодая любила подмазаться. Он смотрит и говорит: «Ну что, намалевалась?» Подходил, слюнявил пальцы и проводил ими сверху вниз по накрашенным глазам. А со мной нельзя было так. Пойдем, бывало, в ресторан — я хорошенькая, игривая, красавицей никогда не считала себя, но была любезной, приветливой. Сидят ребята за соседним столиком, поднимают рюмки за мое здоровье — улыбаюсь им.
Заканчивалось это часто трагично. Не дай бог Роману что-то не понравилось или он увидел то, чего не было... Ни за что ни про что мог ударить жену. Она в ответ запускала в лицо тарелкой. Стычки происходили между супругами постоянно. Однажды, не выдержав издевательств, Вика удрала от мужа в Киев. Он приезжал, клялся, что любит, но жена ему уже не верила. А потом и вовсе уехала работать в театр Днепропетровска. К тому времени она была беременной и в таком виде выходила на сцену. Играть десятиклассницу. Надо было как-то жить.
Рожала 23-летняя Островская в Киеве. Потом собрала вещи и полетела... к мужу. Любовь зла.
— С двухмесячным ребенком опоздала на самолет, чуть не умерла... Да ну, не хочу о страшном рассказывать...
Роман уже работал на телевидении в Петропавловске-Камчатском. Вика надеялась, что, увидев ребенка, он изменится, бросит свои садистские замашки и заживут они счастливо. Но скандалы начались пострашнее прежних. И теперь от них страдала не только жена, но и грудной сын. Дождавшись лета, Островская снова собрала свой нехитрый скарб и, сказав мужу, что хочет немного отдохнуть у матери, улетела. История повторилась. Роман снова и снова просил супругу вернуться, писал нежные письма. Вика взяла себя в руки и... рассталась с ним навсегда. Принять это решение ей было очень непросто — сидеть в декрете она себе позволить не могла, пришлось вернуться в днепропетровский театр. Детство сына прошло за кулисами.
Тот период жизни Виктории был очень сложным. Мучений и мытарств ей выпало — хватит на троих. В театре получала копейки, голодала. Буфетчица жалела ее: «Ладно, Вика, отдам тебе гарнир». Вместе с актрисой мучился малыш. Оставить сына с мамой-сердечницей в Киеве не было возможности, за ней самой нужен был уход. В это же время при смерти лежала бабушка Вики. Проблемы сваливались на женщину одна за другой.
Роли предлагали, но... через постель
— Но у меня, наверное, с детства была болезнь — «жизнерадостный рахит». Только за счет оптимизма и выжила.
Вскоре мама Вики переехала в Москву. Дочка частенько навещала ее и в один из приездов познакомилась со своим третьим мужем. Увы, семейное счастье и на этот раз было недолгим. Муж поскользнулся в подъезде, ударившись головой об обледенелую ступеньку. Спасти не удалось.
С работой тоже ничего не получалось. Первое время Виктория Григорьевна еще ходила по разным театрам, предлагая свои услуги.
— Но кто возьмет в московский театр провинциальную девку? За .... потрогают и все. Каждый раз все кончалось или мордобоем, или «этим»... Предлагали роли, пожалуйста... через постель. Я ж не дура. Решила: лучше улицы буду подметать. А тут один приятель предложил работу на автобазе.
Плюнув на амбиции, пошла диспетчером. Денег — больше, чем в театре. Вставать, правда, нужно было в пять утра.
— Когда первый раз пришла, водилы пили квас. Морды у всех красные, с похмелья. Увидели: идет такая «фря», тут же прекратили матюкаться. А потом каждый раз, когда я появлялась, говорили: «Тс-с! О ....... не слова!» Называли меня Мадлен, очень хорошо относились.
«Бойцовский» характер Островской, однако, и здесь мешал ей работать спокойно. И однажды ее чуть не уволили за грубость.
Накануне вечером маме стало очень плохо, Вика вызвала «скорую», а утром с работы решила позвонить, чтобы узнать, как она себя чувствует. Набрала номер: «Мама, как ты?», в ответ слышит: «Ничего, Викуля, не волнуйся». В этот момент кто-то подходит к параллельному аппарату: «Так, быстро положи трубку». Это был некий начальник СМУ Мишуев. Стараясь не грубить, Островская парировала: «Я же разговариваю». После недолгих пререканий мужик выругался: «Вот ....!».
Мама все слышала и, зная характер дочери, попросила ее ничего не предпринимать. Но Вика уже завелась. Вылетела из кабинета с выпученными глазами и давай кричать: «Это кто тут такой Мишуев-.....-......? Убью скотину, на фашистские знаки порву-порублю!».
Слышавшие монолог водители просили ее потом записать слова, спрашивали, где сидела.
— А я просто способная очень была. В Киеве на Бессарабке росла, в блатном районе. С фиксой ходила, когда было модно, потом училась плеваться сквозь зубы, соревнуясь с ребятами, кто дальше... Когда сказали, что меня увольняют за грубость, повернулась, задрала перед начальником юбку и говорю: «Щас, ты меня сперва поцелуешь сюда». Собрала шмотки и ушла.
Мужики тут же объявили забастовку: где наша Викуля? Грозились «пасть порвать» тому, кто посмел обидеть любимицу. Через три дня начальник позвонил ей домой. Просил прощения. Еще через несколько дней то же заставили сделать злостного Мишуева.
Еще немного, и попала бы в психушку
Как раз в то время Гайдай начал снимать «Бриллиантовую руку» и искал «проститутку». Ассистент режиссера подошла к Вике на улице: «Девушка, вы случайно не актриса?» Актриса, ответила она, временно работающая на автобазе. Леонид Иович утвердил ее без лишних вопросов.
— Ему такая попастая и нужна была, — уверяет Островская.
Почти сразу же Виктория снялась в «Старом знакомом» и, надеясь, что наступил наконец и на ее улице праздник, уволилась с автобазы. Не для того она училась в театральном, чтобы прозябать там. Мужики просили: «Ой, Вика, Вика, не уходи!», но ей и восьми месяцев хватило.
У актрисы как будто крылья выросли: пусть в 30 лет начала сниматься, зато у мэтра. И будь у нее муж или хоть какие-то накопления, Островская, возможно, дождалась бы настоящих ролей. Но помогать ей было некому.
— Хахалей вертелось много, а хотелось быть независимой. Посидела немного и пошла устраиваться в Ленинку, в сектор искусств. Больше 30 лет отработала. Потом предлагали сниматься, но я ведь не могла сидеть на .... и ждать, когда позовут. Надо было ребенка кормить.
Делать это на зарплату в 80 рублей было, мягко говоря, сложно. Актриса убиралась в квартирах «теток, у которых .... большая и им лень нагнуться» и уже с трудом сдерживала эмоции. Внешне — всегда «все хорошо», а внутри — как вечно сжатая пружина.
— И вдруг — срыв. Жуткая депрессия. Накопилось! Материальные мучения, смена профессий, неудача в кино, маленький ребенок, больная мама... От всего этого хотелось покончить с собой. Слезы лились как из ведра. За три недели похудела на 13 кг. В конце концов мама не выдержала и вызвала «скорую». Давление было 70 на 50. Врач сказал: нужен невропатолог. А на мне уже лица нет — одни черты. Понимаю, что веду себя неадекватно, хотя не шибанутая, но сделать ничего не могу и от этого еще больше страдаю. Много курила и только «Беломор».
Еще чуть-чуть, и Островскую отправили бы в психушку. Спас приятель: не вздумай, сказал, заколют, а потом будут на тебе диссертацию писать. Выход нашелся в Бехтеревке — ленинградской клинике неврозов и психотерапии. Виктория пролежала там три месяца. Наглоталась транквилизаторов. Потом стала работать с психологами. И из клиники вышла другим человеком.
— Невроз был реактивный, сама бы не справилась. Я, конечно, очень страдала, что не сложилась актерская судьба. Но не жалела. Значит, так было Господу угодно, значит, много грешила. Замуж официально больше не выходила. Характер у меня — ....., я — ..... Всегда выбирала самого несчастного, затрапезного, жалела, вытаскивала. Сделаю все, помогу, надоест — пошел на ...!
А потом ей уже и не нужен был никто. Во-первых, сильно уставала, во-вторых, женскую энергию сублимировала в спортивную. Плюс кошка, собаки, внуки. Не до мужей.