На Гостелерадио Владимир Писаревский начал работать в 60-х. В его комментаторской коллекции Репортажи с невероятного количества чемпионатов мира по хоккею (26) и Олимпийских игр.
«АиФ» он рассказывает о том, как Тарасов учил шведов водку пить, Кулагин смотрел с игроками фильм для взрослых, а Синявский не сдерживал порыв.
Владимир Писаревский: Я рос рядом со стадионом «Динамо», постоянно там пропадал. Летом — футбол, зимой — русский хоккей, тот, который с мячом. Была зима 1946-го, мы пришли на каток и увидели человека, который странной клюшкой гонял нечто, похожее на консервную банку. Давай смеяться, показывать пальцем. Человек подъехал к нам и сказал: «Зря смеётесь, эта игра скоро будет самой популярной в стране». Так и случилось. Через 8 лет сборная СССР по хоккею с шайбой выиграла свой первый чемпионат мира. А тот человек... Это был Аркадий Иванович Чернышёв.
«Бутылку водки, а то и две»
Виктория Хесина, «АиФ»: Чернышёв был старшим тренером сборной на протяжении десяти сезонов (с 1963 по 1972 г.), когда та не знала поражений. Тарасов в этот период являлся лишь вторым тренером команды. Но почему-то именно Тарасов предстаёт главной фигурой нашего хоккея.
— Если говорить об их тандеме, то Тарасов заведовал больше тренировочным процессом — физподготовка и тому подобное. Но когда начинались соревнования на высочайшем уровне, он уходил на второй план. Руководил командой во время матча Чернышёв — психологические моменты, игровая дисциплина, неожиданные идеи. Другое дело, что Тарасов был любитель поговорить. Ему нравилось находиться в центре внимания, давать интервью. Никогда не забуду пресс-конференцию на чемпионате мира в Стокгольме. Народу полно, все пришли послушать Тарасова. Голос подаёт шведский журналист: «Почему русские побеждают на войне и в хоккее?» Тарасов: «А кто задал вопрос?» Выходит из толпы тщедушный мужичок в шляпе. Тарасов: «Мда... Невелик вопрос». Дальше актёрская пауза и реплика: «А вы, собственно, что употребляете, когда надо расслабиться? Водку пьёте?» Швед: «Разве что рюмочку». Тарасов: «А русский человек может бутылку выпить, а если понадобится, то и две. Разницу видите?» Хохот ещё долго стоял.
— Александр Мальцев вспоминал, как Тарасов в раздевалке однажды затянул «Это есть наш последний и решительный бой...» На что Чернышёв ему: «Ну ты, певун, глохни!»
— Это было в Вене на чемпионате мира. Наши проигрывали, и Тарасов стал пролетарским гимном поднимать дух команде. Обычное для него дело. Чернышёв не любил этого, предпочитал обычные человеческие слова, не давил чрезмерно на патриотизм, на Родину-мать. Всё-таки это спорт, играть на таких вещах — довольно спорно.
— У Бориса Кулагина, возглавившего сборную в 1974 г., кажется, были самые нестандартные психологические приёмы. Вы сами рассказывали, как он водил перед ключевым матчем хоккеистов в кино — эротику смотреть.
— Он и меня взял (смеётся). В Швеции дело было. Кулагин хотел, чтобы у игроков пропало напряжение. Вот и придумал кино. Сработало, мы выиграли. Кулагин, по большому счёту, ученик Тарасова, они вместе долго работали. Но он был добрее, игроки к нему тянулись. У меня о нём очень хорошие воспоминания. Как о Тарасове, впрочем. Хотя надо признать, Тарасов часто забывал, что игроки — не заводные игрушки.
Сажусь на диван, у него подламывается ножка, и я лечу головой в стенку. Очухался, говорю: «Не знал, что у вас тут мустанг необъезженный, а то бы седло захватил».
Помню, на сборе в Пицунде он выстроил хоккеистов на скалистом берегу и приказал прыгать в воду. Ребята стали говорить, что камни острые, убиться можно. Тогда Тарасов обвинил их в трусости и прыгнул сам. Обошлось без травм, но стало плохо с сердцем. Зато он своим примером показал: как жертвовать во имя хоккея... Тарасова невозможно было не уважать. Его методы подготовки приносили плоды. Другое дело, что хоккеисты с ним прилично теряли здоровье, он просто выматывал их. Неслучайно те, кто играл под руководством Тарасова в ЦСКА, ушли из жизни раньше, чем ребята из других клубов.
— Хоккеисты посматривали в сторону Запада?
— Конечно. Им хотелось обеспеченной жизни, продавать своё здоровье за большие деньги. Все крутились, как могли. Летим из Европы, рядом в самолёте Рагулин, на запястье у него медный браслет — от давления. Спрашиваю: «Помогает, Саш?» Он улыбается: «Помогает... Вон мешок на продажу везу».
— Но бежать никто не рискнул.
— Боялись. Могильный сбежал в НХЛ, когда уже повеяло ветром перемен (1989 г.), следом за ним Фёдоров. Я комментировал Игры доброй воли в Сиэтле, когда тот исчез. Прихожу в расположение сборной, Тихонов (тренер сборной. — Ред.) мрачнее тучи, говорит: «Утром Фёдоров вышел за околицу — и тю-тю». А мне как раз репортаж на Москву вести. Я Тихонову предложил высказаться в эфире, он руками замахал: «Ни за что! Партбилет придётся на стол класть». Тогда пошёл с той же просьбой к Игорю Дмитриеву — второму тренеру сборной. Я его обожал — радушный, интеллигентный. Без вопросов согласился прокомментировать ситуацию с Фёдоровым. И как потрясающе сказал! «Любой талантливый человек — будь то актёр или спортсмен — имеет право выбирать себе сцену. Это его жизнь, он вправе ею распорядиться». И всё, тема была закрыта.
«Из вашей кабины течёт»
— Вашим учителем был Синявский. Первую встречу с ним помните?
— Я окончил Институт физкультуры и стал работать в Радиокомитете специалистом по спорту — организовывал спартакиады, ГТО. У меня была каптёрка, где хранился инвентарь, и как-то туда заглянул Синявский: «У вас кружки не будет? Кое-что отметить надо». Дал кружку. Он: «А не найдётся ли у вас ещё гвоздя?» Нашёл гвоздь. Синявский нацарапал им на кружке свою фамилию: «Пожалуйста, пусть она моя будет, я ещё зайду» (смеётся).
Я пытался копировать Озерова, что-то выкрикивал. Мне казалось, это здорово, эмоционально. Синявский тут же одёрнул: «Володя, зачем вы шумите? Представьте, люди сидят на кухне, пьют водочку, разговаривают, а тут вы врываетесь по радио и портите им атмосферу».
А дальше... Спортотдел Радиокомитета тогда возглавлял Шамиль Мелик-Пашаев (племянник дирижёра Большого театра), и как-то он устроил бучу: корреспондент в отдел нужен, а штатную единицу занимает человек, который спартакиады проводит. То есть я. И отправил меня Мелик-Пашаев на 4-й этаж: «Там Синявский, Озеров, Гордеев (который за гимнастику), они с вами разберутся». Прихожу, сажусь на диван, у него подламывается ножка, и я лечу головой в стенку. Очухался, говорю: «Не знал, что у вас тут мустанг необъезженный, а то бы седло захватил». Синявский засмеялся: «Вроде и лоб цел, и за словом в карман не лезет. Беру его в ученики». Помню свой первый выход. Я пытался копировать Озерова, что-то выкрикивал. Мне казалось, это здорово, эмоционально. Синявский тут же одёрнул: «Володя, зачем вы шумите? Представьте, люди сидят на кухне, пьют водочку, разговаривают, а тут вы врываетесь по радио и портите им атмосферу. Какими словами они встретят? Конечно матом!»
Синявский был невероятный. Его рассказы про репортажи с фронта можно было слушать бесконечно. Это же он первым сообщил о пленении Паулюса в Сталинграде. Курская дуга, Севастополь, где получил ранение, потерял глаз... Синявский знал несколько языков, играл на рояле. А чувство юмора! Столько эпизодов смешных!
— Ваш любимый эпизод?
— «Лужники» только построили. Комментаторские кабины на самом верху, туалет внизу. А у Синявского всегда перед работой были позывы. До туалета не добежать. Что делать? Он выбил ногой вентиляционную решётку — и туда. И вот нам уже начинать репортаж, как в кабину врывается верзила в костюме: «Что тут творится?! Там правительственная трибуна — члены ЦК, Никита Сергеевич... На него покапало... Понюхали — моча! Главный инженер проверил, это из вашей кабины течёт». Синявский верзилу послал к чертям, вытолкал за дверь. Отвели мы репортаж. Снова этот тип является, только уже с виноватым видом: «Никита Сергеевич просит извинения, что вас потревожили... А того, кто тут всё так построил и туалеты не предусмотрел, мы уволим».
— С Озеровым тоже историй хватало?
— Полно. Приехали на чемпионат мира в Дюссельдорф, поселили нас в шикарной гостинице, понимаем: не рассчитаемся, надо искать жильё подешевле. На бензоколонке мне подсказали мотель на окраине. Поехали туда. Встречает нас пожилая дама с палочкой, проводит в дом. И тут Озеров бледнеет: «Ты куда меня привёл? Это же логово фашистов!» Смотрю — на стене фотография: хозяйка наша ещё молодая, руку ей целует Геринг, рядом Гитлер... Мне поплохело. И тут вдруг Озеров замечает другое фото: эстонский теннисист Тоомас Лейус на фоне мотеля. Чуть отлегло, раз Лейус тут останавливался, то, может, и ничего страшного. Потом разговорились с хозяйкой, она оказалась известной автогонщицей, до войны выиграла чемпионат мира — отсюда и поцелуи Геринга. Как-то предложила нас докинуть до Дворца спорта. Сели в авто, и она, считай бабушка, как погнала! Озеров только и успевал кричать: «Фрау, умоляю, тише!» Припарковалась со свистом, из машины мы вышли в полуобморочном состоянии. Больше к ней в машину не садились (смеётся).
— Несмотря на популярность, Озерова в 65 лет выгнали с телевидения. Почему?
— Есть такое слово — «зависть». Обычное дело что на телевидении, что в театре. Его мечтали поскорее спихнуть. Писали письма в ЦК, что устарел, надоел. Не хочу и вспоминать эту гадость. Озеров — это явление, человек фантастической доброты, огромного таланта. Я снимаю перед ним шляпу. Как и перед Синявским.
О современных комментаторах
В 2020 г. премия имени Вадима Синявского досталась Денису Казанскому, работающему на «Матч ТВ». Такой выбор сделали члены Российской ассоциации спортивных комментаторов (РАСК).
«Конечно, сегодняшние комментаторы отличаются. Раньше было больше эмоциональной стороны вопроса: какие-то сравнения, аллегории. Сейчас всё более профессионально, чётко, без особых отступлений, — говорит Писаревский. — В конечном итоге решают болельщики, что и кто им нравится. Но, на мой взгляд, много хороших ребят. Я бы тоже выделил Казанского. А ещё хотел бы отдать должное Юрию Розанову, который недавно ушёл (последние годы боролся с онкологическим заболеванием, умер в марте в возрасте 59 лет. — Ред.). Мы его в своё время с Евгением Майоровым отобрали на конкурсе. Очень высокий уровень у него был».
